Главный врач «Зенита»: Праздновать чемпионство два месяца – непозволительная роскошь (фото)

Михаил Гришин работает в «Зените» четверть века. Перед отъездом на тренировочный сбор петербургского клуба отдел спорта «Фонтанки» выяснил: что с коленом Александра Кокорина, как Юрий Жирков и Артем Дзюба вернулись в строй без операций и почему главный врач команды не мог драться в Краснодаре.

– Прошлый сезон в петербургском клубе начался с того, что Сергей Семак провернул ряд кадровых решений. В частности, в «Зенит» из годового отпуска вернулся ты. Как ты попрощался с «Зенитом» в мае 2017-го и как ты вернулся в кабинет главного врача?

– Попрощался я следующим образом: был назначен новый главный врач. Мне предложили перейти в баскетбольный клуб «Зенит»: врачом, главным врачом или координатором медицинской службы. Но я не видел себя в баскетболе абсолютно. Подумав, я решил закончить свою работу в клубе. Ушел на вольные хлеба, так скажем. Было непривычно: не приезжать в 9 утра на базу.

– У тебя 25 лет стажа.

– Да. Я забрал вещи, подписал документы. Год прошел, с одной стороны, долго и мучительно. С другой стороны – весело. Если бы знал, что я вернусь, то к этому отпуску я бы относился чуть иначе. 1,5 месяца я отсыпался, ездил на рыбалку, ездил учиться: прошел курсы по спортивной медицине и физиотерапии, занимался самообразованием, лечил людей в одной из частных клиник.

– А потом позвонил Сергей Богданович.

– Да, я читал прессу и понимал, что возможны перемены. По ходу сезона мне звонили из пары клубов премьер-лиги с предложением совместной работы. Название клуба озвучивать не хочу: зачем это главному врачу, который там работает? Мы почти договорились, но с условием: если позовет «Зенит», то я пойду в «Зенит». И потом позвонил Сергей Богданович. Мы встретились, он сказал, что хотел бы меня видеть в качестве главного врача. Я, естественно, был согласен на 100%.

– За год твоего отсутствия что-то изменилось на базе?

– Я испытал счастье возвращения домой. Все люди, которые работают в медицинском штабе, – это те люди, которых я принимал на работу. С главным тренером я могу быть абсолютно откровенен и знаю, что он поймет меня в любой ситуации. С удовольствием еду на работу; знаю, что меня ждут трудности, но их решать – это моя ответственность. К сожалению, врач не всегда приходит с хорошими новостями, мол: «У нас все здоровы и даже здоровее, чем здоровы». Чаще мы идем к главному тренеру с новостями другого толка.

– Все отмечают, что Семак создал на базе не только чемпионскую команду, но и коллектив единомышленников.

– Абсолютно точно. Нет ни одного человека, который при неудаче изображал бы ухмылку. Все хотят победы и помочь главному тренеру и клубу на доверенном участке работы. Это и есть атмосфера удовольствия от работы: не все получается, могут быть обидные поражения или травмы или проблемы с реабилитацией. Но желание помочь и вложить часть своей души в общую победу однозначно присутствует.

– Когда в прошлом году сезон начался, отпуск у сборников был 5 дней. Насколько тяжело вкатываться в работу после такого интенсивного года?

– Очень тяжело. В первую очередь психологически. Потому что после проделанной большой работы хочется выдохнуть. Организму требуется перезагрузка, чтобы вновь приступить к ответственному делу. Но я прекрасно понимаю главного тренера, которому нужно строить новую команду и у которого каждый день на счету.

– Сейчас мы в такой же ситуации: у Магомеда Оздоева, Артема Дзюбы и Андрея Лунева не будет отпуска вообще. Как быть?

– Отпуск у них будет, просто короче. Это спортсмены высокого уровня.

– Ну ты пресс-релиз включаешь.

– А как? Дать им месяц отпуска и ждать их к 5-му туру? Тут разговор про мастерство тренера. Мы чем сможем – поможем. Важнее, как дозировать нагрузку, как подвести к чемпионату. Я уверен, что у Богданыча есть идеи на этот счет. Не случайно он в мае дал неделю отпуска. Понятно, что это неполноценный отпуск, но из имеющихся возможностей Семак выбрал максимум: дал побыть вне команды, вне спорта, с семьей. Деваться тут некуда: праздновать чемпионство два месяца – непозволительная роскошь.

– Много лет идет дискуссия на тему: в годы больших турниров наблюдают определенную корреляцию между плотностью календаря и количеством травм. Ты ее видишь?

– Усталость – один из факторов, который влияет на травматизм. Чем больше игр, тем выше риск травматизма.

– С трибун показалось, что команда потеряла свежесть к середине октября. Это, как мне показалось, влияло и на результат. Это тоже последствие чемпионата мира?

– Был тяжелый отрезок, это правда. Но сказать, что это результат чемпионата мира, я не могу. На такой вопрос я не хочу отвечать однозначно.

– Это свойственно представителям твоей профессии.

– Да, мы чаще всего бываем осторожны. В спорте самое важное не то, как ты выглядишь, а какой результат. Поэтому если не было результата, то и спорить тут не о чем.

– Я отдельно обратил внимание, что все, что касается здоровья футболистов, в этом сезоне покрыто туманом. Ни один диагноз не прозвучал, на вопросы о характере травм Семак не отвечал. По косвенным признакам мне показалось, что в случае пары футболистов, столкнувшись со сложными травмами, игроки предпочли избегать операционного вмешательства. В одном случае это сработало, а в другом все-таки пришлось делать операцию.

– Да. Есть абсолютные показания к операции. А есть травмы, при которых операция не гарантирует излечения. Бывают ситуации, когда после операции мы сталкиваемся с еще большими проблемами. Вот Юрий Жирков.

– Это один из футболистов, кого я имел в виду в вопросе.

– У него была крайне сложная ситуация. После чемпионата мира мы посылали снимки четырем консультантам из зарубежных клиник. 4 из 4 сказали, что надо оперировать. Гарантий, что после операции побежит, как 25-летний, никто не мог дать. Большое спасибо нашим физиотерапевтам, реабилитологам, которые все-таки его восстановили. Это уникальный случай. Учитывая возрастные изменения, такое консервативное лечение, которое дало результат, – это достижение.

– Лазарет по ходу сезона всегда был полон. Это стечение обстоятельств или неудовлетворительная оценка вашей работы?

– Ну если вы уже посчитали со своими коллегами, то вы, полагаю, уже пришли к какому-то мнению? Я был бы счастлив считать характеристикой своей работы удовлетворенность результатом. К сожалению, травмы футболистов были, есть и будут. В любом виде спорта. Есть статистика по возникновению травм у футболистов, которая обсуждается на разнообразных медицинских конференциях. Есть статистические нормативы: условные 15 мышечных травм на команду, которая играет 50 матчей в год. Ведется учет повреждений среди команд, принимающих участие в Лиге чемпионов, такие отчеты называются Injury studies. Благодаря этим отчетам мы получаем возможность сравнить травмы футболистов «Зенита» с другими участниками Лиги (название других клубов засекречено). В частности, есть показатель: количество человеко-часов, которые футболист пропустил в тренировочном процессе из-за повреждений. И вот после изучения таких отчетов появляется возможность обсудить с тренерским штабом: вот у наших соперников такое количество пропущенных тренировок, а у нас – такое. Может быть, есть смысл учитывать эти данные в тренировочном процессе? Начинается дискуссия. А есть другой показатель: процент футболистов, не готовых к игре. В общем, оценивать свою работу как плохую я не могу. Наличие травмированных в лазарете еще не показатель работы главного врача.

– Один из героев сезона – Артем Дзюба. Год назад звучали слова о том, что его ждет операция в клинике, сертифицированной ФИФА. За это время Дзюба успел ударно провести чемпионат мира, выиграть золотые медали, и, судя по всему, операция ему в итоге не понадобилась.

– Мы обсуждали в предыдущих абзацах, что иногда полезней воспользоваться возможностями восстановления, помимо операционного вмешательства. Потренировался в «Зените-2» и поправился сразу. Я думаю, это не медицинский вопрос. Отдельно отмечу: Дзюба был проконсультирован рядом ведущих врачей, специализирующихся на травмах колена. Особого лечения ему не потребовалось.

– По итогам чемпионата у меня сложилось впечатление, что травматизм в лиге пошел вниз. Из весеннего отрезка только нокдаун Плиева в игре с «Ростовом» вспоминается.

– А насколько глубоко ты изучал ситуацию с травматизмом?

– Судя по всему, недостаточно глубоко.

– Я привел пример правильного подхода к обсуждению таких тем на основе отчетов вроде Injury studies. Команда провела тренировку, такие-то не тренировались из-за повреждения задней поверхности бедра, такие-то – из-за повреждений голеностопного сустава. Вот тогда можно будет посчитать: из-за травм голеностопа в команде Х пропущено 56 часов в сезоне, а в команде Y – 92. Вот тогда можно будет корректно сравнивать. Ощущения твои у телевизора ни с чем не сравнить, это не статистика. Должны быть цифры. Не всех уносят на носилках, некоторые травмы видятся только на следующий день.

– Понятно, что комментировать действия коллег я тебя не прошу, но в эпизоде с тем же Плиевым в игре «Ростов» – «Зенит» удивило, что парню с очевидным сотрясением разрешили остаться на поле и заменили только через несколько минут. Это самоотверженность футболиста?

– Да. Есть критерии, которыми руководствуются врачи: сотрясение мозга это или нет. Как зрачки выглядят, как футболист реагирует. В «Зените» был случай: игрок получил в подбородок и утверждает, что в полном порядке. Хотя сам забыл, что было непосредственно перед игровым эпизодом. А после игры невролог не увидел никаких признаков сотрясения. Бывают такие моменты, к сожалению. Можно назвать это ошибкой, а можно – стечением обстоятельств. «Док, я в порядке, вижу все три пальца, которые вы показываете, фамилия моя такая-то, вас зовут так-то» – в полном адеквате, зрачки без нистагм, а на самом деле сотрясение. В «Ростове» работает очень хороший доктор, Володя Хохлов, мы знакомы много лет, он один из немногих, кто успел отучиться на факультете спортивной медицины в Тарту, еще в СССР. Я знаю его уровень и квалификацию, и если он не заменил игрока сразу, значит, у него были все основания для этого. У УЕФА есть рекомендации, сколько времени нужно для адекватной оценки ситуации травмированного футболиста, – 3 минуты. Но есть конкретная ситуация: игрок может рваться обратно на поле, тренер может требовать разобраться побыстрее. Помнишь, как было в случае Жозе Моуриньо и Евы Карнейро? Или пример с Оздоевым в Краснодаре? Перрейра нанес сильный удар по лодыжке сзади. Мы подбегаем, видно, что боль дикая, я сразу говорю в рацию: «Готовьте замену». Было понятно, что это не тактическая игра. На повторе же все видели, как нога изогнулась. Это больно. Но острота прошла, и доминанта у футболиста – бежать-помогать.

– Ты, кстати, успел попихаться в технической зоне в Краснодаре?

– Нет, есть фотография, на которой хорошо видно, как я стою в стороне с открытой медицинской сумкой – мало ли кому-то придется помочь. Я же врач. Я должен сохранять хладнокровие.

– Ты же давал клятву Гиппократа.

– Они попихаются, а от меня ждут не эмоций, от меня ждут реальной помощи, если она понадобится. Оценят помощь, а не то, что я втащил кому-то или не втащил.

– Разминка перед матчем, Ракицкий в упражнении наносит травму Азмуну, и весь стадион думает, что будет замена. Что делать?

– Бывают такие истории. Это часть профессии. Забинтовали ногу поплотнее, заморозили. Если посмотреть на тех же корейцев с их идеей Чучхе: ребята не большие, не мощные, но есть морально-волевой стержень. Чаще это важнее, чем физическая мощь.

– В «Зените» за последние 1,5 года три травмы крестообразных связок: Маммана, Кокорин, Нобоа. Мы ведем эту беседу последние 10 лет, и ты меня всегда убеждал, что если тренер не заставляет игроков приседать со штангой, то такие травмы – это стечение обстоятельств. В них сложно увидеть систему.

– Мы с этого начали. Уставший футболист более подвержен травмам. Приседание со штангой в 6 утра 1500 раз или 1000 прыжков до завтрака однозначно увеличивают вероятность повреждения, тут спорить не о чем. Есть же тезис: во всем нужна умеренность; и даже в умеренности. Есть оптимум, который сложно найти, но у хороших тренеров это получается. Я бы похвалил и главного тренера, и тренеров по ОФП: в этом сезоне у нас не было завалов с мышечными травмами.

– В этом сезоне вы впервые работали с врачом-реабилитологом – Марией Буровой. Как вы делите ответственность?

– Ответственность никуда не делась. Если мы вместе хорошо работаем, то есть результат? Кто должен забивать голы? Все, кроме Лунева. У нас тоже есть команда. Мы собираемся каждое утро вот тут, в кабинете главного врача. Выслушиваем друг друга, распределяем задачи на рабочий день, обсуждаем динамику восстанавливающихся, дальше каждый начинает заниматься своим делом. Маша прекрасно проводит огромную часть работы по реабилитации, никаких конфликтов у нас не бывает и быть не может.

– Последний вопрос, от ответа на который ты попытаешься уйти. Грустная ирония судьбы: день игры против «Динамо» ты начал в СИЗО, куда ты отправился к Александру Кокорину. Понятно, что будущее этого сюжета нам неизвестно. Но вопрос простой: в каком состоянии ты увидел колено Кокорина?

– Я сделал запись в его медицинской карте. Копия есть у меня, есть в клубе. Был дан ответ на адвокатский запрос о состоянии его колена. Оценив состояние, я дал свои рекомендации, потому что я прекрасно помню колено Кокорина в начале октября, как мы его видели, как мы его тестировали.

Беседовал Федор Погорелов, «Фонтанка.ру»