Золотой юбилей «Окололитературного трутня»

Литературоцентричный мир стремительно уходит в прошлое, ему на смену спешит яркий век мультимедиа. Художественное слово непрестанно теряет свое влияние на умы и настроения масс, а значит, становится все менее интересным для тех, кто хочет кроить общество под себя. Но были и совсем другие времена — когда не прицыкнуть на тех, кто осмелился писать «не в струе», значило проявить недопустимую слабость. Что уж говорить, если речь шла о системно «недопустимом» мировоззрении — здесь отточенный репрессивный механизм Страны Советов работал вовсю. Полвека назад в «Вечернем Ленинграде» был опубликован фельетон «Окололитературный трутень». В центре прицела — 23-летний Иосиф Бродский.

Казалось бы, молодой, неоперившийся, начинающий поэт. Что ему могли поставить в вину? Чрезмерную близость к Ахматовой? Но в кругу «волшебного хора» великой Анны Андреевны Бродский был не единственным. Пятый пункт? Да и без Бродского сколько этого пункта было и есть в великой русской литературе — составляющего изрядную и блестящую ее часть. «Безыдейщину» и богоискательство? Так и в этом поэт не был одинок. Всесоюзного распятия Иосиф Бродский удостоился по совокупности заслуг.

Михаил Мильчик, друг Бродского, искусствовед:

- Бродский был свободным человеком, этим он привлекал к себе людей в первую очередь, даже не обязательно стихами. И вот в этой свободе было что-то привлекательным, а что-то и нет. Он не занимался эпатажем намеренно, а поступал так, как считал нужным, не считаясь с последствиями.

Это очень важная черта, одна из главных причин, почему вообще вся эта история закрутилась. Ведь ничего антисоветского в стихах Иосифа не было. Но то, что он не подчинялся законам жанра, законам поведения советской поэтической молодежи, - это очевидно. Независимость в поведении и в суждении пугали партийных чиновников. Инициатором всего стал Ленинградский обком партии, увидевший, что и в Москве начались действия против «свободомыслия».

Вот и вышел гражданин, достающий из штанин

Фельетон «Окололитературный трутень», появившийся в «Вечерке» 29 ноября 1963 года, сразу стал меткой — все понимали, что это начало травли, которая так просто не закончится. Приведем только несколько цитат.

"Несколько лет назад в окололитературных кругах Ленинграда появился молодой человек, именовавший себя стихотворцем. На нем были вельветовые штаны, в руках – неизменный портфель, набитый бумагами. Зимой он ходил без головного убора, и снежок беспрепятственно припудривал его рыжеватые волосы...

...На его счету был десяток-другой стихотворений, переписанных в тоненькую школьную тетрадку, и все эти стихотворения свидетельствовали о том, что мировоззрение их автора явно ущербно. "Кладбище", "Умру, умру..." – по одним лишь этим названиям можно судить о своеобразном уклоне в творчестве Бродского. Он подражал поэтам, проповедовавшим пессимизм и неверие в человека, его стихи представляют смесь из декадентщины, модернизма и самой обыкновенной тарабарщины..."

Далее авторы фельетона приводили набор перевранных, обрубленных на полуслове, цитат или строки, не принадлежавшие самому Бродскому, попутно пиная людей из ближнего круга поэта. Все заканчивалось грозно для «отщепенца», не внявшего «гуманным» методам воздействия:

"...Но, учитывая, что Бродский еще молод, ему многое прощали. С ним вели большую воспитательную работу. Вместе с тем его не раз строго предупреждали об ответственности за антиобщественную деятельность.

Бродский не сделал нужных выводов. Он продолжает вести паразитический образ жизни. Здоровый 26-летний парень (авторы фельетона допустили фактическую неточность — Бродскому было тогда 23 года. — Прим.ред.) около четырех лет не занимается общественно-полезным трудом. Живет он случайными заработками; в крайнем случае подкинет толику денег отец – внештатный фотокорреспондент ленинградских газет, который хоть и осуждает поведение сына, но продолжает кормить его. Бродскому взяться бы за ум, начать наконец работать, перестать быть трутнем у родителей, у общества. Но нет, никак он не может отделаться от мысли о Парнасе, на который хочет забраться любым, даже самым нечистоплотным путем.

Очевидно, надо перестать нянчиться с окололитературным тунеядцем. Такому, как Бродский, не место в Ленинграде.

Какой вывод напрашивается из всего сказанного? Не только Бродский, но и все, кто его окружает, идут по такому же, как и он, опасному пути. И их нужно строго предупредить об этом. Пусть окололитературные бездельники вроде Иосифа Бродского получат самый резкий отпор. Пусть неповадно им будет мутить воду!"

Среди авторов, которые подписали «Трутня», близкие Бродского выделяли Якова Лернера, а сам поэт называл его «Черным крестным», признавая исключительную роль последнего в разворачивании травли.

Освобожденный завхоз института «Гипрошахт» Лернер запомнился очевидцам как странный и неприятный маленький человек, демонстративно записывающий происходящее на магнитофон, который таскал с собой. Мы можем составить в определенной степени и свое мнение об этом «подручном партии» - режиссер Сергей Балакирев снял в 1991 году документальный фильм, который так и называется: «Черный крестный. Дело Иосифа Бродского».

Рассказывает Михаил Мильчик:

- Режиссер сумел разговорить своего героя. Лернер не заметил, что время изменилось, он продолжал свою линию фальши и защищал свою позицию. Со своей ложью и обливанием грязью Бродского он был жалок и ничтожен. Фильм анатомировал механизм действий таких людей — фальшивых, лживых и воодушевленных тем, что им оказана великая честь заклеймить. Тем, что на них пал выбор.

Лучший вид на этот город — если сесть в бомбардировщик

Кем бы ни был Лернер, отмашка была дана, и «весь Ленинград» с воодушевлением поспешил соответствовать заданной линии. Комсомольские собрания, трудовые коллективы, мнения коллег по перу — все было учтено, суммировано и преподнесено обществу в публикации, последовавшей «Трутню»: 8 января 1964 года в том же «Вечернем Ленинграде» появился материал под названием «Тунеядцам не место в нашем городе». И опять приведем несколько цитат.

"Нас возмущает, – пишут студенты Технологического института имени Ленсовета тт. Плачкова, Фейгин, Грудницкий, Плакидин и Казаков, – что в Ленинграде... живет самый настоящий тунеядец. Бродского уговаривают, увещевают, проводят с ним воспитательную работу, но так и не могут заставить заняться общественно полезным трудом".

...Статья обсуждалась и в Технологическом институте холодильной промышленности. По поручению группы студентов преподаватель кафедры истории КПСС П. Н. Смирнов пишет в редакцию:

"Обидно, что есть еще среди нас такие люди, как Бродский и окружающая его жалкая кучка прощелыг. Невозможно не выразить своего негодования в адрес этих бездельников".

Ю. Кнорринг из комсомольско-молодежного оперативного отряда Петроградского района считает, что Бродскому не место в Ленинграде...
...Группа студентов Института водного транспорта пишет: "Таких тунеядцев, как Бродский, надо сурово наказывать в административном порядке". Эту же мысль высказывает газосварщик завода "Электросила" Ю. Беседин, старый производственник Я. Черняков и многие другие..."

Далее констатировался факт, что таким, как Бродский, не должен быть советский человек, и выносился вердикт:

"...Никакие попытки уйти от суда общественности не помогут Бродскому и его защитникам. Наша замечательная молодежь говорит им: хватит! Довольно Бродскому быть трутнем, живущим за счет общества. Пусть берется за дело.

А не хочет работать – пусть пеняет на себя".

Все было готово для судилища.

Входит Мусор с криком: "Хватит!" Прокурор скулу квадратит.

Поэт был арестован спустя шесть дней после выхода в «Вечернем Ленинграде» материала с «откликами общественности» — якобы Бродский где-то кого-то ударил. В КПЗ у него случается первый приступ стенокардии, впоследствии спровоцировавшей у поэта инфаркт, сведший его в могилу. После первого заседания Бродского направили на психиатрическое освидетельствование, и он был признан здоровым. Второй суд, состоявшийся 13 марта 1964 года в Клубе строителей на Фонтанке, 22, и стал тем самым Процессом — символом того, как страна растаптывала своих лучших сынов. Вспоминает

Михаил Мильчик, присутствовавший в суде:

- Есть поэты близкие, далекие, и я подозреваю, что значительной части литераторов поэзия Бродского была чужда. Кроме политических мотивов, у того же Прокофьева (ответственный секретарь Ленинградского отделения Союза писателей РСФСР в 1955 - 1965 гг. - Прим. ред.) было еще и некоторое поэтическое неприятие творчества Бродского, как были чужды Мандельштам или Цветаева. Большинство писателей занимало половинчатую, осторожную позицию — не тот был для них Бродский человек, чтобы за него костьми ложиться. Атмосфера в зале суда была ужасная. Для друзей и сочувствующих, пришедших морально поддержать Бродского, было очевидно: объективного разбирательства не будет. Сам поход в суд был преодолением собственной робости — всех фиксировали, и могли быть неприятности. Вдоль стен шеренгами стояли молодые люди в штатском — так называемые дружинники, которые следили за поведением публики. В зале было много приглашенной рабочей молодежи — они, конечно, не читали Бродского, но им разрешалось улюлюкать, что они честно и делали.

В итоге Бродский был обвинен в тунеядстве и приговорен к пяти годам принудительных работ в Архангельской области. Именно тогда и родился настоящий поэт и будущий нобелевский лауреат, который спустя много лет жизни в США вышел на получение этой премии с речью на русском языке. В 1972 году лишенный гражданства и насильно отправляемый в эмиграцию Бродский пишет письмо Леониду Брежневу, которое, конечно же, не опубликовала ни ленинградская «Вечерка», ни какая-то другая советская газета.

“Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Все плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Не чувствую и сейчас. Ибо, переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь; поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге”.

Бродский вернулся. Навсегда ли? Не придутся ли некоторые стихи поэта вновь не ко двору? Уже сейчас абсолютно невозможно представить себе, чтобы на Первом канале, как когда-то в 1992 году, был продемонстрирован клип, созданный Дмитрием Дибровым для своей программы «Монтаж». В основу клипа легла поэма Иосифа Бродского «Представление». Давайте посмотрим — хотя бы на Youtube.

Евгений Хакназаров, "Фонтанка.ру"