О литературе с Виктором Топоровым: Говяжий суп «Кэмпбелл» от Дмитрия Быкова (фото)

26 октября 2010, 05:46 1 672

Есть такой жанр – рецензия на непрочитанную книгу, – и с ним «глотатели пустот, читатели газет» (и журналов) сталкиваются куда чаще, чем им кажется. Правда, авторы подобных критических опусов никогда не признаются в том, что и в руках не держали рецензируемую книгу или в лучшем случае просмотрели ее по диагонали. А собственно говоря, почему?

«Я Пастернака не читал, но скажу», – формула, конечно, изрядная. Но ничем не хуже и ответ булгаковского Мастера на вопрос Ивана Бездомного о том, читал ли сосед по психушке его книги. «Да что ж, я других не читал?» Вот именно! Для того, чтобы удостовериться в том, что вино прокисло, совершенно не обязательно осушать весь бурдюк.

Речь у нас сегодня пойдет о романе Дмитрия Быкова «Остромов».

Роман этот вышел в петербургском издательстве «Геликон +» (у Александра Житинского) тиражом в 60 экземпляров – для бесплатной раздачи критикам. Массовый тираж вот-вот выпустят в одном из издательских «монстров». Заодно, как заверяет Быков, заменят рисунок на обложке и исправят опечатки, которыми пестрит «геликоновское» издание. Пестрит или нет, не знаю; я эту книгу, как вы уже догадались, в глаза не видел – только размещенную в интернете обложку. Рисунок действительно из рук вон.

Любопытнее, однако, другое: а есть ли у нас в стране шестьдесят литературных критиков? Не наберется, пожалуй, и шести... Меж тем роман «Остромов» отрецензировали уже четверо – быковский кореш Ольшанский и три дамы – Курчатова, Кучерская и Наринская. Кореш и Кучерская роман хвалят, Наринская ругает, Курчатова пересказывает. Отрывок из «Остромова» напечатан в двух номерах журнала «Сноб».

Тираж в 60 экземпляров расходится тоже странно. Вместо бесплатной раздачи критикам он оказался выставлен на продажу в ходе презентации, проведенной издателем с участием автора, но почему-то не разошелся (по 500 рублей) и сейчас продается в интернете (по 525). И даже недавний сетевой скандал, по итогам которого Быков и Житинский превратились в «двух неприятных еврейских толстячков», успеху этого Privatdruck (издание ограниченным тиражом в маленькой частной типографии) как-то не споспешествовал.

Видимо, это и впрямь блокбастер. Или по меньшей мере бестселлер. Остается дождаться массового тиража с красивой обложкой, без опечаток и по мало-мальски разумной цене.

Но поскольку читать новый быковский роман я всё равно не буду, то с какой стати мне дожидаться? Да что ж, я других не читал? Читал, читал – и с какого-то времени читать прекратил. Жизнь, понял я, слишком коротка, чтобы тратить ее на чтение многопудовой ерунды, лишь на первый – и неизбежно поверхностный – взгляд похожей на сколько-нибудь художественную прозу.

Каждый роман Дмитрия Быкова представляет собой спор Дмитрия Быкова с Дмитрием Быковым о Дмитрии Быкове – спор, который всякий раз ведется на семистах-восьмистах страницах и с завидным постоянством завершается полной победой Дмитрия Быкова. Победой над кем?! Только не над читателем, потому что редкая птица долетит хотя бы до середины этой неизменно стоячей (а потому и затхлой) словесной воды.

Признаёт это даже Кореш (Дмитрий Ольшанский), вместе с тем отмечая, что читать о Дмитрии Быкове никогда не скучно. Ну, это как кому...

В рецензируемом (вприглядку) романе речь идет вроде бы о Ленинграде в 1926 году, то есть в угар нэпа, вроде бы о творческой элите нашего города с легко угадуемыми (при желании) прототипами, вроде бы о масонском заговоре в этих кругах – о вроде бы заговоре, который возглавляет вроде бы авантюрист и безусловно агент ЧК по фамилии вроде бы Остромов. И ловит в свои сексотские сети вроде бы Даниила Андреева.

Я Пастернака не читал, но скажу: и Даниил Андреев тут Быков, и Остромов – Быков, и выведенные «под символическими масками... Максимилиан Волошин, Александр Грин, Александр Введенский, Николай Олейников» (из рецензии Натальи Курчатовой) – тоже Быков. Быков на Быкове сидит и Быковым погоняет. Любой роман Быкова похож на знаменитый плакат Энди Уорхолла, только на каждой жестянке супа «Кэмпбелл» напечатан быковский автопортрет. Тоже фантазийный (или, как говорят уличные художники, «романтический»), но несомненно и самовлюбленно быковский.

Стиль «Остромова» (я все же заглянул в «Сноб», нарушив тем самым чистоту эксперимента) – подбулгаковское и отчасти под-ильфо-петровское бла-бла-бла с безуспешными попытками на заданное фамилией титульного персонажа остроумие:

«В сравнительно ранний этот час в пивной сидел единственный посетитель, мужчина лет сорока с небольшим со следами крупно прожитой жизни. Он был вислоус, длиннолиц, необыкновенно уныл и взглядом напоминал породистого пса, вышвырнутого из господского дома за нечто старческое, непростительное. Место было для него неподобающее — советская пивная, но он старался сохранять в ней жалкое достоинство, какое выброшенный аристократ лелеет на свалке».

Породистых псов из господских домов не вышвыривают – их усыпляют. Советская пивная – и впрямь не место для пса. Аристократу нечего делать на свалке. Да и кто, собственно, там очутился – посетитель пивной или породистый пес? И какая-такая свалка в 1926 году? Чей это взгляд? На кого? Откуда? Сравните с первоисточниками – с «Мастером и Маргаритой», с «Золотым теленком», – а сравнив, согласитесь со мной: бла-бла-бла.

А ведь о 1920-х годах в Ленинграде (справедливо указывает Анна Наринская) осталось огромное количество аутентичных свидетельств – и документальных, и художественных. Художественно-документальных и высокохудожественных. Что, впрочем, не мешает Быкову уже в третий раз (ранее были «Оправдание» и «Орфография») использовать это время и место действия для того, чтобы налудить и нафлудить очередную порцию жестянок водянистого супа «Кэмпбелл».

Суп этот, кстати, сейчас продается и у нас, правда, не в жестянках, а в пакетах. Он, мягко говоря, на любителя.

Попробовать можно (как и прокисшее вино) – не отравитесь. Но совершенно не обязательно выпивать весь бурдюк.

У Эренбурга как раз об эту пору угара нэпа был написан и напечатан роман «Рвач». Титульный герой которого, наряду со многим прочим, устраивается гардеробщиком в поэтическое кафе, а затем, приглядевшись и прислушавшись к выступающим, начинает и сам сочинять, причем, как ему представляется, ничуть не хуже прочих. И выходит на подмостки... А о том, чем это после первых триумфов заканчивается, читайте в романе.

В каком романе – в «Рваче» или в «Остромове»?

Советовать не буду, а всего-навсего намекну: «Рвач» гора-а-аздо короче!

Виктор Топоров
«Фонтанка.ру»