«Никто не ставит участникам СВО с ПТСР клеймо «психический больной». Как работает новая система психологической помощи

Министр здравоохранения Михаил Мурашко сообщил, что в 2023 году обеспеченность психологической помощью в стране составила всего 15 процентов. Как психологи и психотерапевты Петербурга находят своих пациентов — покинувших зону СВО и нуждающихся в помощи? «Фонтанка» поговорила с одним из организаторов кабинетов медико-психологического консультирования, главным специалистом комитета по здравоохранению СПб по медицинской психологии, доктором психологических наук, профессором Еленой Исаевой.

— Елена Рудольфовна, основным координатором для направления к специалисту нуждающихся в психологической помощи стал госфонд «Защитники Отечества». Но как в фонде определяют, кому какая помощь требуется?

— Там работает психолог, он подключается к общению, когда видит, что подопечному нужна его помощь. Представьте, приходят матери военнослужащих, погибших на СВО. Одна безостановочно плачет. Другая настроена к окружающим агрессивно, в голосе — обида. Ни то, ни другое состояние нельзя не замечать. Наши подопечные очень остро воспринимают любые варианты социальной несправедливости, проволочек, быстро «взрываются». Специалист в разговоре уже понимает, отчего появилась такая агрессия и обида. На каком-то этапе какой-то специалист «не доработал» — отнесся либо слишком формально, либо невнимательно? Или нет контакта с кураторами? Или нужна поддержка именно в связи с утратой? Люди, которые доверились психологам фонда изначально, бывает, хотят к ним еще раз прийти, если после консультации хоть немного стало легче. Но вообще-то их задача в случае необходимости направить человека в кабинет психолога или психотерапевта в поликлинику. Либо к психиатру — в психоневрологический диспансер (ПНД).

— Как это выглядит в жизни, а не в теории? Все безропотно выполняют эти рекомендации?

— Если бы. Чтобы человек эту рекомендацию захотел выполнить, надо не просто дать бумажку с направлением. Чаще всего он ее получит, скажет: «Ну, спасибо, я пошел». И только мы его и видели.

Очень важно суметь достучаться до человека, когда он возбужден, агрессивен, нервничает. Социальный куратор пытается объяснить, что такое состояние мешает сейчас продуктивно разговаривать. И да, направляет к психотерапевту или психиатру. Но подопечные не всегда доходят до них, к сожалению. Смотрите, с момента открытия кабинетов психологической помощи 1 июля 2023 года, в них получили помощь более 23 тысяч человек. Среди них всего 120 участников СВО. Получили направления в ПНД по результатам консультаций 3,5 тысячи человек, но опять же, дошли далеко не все. Потому что мы на протяжении десятилетий не можем изжить стигматизацию психиатрии, страх перед психиатром. Парадокс: если бы выявили проблемы с сердцем, ну, или скажем, с почками, беспрекословно пошли бы по направлению к кардиологу или нефрологу. А если не чувствуешь себя здоровым психологически, ментально, то и сообщать об этом неловко, «стыдно», не то что заняться коррекцией состояния.

Особенно сложно с мужчинами. Вернувшиеся с СВО — герои, а герои не могут жаловаться. Впрочем, и не герои тоже не могут выйти за рамки ложных стереотипов, в которых «настоящий мужчина с проблемами справляется сам».

— Одно дело — психологические проблемы, другое — сформировавшееся ПТСР. НМИЦ им. В.М. Бехтерева недавно посчитал, что у принимавших участие в боевых действиях, распространенность ПТСР составляет от 3 до 11%. У раненых удельный вес ПТСР вырастает до 14 -25%. Это российские цифры. Какая распространенность ПТСР у вернувшихся петербуржцев?

— О цифрах рано говорить. Посттравматическое стрессовое расстройство формируется не сразу по возвращении домой, а минимум в течение шести месяцев. В остром стрессовом состоянии человека мучает бессонница, начинаются флешбеки — «обратный кадр» с внезапно возникающим образом травмирующей картинки из прошлого. Со своей агрессией, с недовольством жизнью и окружающими вернувшийся с фронта часто пытается справиться с помощью алкоголя. А он все только усугубляет. Задача специалиста понять, есть ли уже признаки сформировавшегося ПТСР. И если есть, то недостаточно доброго слова или долгих душевных разговоров, не надо питать иллюзий. Нужна лекарственная терапия, без нее справиться с ухудшением психологического состояния невозможно. Надо суметь донести это до пациента.

— В Ленинградской области разработали программу поддержки вернувшихся с СВО через их жен. Ее основная идея: если в эффективность психотерапии поверят женщины, они сумеют привести к специалистам своих мужчин.

— Чаще всего жены-то и приходят. Рассказывают, что муж замкнулся, ничего не рассказывает, диалога с ним нет. «Пришел другим», — говорит жена, — молчаливым, закрытым, резким». Она его не узнает, нужно к нему приспособиться. А он в себе скрывает и кошмарные сны, и приступы тахикардии, вздрагивает, к примеру, от резких звуков, автомобильных сирен. Он не хочет беспокоить жену, думает, «само пройдет». Да и не поймет она, считает он, никто из «мирных» не поймет, что есть мир, в котором все другое. Конечно, они «хорохорятся», мол, все хорошо. А на самом деле переживают: тремор рук начался после контузии, а как на работу идти?

Либо это жены тех, кто еще воюет. Они все время — 24/7 проводят в соцсетях, следят за постами военкоров, сводками с фронта, знают, где идут сейчас и будут идти завтра бои. Они фактически живут там, на СВО, в своем «суженном» сознании, чтобы ощущать причастность, следить за событиями.

Это сложные пациенты, потому что они каждый день своих мужей в своей голове «хоронят». Еще сложнее с женщинами, у которых муж пропал без вести: ни жив, ни мертв. Они замыкаются в себе, «зависают» где-то между прошлым и настоящим, живут с ощущением бессмысленности бытия. Детям внимания — ноль, те пытаются маму поддержать, а мама уже вся ушла в себя. И с детьми работаешь, и с мамой работаешь, и пытаешься найти вместе с ними какие-то смыслы дальнейшей жизни, ищешь внутренние ресурсы этого человека, чтобы их задействовать.

— Демобилизация ведь не объявлялась. Кто обращается за помощью — контрактники?

— С СВО возвращаются контрактники, чей срок контракта закончился, — обращаются в Фонд или идут самоходом в поликлиники к нашим специалистам. Кроме них, наши пациенты — демобилизованные по состоянию здоровья, а так же их жены, матери. Родные тех, кто продолжает служить. Именно для них сейчас формируется сеть комплексной поддержки с социальным куратором, он может и сам направить к психотерапевту или психиатру своего подопечного. Куратор должен уметь донести до человека аксиому: никто не ставит на лоб клеймо «психически больной». Объяснить ему, что он переживает нормальную эмоциональную реакцию на ненормальную ситуацию. И надо заняться собой, чтобы не допустить развития более тяжелого состояния, депрессии, не впасть в отчаяние, не потерять смысл жизни.

— Обязательно ли обращаться за помощью через фонд «Защитники Отечества», если можно прийти сразу в действующие при поликлиниках кабинеты психологической помощи?

— Как угодно, главное, чтобы пришли. В нашей стране это первый опыт создания разветвленной государственной службы психологической поддержки. Идея ее создания и развития появилась вместе с потребностью — такая служба нужна всем, кто причастен к СВО. Но не только. Сейчас в поликлиниках специалисты уже понимают, что участие психолога в лечении любого пациента важно для врачей разных специальностей — от кардиолога до эндокринолога и невролога. И направляют к ним своих пациентов.

В амбулаторной сети Петербурга психологическая помощь представлена в 76 кабинетах медико-психологического консультирования, в них принимают медицинские психологи. Еще создано 50 психотерапевтических кабинетов, в них принимают психотерапевты. А есть еще кабинеты медико-психологической помощи с психотерапевтом, психологом и соцработником. Такие же специалисты принимают в психоневрологических диспансерах. В стационарах, в реабилитационных центрах, где лечатся наши раненые, тоже есть психотерапевты и медицинские психологи.

Конечно, у нас много некоммерческих организаций, которые готовы оказывать психологическую помощь, не говоря уже о коммерческих клиниках и кабинетах. Туда пока идут даже охотнее, чем к нам, потому что не боятся, что их «куда-нибудь впишут так, что потом на работу не устроишься». Это мифы, но они слишком живучи. Со временем мы с ними справимся.

Ирина Багликова, «Фонтанка.ру»