Девять месяцев суда, два десятка заседаний, бесчисленные допросы свидетелей. Дорога к посмертному оправданию Никиты Леонтьева, обвиненного в уличном грабеже, получилась долгой. На ней настояла мать умершего. Адвокат Алексей Добрынин, с коллегой Сергеем Токаревым защищавший подростка, в разговоре с «Фонтанкой» вспомнил обстоятельства выигранного дела.
- Алексей, когда вы засомневались в прозрачности обстоятельств задержания Леонтьева в ночь на 22 января 2012 года и его причастности к ограблению прохожей? Официально твердилось о полицейских, раскрывших преступление с превышением полномочий. Эта версия поддерживала легенду о выполненном служебном долге, хоть и с трагическими последствиями.
– Насторожило многое, и с самого начала. Мы отталкивались от сообщений в СМИ. В первую очередь, проверяли версию о связи потерпевшей Кузьминой с полицейскими 75-го отдела Невского УМВД. Из граждан, ведущих не совсем социальный образ жизни, нередко набирают агентуру. Не исключали инсценировку преступления для сокрытия другого, служебного – после смерти Никиты. Ну и мотив ограбления Кузьминой, конечно, был совершенно непонятный. Мы были в квартире подростка. Благополучная семья, добрые отношения, в деньгах он не нуждался.
- Адвокат имеет право на сбор доказательств. Вы проводили альтернативное расследование?
– Да. Получили записи с видеокамер наблюдения торгового центра, когда проверяли версию возвращения Никиты домой после покупок. Также вынуждены были подсказывать следствию, подчищать его огрехи. Убеждали сотрудников СК перепроверить кое-какие данные. Запросить, например, биллинги. Уточнить, кто из установленных лиц где находился. Ходили с друзьями Никиты на допросы. Без нас следствие потихоньку вызывало их и задавало вопросы с понятным уклоном. Никита был лидером? Занимал деньги? Его привлекали на разборки? Участвовал в заварушках? Пил? Курил? Наркотики? Выводили, надо думать, образ хулигана. Когда мы подключились, провокационные вопросы закончились. Ребята дали объективную картину. Мирный парень, не уличный, не замешан.
- Дело в отношении Леонтьева ушло в суд только в сентябре 2013-го – через год и восемь месяцев после трагедии. Его волокитили?
– Наоборот. По Никите работали быстро. Сложилось впечатление, что его первым хотели направить в суд, до участкового Иванова и замначальника 75-го отдела Невского УМВД Прохоренкова. Однако на стадии ознакомления с делом мы подали ходатайство о дополнительных следственных действиях, в том числе допросе двух свидетелей и биллинговых отчетах. Прокуратура не утвердила обвинительное заключение и вернула материалы. Следователь Дендеберов вынужден был получить протоколы телефонных соединений с базовыми станциями и допросить специалистов по телекоммуникационным связям.
- Сколько всего следователей вело дело?
– Четверо. Начинал Салахеев из Невского района, продолжал Варламов из ГСУ, подхватывал Нахшунов из Выборгского. В суд передавал Дендеберов, тоже из ГСУ.
- Количество коллизий, озвученных судьей Михайловой в приговоре, настораживает. Даже следователь Денис Варламов осенью, на процессе Прохоренкова, признавался в давлении на Кузьмину. Сама же потерпевшая заявила, что другой следователь, Нахшунов, принимал в качестве вещдока постороннюю сумку. Не ту, которую якобы похитили.
– А что, за следствием закреплена презумпция добросовестности? Может, сотрудники думали, что в суде Кузьмину и слушать не станут. Кто они – и кто она? А оказалось – наоборот. Кузьмина заявила в суде: сумку у нее попросили через полгода расследования, отдала совсем другую, а следователя это удовлетворило. Нахшунов, конечно, это отрицал. Но суд исключил сумку из вещественных доказательств.
- Наивно было предполагать, что Кузьмина не раскроется на процессе.
– В том-то и дело, что обвинение всячески отбивалось от ее присутствия в суде. Говорили, что по вызовам не является. Приставы ее дома застать не могут. Но мы ее нашли. Рано утром постучались в дверь. Открыла, вручили повестку. Пришла. Гособвинитель была в полной растерянности и на следующие заседания ходила с заместителем прокурора Невского района. Но было поздно. Не будь Кузьминой, суд огласил бы ее показания, а там все четко: налетели, избили, ограбили, это был Леонтьев с неизвестным. Так же и свидетели обвинения «поплыли» на передопросах в процессе.
- Говорят, некий свидетель Васильев, подтверждавший версию полицейских и СК, появился в деле чуть ли не через год.
– Есть такой персонаж. Он утверждал, что был очевидцем преступления и участвовал в погоне за Леонтьевым. Логику появления Васильева мы поняли позже. Полицейские и потерпевшая – лица заинтересованные. Показания стороннего свидетеля вызывают больше доверия. Но и с Васильевым вышла незадача. Специалист по телекоммуникационным связям заявил, что свидетель в этот момент находился на 12-м этаже дома, никак не на улице.
- Ольга Леонтьева долго думала о том, чтобы не соглашаться на предложение следствия о прекращении дела в связи со смертью?
– Нет. Мы очертили правовые последствия. С прекращением дела ее сын в истории остается преступником. Ольга сказала: если есть хоть один шанс на оправдание, идем в суд. Она не верила, что ребенок виноват. Иначе, думаю, не кривила бы душой и согласилась на прекращение.
- Почему, по-вашему, прокуратура до конца упорствовала и просила признать Леонтьева виновным?
– Оправдательного приговора, думаю, не хотела ни одна государственная структура. Он ведь вычертил суть вечера 22 января 2012 года: случайного ребенка с улицы пьяные полицейские затащили в опорный пункт и избили до смерти.
- Чего в вашу адвокатскую практику добавил процесс?
– За 2013 год в России из всей массы приговоров вынесли 0,7 процента оправдательных. Это официальная статистика Верховного суда. Она наводит на мысль о заведомой бесперспективности борьбы. Да, изначально суд верит следствию. Но у адвоката есть второй шанс – разбить первоначальную версию. И не все так безнадежно, как нам говорят цифры. Спасибо огромное судье Татьяне Михайловой. С ее участием в процессе мы выявили противоречия и опровергли позицию следствия. Без боя мы услышали бы обвинительный приговор.
Беседовал Александр Ермаков,
«Фонтанка.ру»