«Собчак пригласил к себе Кондрашина, и тот приехал в штанах с обвисшими коленками». История ленинградского гения от баскетбола (фото, видео)

Его боготворили воспитанники и ненавидели враги. Он был кумиром миллионов, но сам жил просто и после себя почти ничего не оставил. Ровно 91 год назад он родился в городе Ленинграде. Отдел спорта «Фонтанки» вспоминает легендарного тренера Владимира Кондрашина, творца одной из главных побед отечественного спорта.

Владимир Кондрашин возглавил баскетбольный клуб «Спартака» в 1967 году. Тогда ему было всего 38 лет – в те времена юный возраст для тренера. Но он сразу же изменил правила игры в советском баскетболе, а спустя всего пять лет сотворил чудо на Олимпиаде в Мюнхене.

Детство Кондрашина прошло на Пушкинской улице, неподалеку от Лиговского проспекта – одного из самых опасных мест города в то время. На память о тех временах у тренера на всю жизнь остался след: шрам от ножевого ранения на груди.

– В то время он курил и ругался матом, потому что был лиговской шпаной, – рассказывал в одном из интервью Алексей Самойлов, петербургский писатель и знакомый Кондрашина. – В свое время папа-банщик очень сильно набил ему по зубам и сказал: еще раз услышу – убью. И всё, с тех пор он никогда больше не матерился.

Папа работал истопником в бане при их доме. По рассказам, суровый человек, старой закалки. Любил выпить. Чуть что – начинал пороть ремнем. Будущий чемпион Олимпиады уже тогда проявлял смекалку: подкладывал книгу под штаны и делал вид, что кричит от ударов. Папа иногда напивался до такого состояния, что не мог выйти на работу. Тогда за него выходили Кондрашин с мамой: лишь бы отца с работы не выгнали.

Когда началась война, Кондрашину было 12 лет. Отец ушел на фронт, Владимир Петрович с матерью и двумя сестрами остался в квартире на Пушкинской. От холода, который в первый год блокады для многих стал смертельным, спасали те самые бани на первом этаже. Несмотря на войну, бани продолжали работать, согревая весь дом. Ели столярный клей, заедали капустными листьями – последние остатки урожая.

– Когда проложили Дорогу жизни, его вместе с другими детьми вывезли к бабушке в Рязанскую область, где он пробыл до конца войны, – рассказывает «Фонтанке» вдова Кондрашина, Евгения Вячеславовна. – Потом ему даже не хотелось возвращаться. Он там работал на лошади. Когда вернулся в город, уже пошел учиться в вечернюю школу.

Кондрашин освоил специальности водопроводчика и токаря. В свободное время занимался хоккеем и футболом. Играл в полузащите, и играл жестко. В 17 лет – игрок сборной Петербурга по хоккею с мячом. Спортивную карьеру прерывала служба в армии. Младший сержант Кондрашин проходил её в Ленинградском военно-топографическом училище. Там-то в его жизни и появился впервые баскетбол.

После демобилизации окончил техникум физкультуры, начал играть за ленинградский «Спартак» – посредственную команду даже по городским меркам. Его рост всего 175 см, но это не мешало Кондрашину стать одним из лучших снайперов клуба. Играя за «Спартак» в чемпионате города, познакомился со своей будущей женой.

– Когда мы познакомились, он выглядел как американский киноактер, – вспоминает Евгения Вячеславовна и улыбается. – В 52-м году только на Зимнем стадионе была баскетбольная площадка. И там по субботам и воскресеньям проходили первенства города. Я играла за «Динамо», а он за «Спартак». Вечер, переодеваемся в гардеробе. Петрович, как его еще называли родные и близкие, подскакивает и подает пальто. Наши взгляды встретились, и меня как будто прожгло. И всё. После этого мы начали встречаться.

В 1953 году они поженились, а в августе 54-го родился сын, которого назвали Юрием. Вскоре малышу поставили диагноз – детский церебральный паралич. Врачи были беспощадны: мальчик никогда не сможет ходить. Кондрашин тяжело переживал недуг сына.

– Когда Петрович окончательно понял, что надежды нет, он очень изменился, – говорит Евгения Вячеславовна. – Он стал более суровым, стал к Юрке более строго относиться, хотя до этого тоже баловал. Мне-то сына всегда жалко было. Петрович меня еще обвинял, что я лодыря воспитываю. Он хотел, чтобы сын, несмотря на болезнь, вырос сильным и достойным человеком. Он его все время заставлял что-нибудь учить, уроками с ним занимался.

Постепенно Кондрашин начал подрабатывать тренером в спартаковской школе. Ездил по школам и искал таланты. Одна из таких поездок стала судьбоносной. В коридоре одной из школ он встретил мальчика – выгнали с урока. Тренер сразу прикинул, что парень должен вытянуться под два метра, а в глазах разглядел ум.

– Хочешь в баскетбол играть? – спросил Кондрашин.

– Да у нас играют тут, – ответил мальчик. – Там все толкаются, я этого не люблю.

– У нас другой баскетбол – значит, придешь.

Это был Александр Белов, будущий герой Олимпиады в Мюнхене. За три года Кондрашину удалось привить мальчику безудержную любовь к баскетболу. Когда Петрович стал тренером «Спартака», он сразу взял к себе Белова, и тот с первых игр заставил говорить о себе весь Союз.

– У меня два сына – одного зовут Юра, а другого Саша Белов, – говорил Кондрашин. – Обоих и люблю, и ругаю одинаково.

Кондрашин был одержим баскетболом. Бывало, вскочит посреди ночи и начинает что-то записывать в блокнот.

– Что ты делаешь? – спросила в один из таких моментов жена.

– Мне приснилась комбинация, и я при ее помощи игру во сне выиграл.

«Спартак» под его руководством быстро дорос до одного из лидеров советского баскетбола. Всего через год после прихода Кондрашина красно-белые заняли четвертое место в чемпионате СССР, в 69-м выиграли бронзовые медали, а в 70-м – серебряные.

В 1970 году Кондрашин возглавил сборную СССР, сменив на посту тренера Александра Гомельского. Их противостояние только начиналось. В первом же крупном турнире, которым стала Универсиада в Турине, национальная команда под руководством Кондрашина выиграла серебряные медали, уступив в финале только американцам.

Само по себе решение отдать сборную Кондрашину было уникальным. Наставник такого уровня должен был быть членом партии. Петрович не был и не собирался им становиться.

– Тогда быть тренером сборной и не состоять в партии было действительно нонсенсом, – говорит Евгения Вячеславовна. – Была такая история. Они приехали как-то на турнир в США. А в Америке тогда жило много эмигрантов из Прибалтики. И капитан сборной Модестас Паулаускас попросил Петровича отпустить его к родственникам. «Я не имею права этого делать, но я тебя отпущу при условии, что ты вовремя придешь», – сказал Петрович. А тогда со спортсменами за границу всегда ездил специальный человек, который следил за всеми. И вот он узнал, что Петрович отпустил Паулаускаса, пришел и стал кричать, что его лишат за это партийного билета. Кондрашин на это ответил: «Я Паулаускасу верю больше, чем вам. А партийного билета у меня все равно нет и никогда не было». Модестас не подвел и вернулся в положенное время. Почему не вступал в партию? Не знаю. Он всегда отвечал так: «А зачем?»

Писатель Самойлов рассказывал, что на предпоследних сборах перед Олимпиадой Кондрашин сказал: «А сейчас попробуем набрасывать на кольцо через всю площадку». У кольца был только Белов, а метатели менялись. «Зачем?» – удивлялись игроки. «Может создаться такая ситуация, что на последних секундах надо будет метнуть мяч. Тут Сашка схватит и забьет». А потом произошел тот самый финал, в котором эта комбинация принесла золото.

Равной по значению победе на Олимпиаде Кондрашин всегда лично для себя считал золото чемпионата СССР 1975 года. В 70-е «Спартак» потеснил таких грандов советского баскетбола, как киевский «Строитель», «Жальгирис», тбилисское «Динамо». Непобедимым оставался только ЦСКА. «Спартак» долго не мог обойти армейцев, оставаясь лишь вторым. В какой-то момент для Петровича желание обыграть ЦСКА стало идеей-фикс.

И вот настало 31 марта 1975-го. Решающая игра с ЦСКА. «Юбилейный». На 7-тысячный стадион набилось почти 10 тысяч болельщиков. В тот день все шло не так. Пошел дождь, Кондрашин не смог завести машину, потом ему встретилась женщина с пустым ведром. От отчаяния он даже вернулся домой, но жена с сыном отправили его обратно. Игра не заладилась. Во втором периоде «Спартак» проигрывал ЦСКА 17 очков. В итоге ленинградцы вырвали победу в фирменном стиле Кондрашина на последних секундах со счетом 78:77.

Эта победа принесла ему много поклонников по всей стране. Для Ленинграда Кондрашин стал настоящей иконой. Но он ни разу не воспользовался своим положением ни для того, чтобы выбить какие-то условия для игрока, ни для себя самого. Все свое время он посвящал работе. Семье почти ничего не оставалось.

– Когда ему в 70-м году сказали, что нужно переоформиться из «Спартака» в сборную, он ответил: «Да подумаешь, 200 рублей разницы. Мне некогда возиться со всеми этими бумагами», – вспоминает его жена. – Так он и остался приписан к «Спартаку», а сборную, получается, бесплатно тренировал. Хотя по тем временам это были нормальные деньги. Сколько мы жили, он ни разу в отпуске не был. Когда сезон заканчивался, он уезжал в спортивный лагерь в Токсово, с молодежью заниматься. Поначалу ругались даже из-за этого. Вот одна показательная история. Мы снимали дачу в Шапках. Мы с Юрой там знали всех вокруг. Все соседи думали, что я мать-одиночка. Вова приезжал только между пересменками в лагере и то сразу ехал в город. И лишь однажды он приехал к нам в Шапки вместе со всеми игроками. Это было уже после Олимпиады. Когда местные увидели Сашу Белова, у всех подбородки отвисли. Мой сосед, Владимир Иванович, говорит мне: «Женя, по-моему, это Кондрашин Владимир Петрович!» – «Да», – говорю. «А почему он приехал к нам?» – «Так это мой муж!» – «Да вы что?!»

Смерть Белова в 1978 году стала серьезным ударом для Кондрашина. Это событие по сути разделило карьеру тренера на до и после.

– Я впервые увидел, как папа рыдает, – рассказывает сын Юрий. – Это так страшно! Сейчас вспоминаю – и вздрагиваю.

Белов был не просто лучшим игроком команды. Он был бесконечно предан Кондрашину, из-за чего так и не перешел в ЦСКА, несмотря на всё давление со стороны Гомельского. Белов обладал бесконечным авторитетом у нового поколения игроков, которые в свою очередь все меньше и меньше принимали жесткие методы главного тренера.

– С игроками он был очень жесткий, – говорит Валерий Диев, бывший игрок «Спартака», сейчас возглавляющий Федерацию баскетбола Петербурга. – Сначала я этого не понимал, но с возрастом осознал, что с нами по-другому нельзя было. Он мог прийти на тренировку и ни с того ни с сего на нас накричать. Многие неадекватно оценивают себя, чуть хорошо сыграл — начинается звездная болезнь. И он вел такую политику, чтобы пресекать это на корню. Даже журналистам он запрещал писать хвалебные статьи о молодых игроках.

Я однажды получил от него за то, что не тот мяч взял. Качественные мячи в то время были в дефиците, а я тогда еще не был настолько хорошим игроком, чтобы играть такими мячами. И он накричал на меня. И вот я стою такой расстроенный. И подходит ко мне Ваня Дворный, олимпийский чемпион, и дословно говорит мне: «Ну и чего ты расстроился? Если уж Саша Белов через день получает, почему тебе каждый день не давать?» И всё, после этого я по-другому стал относиться. Но не все могли это выдержать. А те люди, которые у него детьми занимались, наоборот, о нем слова плохого вспомнить не могут. Он заботился о них как отец. Со мной была такая история. Я играл еще в дубле, и у меня заболело колено. И Кондрашин, работая тренером сборной, привез мне из Америки лекарство за бешеные деньги. Я потом думал об этой ситуации: я в дубле играл, да кто я такой, чтобы обо мне так беспокоиться? Это же нужно было еще вспомнить, что есть какой-то там балбес, у которого колено болит.

Новое поколение игроков обижалось не только на суровый характер Кондрашина. Они видели, что баскетболисты в других клубах получают квартиры и машины. В «Спартаке» же ничего подобного не было.

– Это была его слабая сторона: он не любил просить, – продолжает Диев. – А чтобы сохранять в те времена сильную команду, нужно было ходить и выбивать для игроков квартиры и машины. Вот Гомельский в Москве это умел делать идеально. А Кондрашин не хотел, да и не умел. Игроки этого не понимали и обижались. У него было трудное детство. Он не мог понять, почему парень в 20 лет должен иметь машину. Он не мог поменять свой менталитет, не мог понять, что время изменилось. Как тренер он был выдающимся. Это был гений. Он искал молодежь по всему Союзу и готовил её, доводил собственноручно до нужного уровня. Меня он нашел в Томске; Тараканов, например, из Красноярска. В наше время он сто процентов не смог бы работать. Это был бессребреник. Дача в Шапках у него была как сарай, никаких удобств, но он очень её любил. Квартира на Васильевском была никакая. Он жил баскетболом. Евгения Вячеславовна часто на него из-за этого обижалась.

Несмотря на все трудности, Кондрашин продолжал работать. Он пережил несколько сердечных приступов, но настоящим ударом для него стало увольнение из «Спартака» в 1988-м.

– Придя домой в тот день, он сказал: «Я умер», – говорит Евгения Вячеславовна. – Ему уже не хотелось работать. Но через год, когда «Спартак» очутился в зоне вылета, его все-таки уговорили вернуться.

– У него было очень много недругов, особенно в Москве, – рассказывает Диев. – Потому что он был человеком с чувством собственного достоинства, очень независимый. Он никогда ни перед кем не заискивал. Он не был членом КПСС, за что его постоянно упрекали и пытались заставить вступить. Был такой показательный момент, когда в 1976 году он занял третье место со сборной на Олимпиаде в Монреале, ему предложили убрать Башкина, его второго тренера. Он сказал так: если вы уберете Башкина, я тоже уйду. И ушел.

В 1989-м «Спартак» оказался на грани вылета. Кондрашина уговорили вернуться, и команда выиграла 11 матчей подряд.

В 1991-м «Спартак» завоевал «серебро» последнего чемпионата СССР.

В 1992-м спартаковцы выиграли чемпионат СНГ. Ту команду Юрий Кондрашин называет второй дрим-тим своего отца. За нее играли Фетисов, Панов, Пашутин, Кисурин, Карасев, Михайлов. Но с наступлением 90-х годов и при отсутствии денег у «Спартака» этот коллектив разбежался по другим командам еще быстрее. Но, даже если бы у команды были возможности их сохранить, вряд ли Кондрашин стал бы кого-то из них уговаривать. Он до последнего дня оставался верным себе.

– Однажды Собчак, будучи уже губернатором, пригласил Кондрашина к себе в гости, – вспоминает Диев. – И Петрович приехал к нему в таких потрепанных тренировочных штанах с обвисшими коленками. Это он специально сделал. Другая история. Есть у нас такой журналист Эрнест Серебренников. Идет какой-то баскетбол по телевизору, и на трибуне сидит губернатор Яковлев. И Эрнест спрашивает у Кондрашина: «Вот губернатор говорит, что у вас баскетболом занимался». Кондрашин отвечает: «Вы знаете, если бы он чем-то выделялся, я бы его запомнил. У меня многие занимались». И Эрнест быстро отдергивает микрофон — он-то ждал другого ответа. Как-то его спросили про то, что Гомельский уехал из Ленинграда из-за обидного прозвища «чайник». Кондрашин ответил: «Да, Володю я очень хорошо помню, он прилично играл в баскетбол. А то, что его чайником называли, так это не из-за того, что он плохо играл, а из-за того, что, когда он бросал, он щеки раздувал». И это он сказал по телевизору. Для самого Гомельского это был удар.

Вдова Кондрашина называет мифом историю про то, как её муж приехал к губернатору в трико с вытянутыми коленями. Но рассказывает другие истории, не менее показательные.

– На даче он действительно мог одеться совсем по-простому, – говорит Евгения Вячеславовна. – Надевал штаны с начесом, шапку спортивную и пойдет с пакетом по лесу — бутылки собирал. Я ему говорила: «Тебя увидят, скажут, что Кондрашин с ума сошел». А он собирал, чтобы наша собака, которая любила там бегать, не поранилась об осколки. И вот он ходил и собирал весь мусор по округе. «Ты как мусорщик!» – говорю. «Ну и что!» Когда он был уже в возрасте, стал ездить в Шапки не на машине, а на электричке. И вот он приезжает и говорит: «Так интересно в электричке! Я поспал, поговорил с людьми, в карты поиграл. Потом какой-то мужик мне говорит: «Вы так похожи на Кондрашина. Вы не Кондрашин?» – «Нет, вы ошиблись». Никогда не признавался, если его так спрашивали.

В 90-м году квартиру Кондрашина ограбили. В том числе унесли многие медали и кубки. Чудом сохранилось олимпийское золото, которое ему досталось по завещанию от Белова. Петрович в это время лежал в больнице после инфаркта. Семья долго ему не рассказывала, чтобы не волновать, пока не проговорился один из знакомых. «Господи, все это такая ерунда! Шубу унесли? Ну и черт с ней!» – вот и вся реакция Кондрашина.

Окончательно из клуба Кондрашин ушел в 95-м. Он вернулся к тому, с чего начинал, – в спартаковскую школу. Проработал там недолго. Подвело здоровье: еще один инфаркт, а потом и рак. В 99-м Владимир Петрович умер.

После своей смерти Кондрашин мало что оставил семье. В старой квартире на Васильевском острове было невыносимо жить с сыном-инвалидом: двери узкие, ванна неудобная, даже в лифт с инвалидной коляской не помещались. Остались только друзья. Зато какие! Алексей Касатонов (двукратный олимпийский чемпион по хоккею), который раньше жил по соседству с Кондрашиными, как-то в разговоре с Геннадием Тимченко (владелец инвестиционной группы Volga Group, член правления Федерации хоккея России) рассказал, в каких условиях живет семья легендарного тренера. Тот оказался поклонником Петровича и помог купить новую квартиру у Удельного парка.

– У меня два главных воспоминания об отце — это победа на Олимпиаде и золото чемпионата СССР, – рассказывает «Фонтанке» Юрий, сидя в коляске. – Мы редко виделись с ним. Например, в олимпийский год он в общей сложности с нами провел, наверное, месяца два. В те редкие моменты вместе мы читали книги, слушали музыку. Стали собирать коллекцию пластинок. Мне было 16 лет, и я на всю жизнь запомнил, как мы ходили с ним на концерт Джеймса Ласта в ДК «Горького» в 1972 году. Ну и конечно Шапки.

Артем Кузьмин, «Фонтанка.ру»