«Сон в летнюю ночь» в Мариинке: Путешествие в страну поэзии (фото)

Сон, переплетенный с явью; лунная фантазия, отраженная в зеркалах; летучие эльфы, озаряющие темноту светом белых крылышек. Под занавес сезона на фестивале «Звезды белых ночей» показали премьру оперы Бенджамина Бриттена «Сон в летнюю ночь». В качестве оперного постановщика дебютировала английский режиссер и сценарист Клаудиа Шолти.

38-летняя Клаудиа Шолти – дочь великого дирижера сэра Георга Шолти – вместе с опытной театральной художницей Изабеллой Байуотер, художницей по свету Дженнифер Шривер и видеодизайнером Ниной Данн создала в пространстве КЗ «Мариинский» удивительный, нежный мир: такой мир могли придумать, пожалуй, только дамы. Получилась призрачная, прозрачная, как крылышки эльфов, лунная поэма, неожиданно срифмовавшаяся по колориту и настроению с недавней «Аидой» в постановке Даниэле Финци Паски. Однако сценический текст «Сна» вовсе не вступает в противоречие с оригинальным замыслом автора, как это было с «Аидой». Напротив, визуальный ряд здесь максимально соответствует звучанию оркестра – камерному, полному вибраций и звонов. Равно как и содержанию оперы, либретто которой Бриттен написал вместе со своим партнером и другом Питером Пирсом: они лишь редуцировали пьесу Шекспира, сократив с пяти актов до трех, не добавив от себя ни слова.

На премьере «Сна» было ощущение, будто тебя медленно погружают в аквариум, наполненный тягучим фосфоресцирующим веществом. Судя по музыке, как раз такого эффекта добивался и Бриттен. Лес в его опере – живой, изменчивый, «завороженный», он – действующее лицо, как в опере Римского-Корсакова «Снегурочка». Трепет листвы, таинственные зовы, промельки мотыльков и лунные блики запечатлены в уникальной лейттеме леса, прослаивающей сцены оперы. С нее же начинается и оркестровая прелюдия – взлетающее вверх глиссандо трепещущих струнных, «подсвеченное» переборами арф и серебряным звоном челесты.

Оркестр вел Валерий Гергиев – напряженно, сосредоточенно, особенно следя за балансом звучности: оркестр не должен был доминировать, перекрывая голоса певцов. Партитура Бриттена выписана тонко, прозрачно, акварельно: дирижеру пришлось сознательно, волевым усилием ежеминутно гасить темперамент, преодолевать порывистость и растворяться в музыке, которая приглашала к любованию тембрами. Эта музыка действительно очень красива, благозвучна, а по интонации – удивительно поэтична: Бриттену удалось сохранить в опере аромат и фантазийную прихотливость ранней шекспировской комедии, в которой сюжет второстепенен, а главным является поэтическое слово во всем его многообразии.

У Бриттена сталкиваются три образные сферы, три разножанровых пласта: сказочно-фантастический, лирико-драматический и комический. Им соответствует разноуровневое пространственное решение: мир фантастический довлеет над миром реальным, проникает в него и изменяет его. Сцену и стены заподлицо обложили зеркалами: потертыми, с черными пятнами облезшей амальгамы. Бликует пятнистый пол – пятна прозелени намекают на лесные лужайки и рощицы, меж которых блуждают две пары влюбленных: Лизандр и Гермия (Александр Тимченко и Юлия Маточкина), Елена и Деметрий (Ирина Матаева и Владимир Мороз). Их голоса кажутся грубы и слишком плотны для сотканной из света и паутины фантастической феерии. Впрочем, Маточкина и в самом деле истошно голосила, прижимаясь к коленям отвернувшегося от нее Лизандра, надсадно гудел баритон Владимира Мороза.

Однако мясистые голоса взрослых солистов оттеняют хрупкими тембрами голоса детей из хора, наряженных эльфами. Детскому хору Бриттен отвел в опере особенную и очень важную роль: это голоса леса. Властитель леса, Оберон, облаченный в белый складчатый камзол с бархатным мешочком-гульфиком, демонстрируя босые, шерстистые ноги фавна, появляется на уровне второго яруса, вписанный в огромную раму, за которой виднеются полускрытое прозрачной завесой цветущее дерево и желтый рог месяца (в партии Оберона блестяще дебютировал в Мариинском театре контратенор Артем Крутько). Четыре первоцвета из свиты волшебницы Титании, супруги Оберона, возносятся вверх и повисают там, под потолком, надолго, то подбирая, то отпуская полупрозрачные пышные шлейфы: в зависимости от ситуации, эти полотнища становятся то занавесями, то шатрами, а то и древесными стволами, на которые карабкается вертлявый Пак (Алексей Солдатов), слуга Оберона, наделенный звериной пластикой – тот самый, что строит ловушки влюбленным.

Народное, фольклорное начало представляют неотесанные мастеровые, задумавшие сыграть перед герцогом Афин Тезеем и царицей амазонок Ипполитой грустную историю Пирама и Фисбы, но ненароком превращающие трагедию влюбленных в фарс. Сцены с мастеровыми удались в спектакле, пожалуй, лучше всего.

Зал одобрительно смеялся, завидев смущенного Флейту, переодетого Фисбой (Олег Лосев), и приходил в окончательный восторг от виртуозной игры и потрясающего вокала Уилларда Уайта, который в партии портного Основы был замечательно органичен, весел и раскован (с ролью Основы он сжился основательно: совсем недавно пел ее в Английской национальной опере, в спектакле Кристофера Олдена).

Сцена, где Пирам в отчаянье закалывается, сыграна так, что публика зашлась от хохота: Уайт, выпучив глаза, быстро-быстро потыкал себя бутафорским мечом, а потом, всадив его, наконец, под мышку, долго примеривался, где бы упасть. Вообще, весь ансамбль ремесленников, наряженных в бархатные баварские штаны и короткие курточки альпийских крестьян, пел и играл очень здорово.

Девятая опера Бриттена, написанная им в 1960 году и уже в 1965-м поставленная Борисом Покровским на сцене Большого театра (благо у Бриттена в бывшем Союзе имелось влиятельное лобби в лице Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской), вернулась на отечественную сцену, спустя почти полвека. На сей раз, в Петербург – и этот факт сам по себе безусловно позитивен. В Петербурге все чаще звучит музыка Бриттена: в концертных залах и на оперных площадках. Вспомним Бриттеновский фестиваль, устроенный в начале 90-х, постановку «Поворота винта» на основной сцене Мариинского театра и «Поругание Лукреции» в театре «Санктъ-Петербургъ Опера». Но опер у Бриттена еще предостаточно – и вряд ли Петербургу стоит сбавлять обороты.

Гюляра Садых-заде,
«Фонтанка.ру»

Фото: пресс-служба Мариинского театра/ Н. Разина, В. Барановский

О других театральных событиях в Петербурге читайте в рубрике «Театры»