Соседка против «немцев»

Владелец отеля «Гельвеция», автор книг «Записки отельера» Юнис Теймурханлы в качестве колумниста «Фонтанки» — о пользе кризисов.

На первом этаже отеля, недалеко от стойки ресепшен, расположено патио — крошечный дворик. Мы называем его «секретным».

Всего один стол с креслами утопает летом в зелени и цветах. А вокруг, как горы, плотно подступают стены соседних домов, по которым ползет высаженный нами виноград.

Постояльцы обожают этот садик — особенно летом. Попадая в него, гости немедленно хватаются за телефон и начинают фотографировать.

А двадцать лет назад в этот дворик выходили окна одной из последних не расселенных нами квартир — в бывшем жилом доме 11 на улице Марата. Там, где сейчас расположена гостиница «Гельвеция».

В квартире проживала одинокая пожилая женщина. Ее муж давно умер. Дочь вышла замуж и уехала с семьей на север.

Квартира была очень странной. И даже загадочной. С длинным коридором, односторонней планировкой, двумя небольшими, очень мрачными комнатами. И маленькой кухней. Все четыре крошечных оконца были немногим больше форточек обычного окна. И выходили на задний глухой двор.

Такие квартиры в советские времена обычно выделяли дворникам или отдавали в маневренный фонд. Окна в квартире были такими низкими, что можно было легко перешагнуть через подоконник.

Женщина обычно так и делала — чтобы быстрее оказаться во дворике. Ее дворике. Так она искренне считала. Она выходила в свой дворик именно так. Это было быстрее и удобнее, чем бегать вокруг дома.

Дом соседка обходила, только чтобы поймать посторонних, случайно забредших в ее уголок. Она бросалась им навстречу и громко отчитывала за посягательство на ее территорию. «Убирайтесь оттуда! Не стойте у моих окон! — кричала она. — Милицию вызову!»

Во дворике она разводила бесчисленных голубей и воробьев. Кормила кошек и целую стаю бродячих собак. Кругом были расставлены миски с остатками еды, свисали кормушки для птиц.

Конечно же, все вокруг было загажено счастливыми питомцами. Летом соседка возилась с цветами, высаженными в самодельных клумбах — из старых покрышек, дырявых ведер и каких-то банок.

В свою квартиру никого из соседей она никогда не впускала. Впрочем, никто и не пытался зайти к ней в гости. Поэтому никто об этой женщине ничего толком и не знал.

Каждый день рано утром она приоткрывала дверь и буквально выскальзывала из своего жилища. А возвращалась назад всегда с полными мешками всякого барахла, остатков еды, макулатуры и прочего мусора, собранного по всяким соседним ресторанам и ларькам и, видимо, на помойках.

Представить эту хрупкую сгорбившуюся пожилую женщину в коричневом драповом пальто и с вечным платком на голове без многочисленных мешков и авосек было невозможно. Ее родные приезжали в гости несколько раз в год — во время школьных каникул внучки. И квартира как-то оживала. А главное, начинала понемногу очищаться. Дети выносили горы мусора, делали уборку. А однажды даже навели порядок в ее дворике — вынесли множество обломков мебели, миски, ведра, банки и горы мешков. Ведь за многие годы безраздельного владения женщина превратила этот уголок в свалку.

Однажды оставшиеся в доме соседи видели ее в расстроенных чувствах. Она бегала по двору, плакала и громко звала своего любимого бездомного кота. Он был старый, с выдранными клоками шерсти и с огромным бельмом на глазу. Кот, видимо, где-то тихо помер — от старости. Но женщине мерещился заговор кого-то из соседей. Она считала, что ее кота специально отравили или прибили. И считала своим долгом обязательно найти живодера.

Как раз в это время мы заканчивали расселение дома.

Почти все жильцы уже выехали, и главными живодерами оказались, конечно, мы. Соседи называли нас «швейцарцами» — в честь моего тогдашнего бизнес-партнера, швейцарки. «Вот придут швейцарцы и купят нас. Остальных боимся. Вдруг на кладбище увезут, как тот самый бандит», — пугали друг друга соседи-старожилы. Они вспоминали какую-то давнюю историю, случившуюся еще до нашего появления в этом доме, якобы какой-то богатый покупатель увез на кладбище одну из соседок — одинокую пожилую женщину. Хотел прибрать к рукам ее квартиру.

Эта загадочная история долго работала на нас.

И вселяла в соседей доверие к нам — «швейцарцам», особенно в те «лихие девяностые». Пожилая женщина называла нас в «мирные времена» немцами. А в случае обид или «военных действий» — фашистами. Особенно, когда писала свои многочисленные жалобы в администрацию района.

«Они — фашисты, оккупанты. Приехали из Швейцарии. Убили моего кота. Выселяют всех соседей. Втайне роют яму под моей квартирой — хотят, чтобы я туда провалилась, — писала она в своей жалобе. — А главное — расселяют в доме шпионов». Так она называла иностранных гостей, которые останавливались в первых отремонтированных номерах в начале двухтысячных.

Разговаривать с женщиной о покупке квартиры мы долго не решались — понимали, что вести переговоры не имело никакого смысла. А договариваться нужно только с ее детьми. И в спокойное время.

И вот наступило долгожданное затишье в наших непростых отношениях. И «немцы» решились на разговор.

Мы дождались приезда детей, и наш агент пригласила на переговоры дочь женщины.

Первая встреча прошла безрезультатно. Дочь заявила, что «при жизни мамы этот вопрос решить не удастся».

Но повторили нашу попытку через год. Позвонили дочери и услышали радостную для нас новость — внучка решила поступать в вуз в Петербурге, и семья готова к переезду в город на Неве.

«Но жить с мамой мы не собираемся. Нам нужны две квартиры — одна для нее. Светлая, хорошая. Мама привыкла жить в самом центре. И с ремонтом, но только не на первом этаже. А вторая квартира обязательно просторная трехкомнатная — для всей семьи. И тоже с ремонтом».

Стоимость выставленных требований превосходила все наши ожидания в несколько раз.

Агент принялась уговаривать дочь реально оценивать ситуацию и предложила две квартиры. Небольшие, не в центре, но прямо у метро. С ремонтом и с оплатой всех расходов на переезд и обустройство обеих квартир.

Но семья категорически отвергла все предложения и продолжала настаивать на своих условиях.

— В конце концов, вы должны понимать, что представляет собой ваша квартира. Она худшая в доме. Это не квартира, а нора, — в сердцах бросила агент.

— Для каждого из нас его квартира лучшая и самая любимая. Вы оскорбили нас, не звоните больше. Вы не получите нашу квартиру. Никогда, — обиделась дочь. И перестала с нами общаться.

Мы действительно потеряли эту квартиру. И больше ни разу не встречались ни с кем из этой семьи.

Это был наш первый и единственный провал. За всю историю расселения непростого дома под будущий отель.

Через год мы узнали, что квартиру купил какой-то инвестор, который выполнил все требования семьи. Он вложил деньги в надежде на то, что рано или поздно перепродаст ее нам существенно дороже и заработает на разнице.

Семья благополучно съехала в 2006 году, а новый владелец повесил на двери замок и оставил ее до лучших времен.

Но случился кризис 2008 года, и представитель владельца в спешке связался с нами: «Ему срочно нужны деньги, и мой поручитель готов продать вам объект по себестоимости, но только, если вы готовы провести сделку немедленно».

Мы, конечно, согласились и купили долгожданную квартиру без всякого промедления. Ведь, в конце концов, ошибиться второй раз мы не имели права.