Каково придётся Владимиру Путину в «цветнике» - на переговорах с Ангелой Меркель, Терезой Мэй и Хиллари Клинтон? О «наших западных партнёрах» в леопардовых туфлях и с сумочками за 300 евро рассказала «Фонтанке» политолог Лилия Шевцова.
Ангела Меркель возглавляет правительство Германии с 2005 года. Поскольку канцлер ФРГ – это не президент, а глава правительства, её срок у власти ограничен только успехами её партии. Президенту Путину ещё долго, видимо, иметь дело с фрау канцлерин.
После референдума в Великобритании, напомним, подал в отставку премьер-министр Дэвид Кэмерон, и лидером консервативной партии, а значит – главой кабинета министров Соединённого Королевства стала женщина: бывшая глава МВД Тереза Мэй.
В ноябре в США пройдут президентские выборы, и пока фаворитом гонки называют Хиллари Клинтон.
Все три дамы, даже недавно поднявшаяся на верх политики госпожа Мэй, уже показали зубы. Чего от них ждать нашему национальному лидеру – рассказала политолог, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Брукингского института (США) Лилия Шевцова.
- Лилия Фёдоровна, с кем нашим политикам комфортнее: с такими «железными леди» – или с мужчинами, если бы мужчины возглавляли эти же страны?
– Давайте посмотрим на политический ряд с российской стороны – на тех, кто будет делать внешнюю политику, кто будет представлять Россию в международных отношениях. Не нужно быть большим психологом, чтобы прийти к выводу: им вообще с женщинами тяжело.
- С любыми?
– С женщинами, которые предпочитают играть на равных. С женщинами, за которыми сила, а Меркель и, возможно, Хиллари Клинтон представляют гораздо большую силу, если сравнить ресурсы Германии и США с потенциалом России. Это женщины ещё и с огромным военно-политическим ресурсом. И это будет создавать исключительно некомфортную ситуацию для любого российского политика. Для любого хозяина Кремля. Тем более – учитывая нашу шовинистско-сексистскую традицию. Они не привыкли говорить с женщинами в политике на равных.
- А как же диалог Путина с Ангелой Меркель, который до Крыма казался вполне гармоничным?
– А я не считаю, что этот диалог был удавшимся. Действительно, в силу давнего знакомства Меркель с Путиным, в силу того, что они могут говорить на одном языке – и на русском, и на немецком, они пришли к достаточно прагматической формуле общения. Но они не знают и не понимают возможностей друг друга. Меркель в своё время не осознала, что Путин способен на украинский гамбит. А Путин, идя на него, очевидно, не понял всех возможностей Меркель. Если бы перед Крымом и перед попыткой осуществить идею «русского мира» он подумал о том, что именно Меркель станет «клеем», который будет склеивать европейское единство по поводу санкций, возможно, он бы на это не пошёл.
- Ангела Меркель, Тереза Мэй, Хиллари Клинтон: что общего у этих трёх женщин?
– Посмотрите на их лица: даже внешне мы видим много общего. Это явно дамы не харизматичные. Не красавицы, далеки от гламура. Это дамы порядка, стабильности, устойчивости. Никогда не заподозрены в радикализме, в чрезмерных обновленческих тенденциях. Их послужные списки тоже в чём-то похожи. Все они вышли из достаточно скромных семей. Тереза и Ангела – из семей лютеранских проповедников. Хиллари – из достаточно скромной семьи среднего класса. Они пробились наверх благодаря воле, упорству, настойчивости, дисциплине. Приходили в офис раньше всех – уходили позже всех. Не позволяли себе излишеств в личной жизни. И у Меркель, и у Мэй нет детей. Всем трём леди пришлось пробираться по этой узкой тропинке вверх, прилагая гораздо больше усилий, чем их коллегам и соперникам-мужчинам.
- Всё-таки мы говорим о женщинах. Какие у них экстравагантные чёрточки?
– За Меркель я наблюдаю давно, пыталась найти в ней такие чёрточки – не нашла. Вряд ли можно считать такой деталью её куцые пиджачки, которые всем надоели. Зато они прекрасно укладываются в её образ Mutti – германской мамочки. Он воспринимается очень позитивно.
- На финал чемпионата мира по футболу в 2014 году Ангела Меркель пришла с сумочкой в виде футбольного мяча в цветах германского флага.
– Конечно, сумочки! Действительно, есть кое-что, что может говорить о её понимании гламура: это сумочки за 300 евро. Но это – всё.
- Тереза Мэй кажется вам более женственной?
– Особенно если мы опустим взгляд на её постоянно меняющиеся туфельки с леопардовым рисунком или с железками, которыми она, очевидно, забавляет свой офис.
- Эти две дамы действительно чем-то похожи. Но вот Хиллари кажется мне другой.
– Хиллари действительно отличается от них по своему поведенческому рисунку. Её, пожалуй, трудно обвинить в… В чрезмерном морально-этическом аскетизме, такую я бы употребила мягкую формулировку. Она постоянно идёт по линии угрозы саморазрушения. Ни Меркель, ни Мэй никогда не позволяли себе ничего подобного. Хиллари отличается ещё и тем, что у неё потрясающе высокий негативный рейтинг. Пожалуй, среди кандидатов в президенты США не было кандидата с таким негативным рейтингом. В этом смысле она может поспорить только с Дональдом Трампом.
- А если говорить о политических портретах этих женщин?
– Ангела Меркель для меня – самый интересный политик современности. Кто мог предполагать когда-то, что скромный академический учёный из Восточной Германии, ничем особенно не выделяющийся, кроме лояльности, прямолинейности, целеустремлённости, вдруг станет во главе величайшей европейской державы? Ей удалось то, что не удавалось ни одному западному политику: управлять тремя болезненными, мучительными кризисами в Европе. Теперь она столкнулась с четвёртым.
- О кризисе в ЕС мы слышим постоянно, но чтобы три…
– А как же? Первый был кризис евро, когда Меркель сумела удержать Грецию. Затем – кризис беженцев, но ей удалось вытянуть Германию и из этого. Возможно, она нашла временное решение, но она его нашла. Третий – кризис, связанный с войной на Украине. Именно Меркель стала ключевой фигурой при заключении Минских соглашений. Да, они не стопроцентно успешны, но они вывели Украину из войны. И наконец, четвёртый кризис – потеря Великобритании. И опять она, Меркель, будет решать судьбу этого кризиса.
- Как ей удаётся цементировать Европу? Это лично её заслуга – или роль играет мощь Германии?
– Я тоже много думала о том, как она это делает. Причём она ведь не претендует на идеологию, на обладание стратегическим мышлением, чем обычно балуются мужчины-политики. Нет, Меркель идёт постепенно, мелкими шагами. Она определяет проблему, когда такая возникает. Выжидает. Выслушивает все мнения. И никуда не спешит. Потом она расчленяет проблему на части и назначает ответственных за решение каждой части. А потом обрушивает всю мощь своего аппарата, канцелярии, власти, команды на то, чтобы объяснить обществу или Европе, что она собирается сделать. Она представляет собой тип очень уравновешенного, совершенно не эмоционального политика.
- Она никогда не давала слабину?
– Один раз она сломалась, отбросила забрало, сняла шлем.
- Беженцы?
– Да. Она увидела эту картину: как скопились под дождём беженцы в Венгрии, не дававшей им пропуск дальше. Тогда она сказала: мы – европейцы, и мы сможем. Это был очень эмоциональный шаг, возможно – непродуманный. Но она показала себя как человек, способный к сопереживанию. Очень часто для политика это гибельно. И Меркель стала терять рейтинг, немцы начали проявлять недовольство. Но сейчас она начинает возвращать себе влияние, популярность.
- Как ей это удаётся?
– А сцена пуста. Немцы не видят никого похожего. Есть, правда, две женщины в Христианско-демократической партии. Опять-таки – женщины! Одна – Юлия Клёкнер, но она очень сильно потеряла на выборах. А вот вторая – очень сильная: красавица, мать семи детей, министр обороны Германии Урсула фон дер Ляйен. Но сейчас, в этой ситуации кризиса ЕС, при полном отсутствии силы воли у других европейских политиков, Меркель выглядит единственной спасительницей Европы.
- Что вы скажете о Терезе Мэй?
– Тереза Мэй вообще выскочила, как чёрт из табакерки! Перед референдумом кто предполагал, что именно она возьмёт ключи от Даунинг-стрит, 10? Там же были Борис Джонсон и другие итонские и кембриджские мальчики – изящные, изощрённые, умные, стратегически опытные, cream of the cream британской элиты. И вдруг – бедненькая Тереза! Которая до этого сутками не выходила из своего офиса министра внутренних дел.
- В деле мы её ещё не видели. Как понять, чего от неё ждать?
– Есть два критерия, по которым мы можем судить о госпоже Терезе в потрясающе экстравагантных туфельках. И первый – это состав её правительства.
- Да уж. Назначить министром иностранных дел, ответственным за Brexit, Бориса Джносона, который за Brexit агитировал…
– Представляете? Какое чувство юмора! Или – злой иронии. На должности «брекситёров» она назначила тех, кто соблазнил британцев так проголосовать! Вот они теперь и будут Великобританию выводить. Как будто Тереза Мэй им говорит: вы разбили чашку – теперь склеивайте.
- Это, наверное, остроумно, но насколько это правильно?
– Это потрясающе умное решение. Конечно, таким людям, как новый министр иностранных дел, нужен контроль, мало ли, сколько ещё посуды он разобьёт. Поэтому отвечать за выход она назначает совершенно потрясающую личность: Дэвид Дэвис – один из лучших переговорщиков на западном фланге. Уж он-то не упустит шанса выторговать для Великобритании наилучшие условия.
- Наилучшие условия – это…
– Наилучшие условия – Великобритания остаётся в общем рынке, но ставит стену на пути миграции.
- Терезу Мэй сравнивают с Маргарет Тэтчер. Она будет «железной леди»?
– Вот здесь я хочу сказать о втором критерии, по которому мы можем судить о Терезе Мэй: это её недавняя программная речь. Я слушала её, смотрела на эту женщину, пыталась анатомизировать её речь. И не нашла никаких – никаких! – аналогий с Тэтчер!
- Я читала, что она с юности мечтала стать первой женщиной-премьером, расстроилась, когда её опередила Тэтчер, потом хотела стать на неё похожей.
– Ничего общего между ними нет! Тереза Мэй сделала свою речь откровенно популистской, чего никогда не позволила бы себе Маргарет Тэтчер. В своей речи она обращалась не только к электорату тори. Она обращалась и к электорату лейбористов. Не только к среднему классу, но и к обездоленным, к рабочим. Её основная мысль была такая: теперь мы будем править не в интересах привилегированной касты, мы обратимся к вам – к народу, к избирателю. То есть она сделала заявку на новый вид консерватизма – социальный, гуманистический. Чтобы дробить электорат лейбористской партии. Чтобы забирать сторонников у лейбористской партии.
- Ей предстоит решать более тяжёлые проблемы. От Великобритании могут отколоться Шотландия и Северная Ирландия. Она способна с этим справиться?
– Действительно, королевство на грани россыпи. И поэтому самая первая встреча Терезы Мэй была с первым министром Шотландии.
- Кстати – тоже женщина.
– Причём не менее интересная, не менее привлекательная для политического анализа – Никола Стерджен! Вы видите – судьбу Великобритании и Европы будут решать женщины.
- Это может случиться ещё и с Америкой, если там выберут Хиллари Клинтон.
– Вот если бы я писала роман, я бы выбрала образ именно этой женщины. Настолько она противоречива, явно вмещает в себя массу добродетелей – и массу подозрений на обилие скелетов в шкафу.
- Какие у неё шансы стать президентом?
– Сейчас она опережает Трампа: 47 процентов у неё – против 43 процентов у него. Но самое интересное, что 54 процента тех, кто собирается поддержать Клинтон, относятся к ней с недоверием. К Трампу относятся с недоверием 64 процента. Но у Клинтон, как я уже сказала, огромный негативный рейтинг. Если она победит, то только потому, что будет рассматриваться как меньшее из зол.
- Почему ей не доверяют?
– Это, конечно, связано с её историей с Клинтоном. Это история партнёрства и семьи, которая очень часто выходила за пределы норм, принятых в Америке. Я говорю не только о любовных историях Клинтона. Я говорю о массе норм, которые они отбросили. Например – история с пересылкой секретной информации по личной электронной почте, на расследование которой американское правосудие и ФБР потратили миллионы долларов. ФБР пришло к выводу, что Клинтон и её сотрудники повели себя исключительно безответственно. Но возбуждать судебное преследование директор ФБР не рекомендовал.
- Почему?
– Ну, как же, если в таком случае Трамп получит Белый дом без всякой борьбы? То есть Клинтон выскочила из этого узкого горлышка только потому, что есть Трамп. Трамп её спас. Потому что значительная часть Америки, конечно, его опасается. И конечно, истеблишмент, скорее, поддержит нелюбимую Клинтон.
- Её устраивает, что ей отдают предпочтение как меньшему из зол?
– Для её гордыни, для её самоощущения это малое удовольствие.
- Скажите, а женщины в российской политике в какой-то степени похожи на этих дам?
– Думаю, тут любые параллели были бы ошибочны. В российской политике, в рамках российской системы самодержавия, женщины, по сути, играют две роли. Первая – обрамляют самодержавие, служат декорацией. Служат, очевидно, объектом для отдохновения глаз мужского политического контингента. Вторая – если женщины всё-таки включаются в систему, то выступают в роли спецназа. Который с гораздо большей агрессией, настойчивостью, последовательностью защищает интересы самодержавия мужчин.
- Поэтому у нас есть Ирина Яровая, Елена Мизулина, Валентина Матвиенко?
– Знаете, это отдельная тема. Мне бы не хотелось идти по личностям. Вряд ли они этого достойны.
- Иногда кажется, что на Западе политики-мужчины проявляют к России большую мягкость, чем та же Ангела Меркель. С чем это связано? С половой принадлежностью – или со странами и личностями?
– Всё зависит от того, кто эта женщина и чем занимается. Например – министр иностранных дел ЕС Федерика Могерини: все её встречи с Владимиром Путиным говорят о том, что она проявляет большую мягкость, чем от неё ожидали бы европейские коллеги. Или вспомните недавно ушедшую с поста аргентинского президента Кристину Киршнер: у них с Путиным сложились весьма комфортные отношения, даже что-то вроде взаимного кокетства. Или бразильский президент Дилма Русеф, которую недавно отстранили: в рамках БРИКС у неё тоже были очень комфортные отношения с Путиным. Всё зависит от того, с кем мы имеем дело. Но тройка, которая вышла на первый план, которую мы обсуждаем, будет относиться к России гораздо жёстче. Это связано и с личными взглядами этих женщин-политиков, и с тем, что, возможно, они считают нужным проявлять бóльшую жёсткость, чтобы их всерьёз воспринимали в Москве.
- Меркель и Клинтон уже имели дело с Москвой, а у Мэй откуда взяться такому мнению?
– Тереза Мэй рассматривалась как человек, который проявляет мягкость по отношению к Москве. Именно она в своё время заблокировала публикацию доклада по Литвиненко. И аргумент у неё был такой: мы не должны портить политические и экономические отношения с Россией. Москва, конечно, могла ожидать, что она будет версией Киршнер.
- Но она, став премьер-министром, заговорила по-другому.
– Именно. Буквально на днях Тереза Мэй поехала на британскую военную базу, где находятся ядерные боеголовки, и сказала, что Британия собирается начать новый этап ядерного перевооружения, потому что перед миром есть два вызова – Россия и Северная Корея. Так что печенек нам ждать не приходится и от Терезы Мэй.
- Чего уж тогда говорить о Хиллари Клинтон…
– Она должна быть жёсткой в отношении России, в первую очередь потому, что этого требует общественное мнение в Америке, этого требует истеблишмент, который считает, что Обама был к Ирану и России слишком мягок.
- Есть такой предрассудок, что женщины между собой на работе не всегда ладят. Этим трём лидерам придётся общаться постоянно. Каково им будет друг с другом?
– Коль скоро сами они в политике не рассматривают себя как женщин, фактор пола можно отбросить. Хотя, я думаю, Терезе Мэй и Ангеле Меркель будет друг с другом сложно. А в Европе многое будет зависеть от того, как Мэй сладит с Меркель, у которой ключи и от Европейского союза, и от Brexit. Кстати, они скоро должны встречаться. Будет интересно посмотреть на них вдвоём.
- Как раз им-то не должно быть сложно, они ведь, как вы сказали, похожи?
– У них разные повестки дня. И сам факт принадлежности к женскому полу тут вряд ли поможет смягчить конфронтационность повестки. Ангеле Меркель важно быстро провести Brexit, сделав Великобритании как можно меньше уступок, заставив её быть должником. Захотели отделяться – отделяйтесь. Никаких мучений, не будем рубить хвост кошке по частям. Это – Меркель. Мэй, пожалуй, захочет больше уступок, больше мягкости. Она захочет сделать Brexit так, чтобы Великобритания осталась в Европе.
- Чего в этой ситуации захочет Хиллари?
– При Обаме США фактически ушли из Европы, передав её «на аутсорсинг» Германии. Хиллари наверняка захочет в Европу вернуться. Следовательно, она будет налаживать отношения с Меркель. Это её союзник в Европе. Но она, несомненно, усилит и партнёрство с Великобританией, которое было ослаблено. Логика партнёрства заставит её и с Мэй быть коллегами, партнёрами
- В Европе на горизонте маячат ещё две женщины, с которыми России, возможно, когда-то придётся иметь дело: лидер Национального фронта Франции Марин ле Пен и лидер партии «Альтернатива для Германии» Фрауке Петри. Обе – ультраправые, обе – евроскептики. Партию Марин ле Пен Москва поддерживала материально. Наверное, с ними России было бы комфортнее иметь дело, чем с этой «троицей»?
– Если в Москве есть такая иллюзия, что ультраправые пытаются строить свою политику с учётом позиции Кремля, что они пытаются в своих странах смягчить отношение к России, то это ошибка. И ультраправые, и право-левые, которые набирают силу, а значит, и их представительницы – это политики, которые, если и придут к власти, будут вынуждены работать в модели протекционизма, в модели подозрительности, обособления от других. В модели большей воинственности их внешней политики.
- Это нам как раз очень понятно и близко.
– Сейчас, занимая евроскептические позиции, они борются с ЕС и с американцами, а в качестве альтернативы поют прокремлёвскую песню. Но если вдруг они окажутся во главе своих государств, сама логика протекционизма, подозрительности, поиска врагов, чтобы отвлечь внимание электората от проблем, – вот такая политика неизбежно заставит их быть подозрительными и в отношении России. Решать свои проблемы им придётся за счёт обращения в Международный валютный фонд, в Европейский банк, в Европейский банк реконструкции и развития. Поэтому их пророссийская песня – это временный тактический манёвр.
- В одном только нашем разговоре уже много женщин-политиков. Что это значит? Побеждает какой-то глобальный феминизм?
– Ни в коем случае! И эти женщины обиделись бы, назови мы их феминистками. Потому что сами они считают себя технократами, политиками, управленцами – и отнюдь не борцами за женские права и с мужским шовинизмом. Мы видим эволюцию политического мышления в весьма консервативных кругах Запада. Там, за исключением Скандинавских стран, всегда очень подозрительно относились к женщинам в политике, считали, что политика, управление – прежде всего дело мужчин. И сейчас мы видим, как отбрасывается эта старая догма.
Беседовала Ирина Тумакова, «Фонтанка.ру»