Андрей Рубанов: «Читатель – как сокамерник, от него не спастись»

В издательстве «АСТ» вышел роман Андрея Рубанова «Йод». Главный герой и рассказчик – полный тезка автора, Андрей Рубанов, отлично знакомый нам по первым рубановским книгам «Сажайте, и вырастет» и «Великая мечта»: отсидевший за себя и за того парня нелегальный банкир. В «Йоде» Рубанов сканирует пространство русской жизни последних двух десятилетий. Автор книги дал эксклюзивное интервью «Фонтанке».

В издательстве «АСТ» наконец-то вышел роман Андрея Рубанова «Йод», еще в декабре анонсированный «Фонтанкой». Главный герой и рассказчик – тот самый полный тезка автора, Андрей Рубанов, отлично знакомый нам по первым рубановским книгам «Сажайте, и вырастет» и «Великая мечта»: отсидевший за себя и за того парня нелегальный банкир. В «Йоде» Рубанов сканирует пространство русской жизни последних двух десятилетий: веселые девяностые, Чечня, дефолт, гламур, кризис, программы поддержки отечественного автопроизводителя... Герой, мечтающий переплести книгу своей жизни в кожу своего врага, не перестает обалдевать от того, что с ним происходит, и чтобы привести себя в чувство и справиться с внутренними демонами, режет себя бритвой и нюхает йод (взбадривает, знаете ли) – отсюда и название. Сразу после выхода книги Андрей Рубанов дал эксклюзивное интервью «Фонтанке».

– «Йод» снова, как и первые ваши вещи, написан от первого лица, и это после вполне удачных и собравших неплохую кассу выдуманных историй о выдуманных людях – романов «Жизнь удалась», «Готовься к войне!», «Хлорофилия»... Чем вызван этот «камбэк»?

– Вызван желанием раскрыть автогероя как можно более полно. Автогерой – особенная фигура, его, очевидно, любишь и ценишь больше, чем других персонажей, он неисчерпаем и удобен, он всегда под рукой. Автогерой надежно приватизирует уникальную авторскую индивидуальность. Если мы поищем в литературе не эстетику, а энергетику, то увидим, что автобиографические романы – самые горячие, дымящиеся, яростные, бескомпромиссные. Автогерой действует у Буковски и Хантера Томпсона, у Лимонова и Венедикта Ерофеева. Автогерой – у Керуака, Газданова, Миллера, Селина, Довлатова. Автогерой нужен, когда нет ни сил, ни времени придумывать «персонажей» или «сюжет». Наличие автогероя говорит о серьезности намерений писателя, о высоком градусе его чувства. Каждый из нас открывает книгу в поисках чувства, а не какой-то ледяной рассудочности. Допустим, я убежден, что русская литература очень выиграет, если Виктор Олегович Пелевин и Дмитрий Львович Быков напишут автобиографические романы. 

– Как родилась идея «Йода», сама мысль его написать?

– Главы о самоистязании написаны с натуры восемь лет назад. Резал – и записывал тут же. Потом вокруг первых набросков наросло все остальное. В определенном смысле это психотерапевтическая книга, прикладная. Я называю ее «черной книгой». То есть вот есть чернокнижники, какие книги они читают? Черные. Надеюсь, эта книжечка принесет пользу тем, кого бесы стращают.

– Ваш роман «Хлорофилия», представляющий собою весьма удачный опыт в фантастической прозе, собрал превосходную прессу и оказался самым удачным из ваших вещей по части «сборов». Вы не думали переквалифицироваться строго в писатели-фантасты?

– Грузовик везет камни. Броневик везет деньги. Кабриолет везет девочек. Для каждого образа есть свое воплощение. Некоторые образы или идеи не могут быть выражены средствами критического реализма – а только средствами фантастики. Это очевидно. Далее, я просто люблю научную фантастику надежной подростковой любовью. Скажем, я глубоко равнодушен к детективам, мистике, фэнтези, но хороший скай-фай, космооперу – напишу с наслаждением. Это очень освежает, возвращает в отрочество, пишу фантастику – и мои чувства становятся яркими чувствами четырнадцатилетнего подростка. Когда-то я бредил космонавтикой и астрономией и сейчас делаю фантастику без каких-либо усилий. Более того, сейчас я пытаюсь читать современный скай-фай и вижу, что можно делать то же самое гораздо лучше. Я бросил читать фантастику в конце 80-х, и слава богу. Западные классики, наспех переведенные в девяностые годы, – Желязны, Гаррисон, Саймак – ничего мне не дали. Стругацкие и Лем дали всё.          

– Бродский любил цитировать Стравинского: «Я пишу для себя и гипотетического альтер-эго». Для кого пишете вы?

– Для меня Бродский – элитарий. Гений в себе. Особенно поздний, нобелевский Бродский. Я же в страшном сне не могу себя представить «элитарным» литератором. Я хочу быть понятным, для меня понятность – ключевая категория. Ясное письмо, где о сложном говорится просто, – вот моя цель. Разумеется, я пытаюсь как-то представить свою аудиторию, группу или же одного конкретного индивида. Сущность искусства тройственная, литературу делают в одинаковой степени автор, текст и читатель. Неправда, что Бродский писал для себя. В годы его расцвета маска гения, обитателя башни из слоновой кости была очень понятна широкому читателю. Русский поэт – это была ролевая модель, пропуск в элиту общества. Сейчас в России вход в элиту для поэтов закрыт, и слава богу. В такой «элите» поэтам делать нечего. Сейчас беллетрист вступает в сложные отношения с читателем. Ныне – если сравнивать с временами Бродского – автор умален, а читатель искушен и избалован, он уже не желает благодарно ловить каждое слово, доносящееся из хрустальной башни.

Читатель – как сокамерник, от него не спастись. Иногда он тебя поддерживает, иногда угощает чаем, иногда ты его ненавидишь, иногда уважаешь. Иногда он может тебя убить или, наоборот, спасти жизнь. Написание книги – живой процесс, сегодня я о читателе думаю, ясно его перед собой вижу, забочусь о нем, а завтра я на него злюсь, презираю. В любом случае он всегда рядом.

Сергей Князев
«Фонтанка.ру»

О других новостях в области литературы читайте в рубрике «Книги»