Нельзя давать боевое оружие тем, кто неизвестно, как будет применять это оружие и в чью сторону его направит.
Если человека силком под угрозой тюрьмы или других неприятностей обряжают в военную форму и дают ему в руки автомат, он — потенциальный перебежчик. Как Виктор Багров, по прозвищу Татарин, в фильме «Брат-2», который кричит, когда его полицейские заталкивают в машину: «Я остаюсь! Я буду здесь жить!»
Такой человек может совершенно легко расстрелять своих товарищей и уйти на другую сторону. Это гнилая кровь. Ею нельзя разбодяживать кровь здоровую. Тот, кто этого не понимает, или идиот, или вредитель.
Люди ломанулись в Грузию на самокатах. А на границе в Верхнем Ларсе им пытаются в зубы повестку всучить. Этого делать не надо. Этим вы подвергаете опасности нормальных людей, у которых есть чувство ответственности.
Я не понимаю, зачем обсуждать уголовную ответственность за уклонение от мобилизации. Надо уметь разговаривать с людьми. Но для этого разговора требуется время. Если сказать: «А ну-ка, давай за двое суток всех мобилизуем!» — это все равно что сказать: «А давайте все на Луну полетим!» А давайте! Вот сейчас построим большую рогатку и будем людей из нее запускать. Это какой-то саботаж.
А наши военкоматы — это просто машина времени. Входишь, и как будто на сорок лет назад попал. Компьютеров нет, сидят какие-то пенсионерки, на окне — герань. Самое главное секретное дело вы никогда не найдете, потому что на нем чайник стоит. А картонные папки с личными делами выглядят один в один как расстрельные папки 37-го года.
А как должно быть? Все личные дела — оцифрованы. Отделами заведуют офицеры от майора и выше. За столами сидят приятные барышни в чистой одежде. А главное — вся информация по военно-учетным специальностям и изменениям в жизни находящихся в запасе здесь же, под рукой. В стране есть структуры, которые располагают практически всеми сведениями о гражданах, могли бы помочь с этим.
Было ли Министерство обороны в курсе, в каком состоянии находятся военкоматы? Отдавать приказы неработающей структуре — это все равно что требовать, чтобы дырявая баржа пересекла холодное Баренцево море.
С людьми надо разговаривать. Военком же может сказать: «Ты понимаешь, что это — главное приключение в твоей жизни? Ничего интереснее уже не будет. Вот, живешь ты где-нибудь в Пушкине, у тебя жена, которая не влезает в дверь, два ребенка, из которых только один на тебя похож, и на работе перспективы неясные. А тут: форма, зарплата, льготы — дети на бюджет пойдут учиться». И человек, глядишь, и подумает: «А ведь точно!»
А ломают через колено, когда других аргументов нет. Это, в конце концов, непрофессионально.
