«Ведомственное лоббирование, которое падает на благодатную почву увлечения всем репрессивным». Вадим Клювгант о поправках в закон о полиции (фото)

Один из соавторов первого базового закона МВД РФ, адвокат Вадим Клювгант специально для «Фонтанки» разобрал нашумевшие поправки в закон о полиции — когда можно вскрывать и стрелять, и за это ничего не будет.

Правительство России внесло в Государственную думу поправки в закон о полиции, которые, как и предсказывала пресса ещё в апреле, существенно расширяют полномочия сотрудников МВД и снимают с них ответственность за негативные последствия их работы. Документ на 23 страницах опубликован в базе законопроектов парламента. Партнёр, соруководитель уголовно-правовой практики коллегии адвокатов Pen&Paper Вадим Клювгант, в прошлом следователь МВД, народный депутат России и участник подготовки пока ещё действующей Конституции в интервью «Фонтанке» проанализировал новые пожелания МВД и дал свою оценку происходящему.

— Вадим Владимирович, в пояснительной записке всё объясняется интересами самих граждан, а также правоприменительной практикой и мнением ветеранов МВД. Вы ветеран МВД. Нужно ваше мнение…

— Начну немного издалека. Я не только бывший сотрудник МВД, но и лицо пенсионного возраста, которому государство платит «огромную» пенсию в 15 тысяч рублей. Это к тому, что давно живу на свете и хорошо помню, что все самые… Надо же сказать дипломатично, а хотелось сказать «гадости и мерзости»… В общем, все самые одиозные решения периода советской власти всегда принимались исключительно «по многочисленным просьбам трудящихся». Цены повышались, сбережения сгорали, займы государство принудительно размещало, новая программа КПСС принималась или какое-нибудь постановление партии и правительства, которые никто не читал. Расстрелы и пытки тоже были «по многочисленным просьбам». Сегодня у нас такой ренессанс не лучших советских традиций наблюдается. Власти снова стремятся всё делать со ссылкой на интересы народа, ветеранов и так далее. Это значит, что мы должны быть всегда счастливы. Как в той сказке Леонида Филатова: «Утром мажу бутерброд, сразу мысль «а как народ?». И икра не лезет в горло, и компот не льётся в рот…» Ничего нового во всём этом нет. Но не дотягивают ребята. Даже в СССР умели всё это пропагандистское сопровождение делать поэлегантнее. Сейчас работают прямолинейно, агрессивно, втупую.

— Вы удивились, когда в апреле узнали о подготовке такого законопроекта? Тогда это была собственная информация журналистов, но всё подтвердил документ на сайте Думы.

— Неожиданности никакой я в этом не увидел. Немного отвлекусь, но это будет по теме. Ведь наша нынешняя «коронавирусная» ситуация обнажает всё, что в обычной жизни могло оставаться для кого-то ещё незаметным или несистемным. Сейчас же всё стало очень наглядно. И мы видим, каковы реальные приоритеты власти. Все меры по поддержке населения по факту не работают или всё ещё находятся в разработке. Готовят и анонсируют какие-то комплексные общенациональные планы, что-то ещё. Считаем «пакеты» мер по поддержке. Ждём их. Зато всё, что касается репрессивных мер, выскакивает сразу, с большим опережением, как чертенята из табакерки. Самые первые решения были про ответственность за новые деяния, которые очень быстро внесли в Уголовный и Административный кодексы. Тут же началась такая взрывная практика их применения, что даже пришлось сверху укороты давать. Сейчас очень удобный момент, чтобы под видом уточнений, упорядочивания, удовлетворения запросов ветеранов провести именно такой законопроект. Логика нерадостная, но и уже не удивляющая.

— Обращает на себя внимание тот факт, что документ подписан не премьером Михаилом Мишустиным, а врио председателя правительства бывшим помощником Владимира Путина Андреем Белоусовым. Просто совпадение?

— Ох, любите вы конспирологию. А я вот её не люблю. Моё оценочное суждение состоит в том, что эта инициатива не может не быть согласована высшим руководством. Хотя бы потому, что МВД — министерство «со звёздочкой», президентское. Просто удобного момента ждали. Видимо, сейчас решили, что он наступил. И я уже видел реплики из Думы с высокой оценкой этого законопроекта. А параллельно электронно-почтовое голосование вводится. Удобная сейчас ситуация для действий «под шумок». Если же кто-то вдруг окажется против, то это может быть только «неверная оценка событий» или «фейк» — как же иначе...

— Первая правка вносится в главу закона о полиции «Соблюдение и уважение прав и свобод человека и гражданина». Появляется новый подпункт после правил обращения и представления полицейского с гражданином. Он разрешает все правовые прелюдии оставить на потом, если возникают обстоятельства, «угрожающие жизни и здоровью сотрудника полиции или иных граждан, а также при необходимости незамедлительного пресечения преступления или административного правонарушения либо преследования совершивших их лиц». В чём цель этого послабления для сотрудника МВД?

— Первая же поправка наглядно иллюстрирует концепцию законопроекта в целом. Я вижу эту концепцию в максимальном размывании обязанностей и требований к полиции и сотрудникам полиции, и максимальном расширении их возможностей, в том числе по силовым действиям. В значительном количестве поправок, которые МВД через правительство принесло в Госдуму, добавляются всякие оценочные понятия. Это значит — принятие решения оставляется на усмотрение того, кто будет применять норму, т.е. полицейского. Чтобы он каждый раз сам решал, та эта ситуация или иная. Я бы ещё понял, если бы они оставили только слова про «угрозу жизни» сотруднику. Но они написали и про «здоровье». А мы знаем, что здоровье у сотрудников полиции, как и Росгвардии, очень хрупкое. И причинить вред их здоровью может даже бумажный стаканчик. Разнообразие и масштаб обстоятельств, которые сотрудник полиции может счесть угрозой здоровью– своему или «иных граждан», не ограничен ничем, кроме его фантазии. «Шёл прохожий, мимо летел бумажный стаканчик, я боялся, что он может до него долететь и причинить вред здоровью, поэтому не счёл возможным представиться перед задержанием». Готовый рапорт. Другой возможный вариант, тоже из жизни: «он стоял в угрожающей позе, поэтому ситуация требовала немедленных действий».

— Из той же статьи уходит обязанность полиции «обеспечить каждому гражданину возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы». Впредь полиция это просто «обеспечивает». Без слова «обязана». В чём выгода гражданина от этой новеллы? Законы же принимаются для улучшения нашей жизни. Ухудшать законы Конституция запрещает.

— Сразу скажу, что в этом законопроекте обязанности полиции изымаются неоднократно. Но, вообще-то, давайте не будем забывать, что сотрудники полиции — тоже граждане. И если под «гражданином» понимать именно сотрудника полиции, то для этих граждан выгода налицо. А если серьёзно, то эта обязанность полиции, которую мы сейчас обсуждаем, является прямым следствием, способом реализации конституционной гарантии, закрепленной в статье 24 Конституции: «Должностные лица обязаны обеспечить каждому возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено законом». И вот нам теперь показывают нечто совершенно иное. Вместо обязанности конституционного уровня мы получаем некое повествование, что-то про какой-то процесс «обеспечения». Что это значит — «обеспечивает»? Как достигается это обеспечение? Каков критерий оценки — обеспечено или нет? Нет ответов. И во всех местах, где из закона убирается обязанность, мы вместо неё получаем вот это повествование про некий процесс. За неисполнение или ненадлежащее исполнение обязанностей спросить можно. Можно привлечь к ответственности. За движение в процессе как спросить? Тебе всегда ответят: «А я в процессе был, обеспечивал — как мог, так и ознакомил гражданина с документами про него». Именно поэтому про выгоду для граждан от этой поправки можно говорить только применительно к гражданам в погонах МВД. Их обязанности перед теми, кого они призваны охранять, сокращаются и размываются, причём существенно.

— Если раньше полиция «в случае нарушения сотрудником полиции прав и свобод граждан или прав организаций» в пределах своих полномочий была «обязана принять меры по восстановлению нарушенных прав и свобод», то теперь просто «принимает»…

— Вот-вот, «принимал меры». Опять процесс вместо результата. Эта формулировка мне напоминает сценки из школьной жизни: «Иванов, ты урок выучил?». Ответ: «Я его учил». На уточнение, что спрашивают не о процессе, а о результате, ответ прежний: «Я учил». Это всё то же самое — размывание. Мало того, ещё и исполняется всё это в законопроекте «на троечку», как это стало частым в законодательной деятельности. К большому сожалению. Вообще, как известно, «во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь». Вот и я достаточно давно живу на этом свете, и многое в моей жизни было. Я же в прошлом не только милицейский следователь. После этого ещё довелось быть народным депутатом — членом первого парламента Российской Федерации, ответственным секретарём Комитета Верховного Совета России по вопросам законности и правопорядка. Именно наш комитет был головным при подготовке того самого российского закона о милиции, который благополучно просуществовал и вполне прилично работал до недавних пор, пока его не стали корёжить под конъюнктурные надобности.

— То есть мы не просто мнение ветерана МВД получаем, но и экспертную оценку соавтора самого базового закона об МВД в РФ?

— Раз уж вы так спросили — да, есть такой штрих в биографии. И наш закон о милиции заслуженно носил титул одного из самых сбалансированных российских законов, принятых в ту пору. Поэтому он и стал законом-долгожителем. Это была трудная и интересная работа. Мы в каждом ключевом моменте искали баланс. Каждая норма закона и в целом его концепция должны обеспечить правильный баланс между миссией полиции, её полномочиями для исполнения этой миссии, с одной стороны, и правами граждан — с другой. При этом есть механизм ответственности за превышение полномочий при выполнении задач милицией или полицией. Это всё непростая задача. И эта задача не может быть удовлетворительно решена в интересах общества, когда сама полиция пишет себе закон! У нас же, в те самые девяностые, которые сегодня подвергнуты тотальному поруганию, работа над законом о милиции велась в рабочей группе, где было, конечно, несколько представителей и самого МВД, и ведомственной науки, но они далеко не составляли большинства участников этой работы. И так было сделано специально — чтобы закон был сбалансирован. Сейчас же этот законопроект — творчество МВД, и правительство назначило заместителя министра внутренних дел представлять в его парламенте. Чистое ведомственное лоббирование, которое падает на благодатную почву увлечения всем репрессивным. Именно это характеризует сегодняшнюю практику нашего государства. Такова моя экспертная оценка, если угодно — оценочное суждение.

— Если в обсуждённых нами поправках можно усмотреть выгоду самой полиции, то снятие обязанности «использовать достижения науки и техники» о чём нам говорит? Разве полиции не выгодно быть к этому обязанной, а значит — обязательно тратиться на техническое перевооружение?

— Я не думаю, что изменение этой формулировки создаст какие-либо проблемы МВД в освоении бюджетов. (Смеётся.) Всё, что касается обеспечения силового блока бюджетным финансированием и прочими ресурсами, у нас делается в опережающем порядке — и в сроках, и в суммах. Мы это видим. Это общеизвестный приоритет государства. А почему они не хотят быть обязанными развиваться научно и технически? Не знаю. Может быть, потому, что обязанность — универсальное императивное требование. Ты всегда должен действовать так, чтобы эту обязанность исполнять. Теперь же у них появляется право выбора. В каком-то случае они не будут тратить время, усилия и свои расходные сметы на привлечение специалистов, а обойдутся традиционными «народными» методами, интуицией. Например, вместо проведения исследования специалистом напишут рапорт. Оперуполномоченный Х. увидел то-то и посчитал так-то, и потому сделал вот это и пришёл к такому выводу. Всё. Нормальный документ. Законный. А специалист со своими научными достижениями к какому ещё выводу придёт…

— Кстати, про экспертные оценки. Полицейские будут вправе проводить экспертизы не просто по уголовным и административным делам, а также «в ходе уголовного судопроизводства». Это зачем?

— И в этой, и в нескольких других нормах законопроекта я вижу заступание за рамки, за пределы предмета регулирования. Например, все вопросы, относящиеся к уголовному судопроизводству, регламентируются вообще-то не законом о полиции, а Уголовно-процессуальным кодексом (УПК), в котором об этом прямо сказано в первых же строках. И там, в УПК, сказано, как и что должно делаться, когда речь идёт о проверке сообщения о преступлении и о расследовании уголовных дел. И не может закон о полиции залезать в сферу действия УПК, конкурировать с ним и тем более -противоречить ему. Это может делаться либо из-за некомпетентности, либо для того, чтобы размыть требования к порядку получения доказательств. То, что сделано в соответствии с УПК, подлежит оценке в соответствии с УПК. А то, что сделано в соответствии с законом о полиции, это — «как сделано, так и сделано». Начнутся подмены одного другим и спекуляции вокруг этих подмен. А это ещё одна возможность для произвола.

— В права полиции вписывается «требование от граждан в случае их обращения назвать свои фамилию, имя и отчество». И проверка документов обратившихся. Пока просто проверка документов. Это как в системе ФСИН, ты будешь обязан бодро называть статью и срок, когда встретишь конвоира?

— А это нужно, чтобы каждый знал своё место. Из серии «ты кто такой, что тут ходишь, задаёшь вопросы?». Чтобы гражданин лишний раз подумал вообще, хочет ли он обращаться к сотруднику полиции с каким-либо вопросом или за какой-либо помощью. Прежде, чем он сможет рассчитывать на ответ, а тем более на помощь, от него попросят много всего. В неблагоприятном случае ещё и разденут. Для осмотра или досмотра. Если вдруг что-то не понравится в документах, личности, поведении, объяснениях. Опять перекос не в ту сторону.

— Законодательно вводится право полиции ограждать заборами места проведения массовых мероприятий. Я удивился, узнав, что многолетняя практика организации правопорядка на митингах с установкой заборов, оказывается, была незаконной?

— Это есть и в ныне действующем законе о полиции. Они по факту расширяют поводы, по которым они могут все эти заслоны и ограждения выставлять.

— В пункте о праве на досмотр граждан слова «при наличии данных о том» предложено заменить словами «если имеются основания полагать». А кто проверит обоснованность этого самого «полагания»?

— «Основания полагать» — это собственная мыслительная деятельность полицейского. Его собственная оценка ситуации. Ну, не понравился ему человек визуально — вот и возникли «основания полагать». А «при наличии данных» означает, что сотрудник полиции должен располагать некой фактической информацией, которая даёт ему основания действовать определённым образом. И про эти факты у него могут спросить, а он должен быть в состоянии их сообщить. А что спросить про «основания полагать», если они определяются исключительно мыслительными способностями и психологическими особенностями конкретного сотрудника полиции?

— В представленном законопроекте неоднократно термин «осмотр граждан» заменяется термином «личный осмотр граждан». Что меняет с точки зрения права приписка «личный»?

— А это вообще какой-то непонятный термин — «личный осмотр». Существует осмотр. Существует досмотр. Личный досмотр, в отличие от осмотра, означает, что не только внешне — визуально, без прикосновений производится обследование кого-то, а ещё и досматривается, например, содержимое карманов человека, багажа. Раздеться до трусов или полностью, выложить содержимое карманов или сумки — это досмотр. А что такое «личный осмотр»? Имеются основания полагать (!), что эта гибридная формулировка по сути приведёт к досмотрам под видом осмотров.

— Отдельный нюанс законопроекта — это замена «входа в жилище» на «проникновение»…

— Полицейские смогут никуда не входить! Они всюду будут только проникать! Любым доступным им способом! Совсем не обязательно пользоваться дверями и звонком около них, чтобы попросить открыть дверь. Можно проникать иначе…

— Проникновение в жилище теперь разрешается не только для задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления, но и для «для задержания лиц, застигнутых на месте совершения ими деяния, содержащего признаки преступления, и (или) скрывающихся с места совершения ими такого деяния, и (или) лиц, на которых потерпевшие или очевидцы указывают как на совершивших деяние, содержащее признаки преступления». Полезная детализация?

— Я бы сказал, что это приведёт к неограниченному расширению возможностей для произвола. Кто такой этот очевидец? Помните фильм «Мимино»: «Кто такой этот потерпевший? Чего он хочет?» А «деяние, содержащее признаки преступления» полицейский как будет идентифицировать и квалифицировать — тоже со слов очевидцев? Или на основании своего «революционного правосознания»?

— Обязанность отчитываться в течение суток перед прокурором за проникновение в жилище помимо воли владельца дополняется оговоркой «за исключением случаев, когда федеральным законом установлен специальный порядок уведомления». Что это меняет по факту?

— Если федеральным законом, то, может, и ничего страшного. Мне всё же хочется думать хоть о чём-то хорошем, глядя в эти страницы с текстом законопроекта. Например, если речь идёт об обыске, то производство обыска может быть связано с проникновением на объект, в жилище или куда угодно. Для этого есть свой порядок уведомления, судебного разрешения, в неотложном случае — последующего одобрения. Он предусмотрен федеральным законом — УПК. Если имеются в виду вот такие добросовестные ситуации, тогда это не проблема. Но если вдогонку за этой нормой мы увидим какой-нибудь отдельный закон, который нас неприятно удивит, что ж… Не могу и этого исключить, с учётом всего вышесказанного. Вообще, в нескольких местах законопроекта, когда перечисляется, чем должен руководствоваться сотрудник полиции, появилась такая характерная дописочка. Начинают с упоминания федеральных законов, а заканчивают через запятую указанием на «требования нормативного акта федерального органа исполнительной власти, ответственного за…». То есть — на внутренние документы самого МВД. Вот где кроется очень серьёзная опасность. Ведомственные нормативные акты — это, во-первых, «своя рука владыка». А во-вторых, далеко не все ведомственные акты того же МВД публикуются. Есть такие, которые вообще не подлежат опубликованию. Как можно воздействовать на граждан, ограничивая их права и свободы, руководствуясь этими актами, если они не были опубликованы? А самое главное, как можно требовать от граждан соблюдения таких актов? Как можно соблюдать то, что не опубликовано? Это, казалось бы, аксиома. Этот же законопроект, похоже, претендует на эксклюзив. Он в некоторых местах предусматривает исключения из аксиомы. Это опасная история.

— Добавляется фактически целая статья про вскрытие авто: для спасения жизней, обеспечения безопасности граждан при массовых беспорядках, для задержания подозреваемых, для проверки транспортных средств на предмет запрещённых грузов, «если имеются основания полагать»…

— Всё в кучу свалено! «Основания полагать» — это мы уже с вами обсудили: всё, что сержанту показалось, то и есть «основания полагать». Авто и раньше вскрывали. Например, если мы посмотрим ныне действующий закон о полиции, то там есть, например, пункт 14 части 2 статьи 21, где сказано о том, чем может пользоваться сотрудник — «средства разрушения преград». И мы прекрасно знаем, что у полиции такие средства есть, и они ими пользуются. Но тут определённый случай и чёткий закрытый перечень. Теперь же всё свалили в кучу. Мы, например, знаем, что достают маленьких детей, оказавшихся запертыми в машине, сотрудники МЧС — спасатели. Они же вроде у нас не ликвидированы и никуда не делись, приезжают по вызову не дольше полиции. Телефон у них единый. У спасателей есть для этого и навыки, и оборудование. Что мешает сотруднику полиции действовать для спасения так, как сейчас? Зачем в этих же целях давать полиции право всё вскрывать? Что за проблема решается такими новшествами? Это никак не объяснено. Если речь идёт о том же самом задержании, обыске и так далее, т.е. о действиях по раскрытию и расследованию преступления, то это тоже урегулировано соответствующим образом в специальном законе. Особо хочу сказать про массовые беспорядки: сотрудник патрульной службы полиции сам будет решать, что имеют место именно массовые беспорядки? А как насчёт доказывания всех признаков этого состава преступления (а он, кстати, не самый лёгкий в доказывании)? Только одно объяснение приходит в голову, зачем они всё это пишут через запятую. Чтобы можно было это делать всегда, когда есть «основания полагать». То есть, всегда, когда сотрудник полиции посчитает нужным и возможным это сделать. Нет у меня другого объяснения.

— При этом сотрудник полиции вправе не представляться, если торопится. А если нет хозяина, то достаточно просто ему в течение суток потом сообщить: вашу машину вскрыл полицейский, всё ок.

— Конечно. У него же были «основания полагать», что это неотложная надобность. Вот он и разрешил её в рамках закона! И ищи его потом.

— При этом сотрудник полиции не несет ответственности за вред при вскрытии, если мера была применена на законных основаниях. Кто мне заплатит за разбитое «лейтенантом П.» авто, если ему вдруг покажется, что он должен был именно на моей машине погнаться за тем, на кого указали очевидцы?

— Абсолютно логичный вопрос! Такое регулирование вносит противоречие в ситуацию. Обязательства по возмещению вреда у нас, в общем-то, законами давно урегулированы. И основание, и порядок. В том числе и вреда, причинённого государством и его должностными лицами. Это целый большой правовой институт. И совершенно непонятно, как в него впишется эта новелла, а значит — кто и как впредь будет отвечать за такой ущерб. А раз непонятно, значит, опять констатируем отсутствие системного единства в законодательстве. Любое противоречие в законах — это всегда лазейка для произвола. И будет бегать, например, Коля Нелюбин по кругу, от лейтенанта к полковнику, оттуда в суд и обратно, вот и все.

— И все скажут: мы соблюдали закон.

— Да. А ты, скажут, сначала докажи, что мы не соблюдали закон, и пусть суд подтвердит, что мы действовали незаконно. И тогда… И так далее, со всеми остановками. И кстати, 13 страница этой «прелести», пункт 1.1.: «Сотрудник полиции не подлежит преследованию за действия, совершенные при выполнении обязанностей, возложенных на полицию, и в связи с реализацией прав, предоставленных полиции, если эти действия осуществлялись по основаниям и в порядке, установленным федеральными конституционными законами, настоящим федеральным законом, другими федеральными законами и… (а вот теперь — внимание на экран!) …иными нормативными актами, составляющими правовую основу деятельности полиции». Вот они достанут из сейфа какую-нибудь свою секретную инструкцию или инструкцию «для служебного пользования», помашут ею издалека и скажут, что действовали в соответствии с этим «нормативным актом, составляющим правовую основу деятельности полиции». Куда пойдём?

— Это страх или профессиональная деградация?

— Лучше спросить об этом авторов, но они, конечно, не скажут о себе, что они деграданты или что трусят. Я думаю, что это такая гремучая смесь бесконтрольности, вседозволенности, страха и деградации. И очень важно, что это такое их собственное психологическое ощущение: это их страна, и они в ней хозяева. Они тут главные. К сожалению, в нашей отечественной истории это слишком часто бывало. И каждый раз слишком сильно ударяло по стране и по человеческим судьбам…

— Стрелять на поражение впредь можно не только когда «оппонент» полицейского стремится прикоснуться к оружию, но и когда есть «иные действия, дающие основание расценить их как угрозу нападения на сотрудника полиции». Будем как в США теперь? Так и надо, говорят любители сравнивать РФ и Америку.

— В Америке, когда человека в неотложных случаях «крутят», надевают наручники или даже применяют спецсредство «палка обыкновенная» (как это у нас называется), ему в это самое время разъясняют его права. Именно в этот самый момент. И «правило Миранды» — право на звонок при задержании — мы заимствовали в свое законодательство из той самой Америки. Тамошний полицейский в ответ на просьбу о помощи или на вопрос: правильно ли я еду (иду), документы не потребует и «личный осмотр» проводить не станет. Скорее сам спросит, не надо ли чем помочь. И поможет. А ещё в Америке есть куда обратиться с жалобой на полицейского. И есть реальные основания полагать, что нарушенное право будет защищено, а нарушитель этого права привлечен к ответственности. Это место там называется суд, в котором на самом деле есть состязательный процесс равноправных сторон (если не заключается сделка). В нашей же ситуации вседозволенности силовиков, и когда, например, председатель крупнейшего в стране суда — Московского городского в интервью говорит, что если у них есть показания сотрудника полиции и гражданина, то они верят сотруднику полиции… И насколько помню, Ольга Александровна Егорова не опровергала эти свои слова как неправильно понятые или вырванные из контекста. А главное, что практика повсеместно подтверждает именно этот подход: «у суда нет оснований сомневаться в показаниях сотрудника полиции». Это уже просто мем, кочующий из приговора в приговор. Так что, если мы хотим сравнивать, надо это делать корректно, в системе. А про стрельбу… При таком регулировании они, конечно же, будут стрелять больше и чаще. Предлагаемая формулировка дает такую возможность и даже провоцирует к этому. Это распространение концепции размытой ответственности и размытых полномочий на самые острые вопросы, самые критические полномочия сотрудников полиции. Только они никак не хотят понять, что это же может рикошетом ударять и по ним самим. Позволю себе снова дать совет: ребята, на себя примеряйте то, что вы творите. Сегодня вы при погонах и при должностях. А завтра по разным причинам вы станете такими же, как все. Вот и примерьте на себя — понравится вам, что с вами так будут обращаться? Не устаю это повторять.

Николай Нелюбин, специально для «Фонтанки.ру»