«На передке я готов спать на земле, но зачем такие условия тут?» Ефрейтор вернулся с фронта, а испытания продолжились в тылу

На фронте разведчик Владислав Михеев пнул гранату, упавшую прямо под ноги. Решил, что лучше лишиться ноги, чем жизни. Из московского госпиталя его, безногого, перевели в часть под Петербургом. Два месяца ожидания ответа от Центральной военно-врачебной комиссии стали еще одним испытанием. Воинская часть предсказуемо не оборудована для инвалидов. Бытовые и естественные надобности приходится справлять в буквальном смысле через преодоление. Владислав в каком-то смысле попал в чистилище: когда и к боевым действиям его уже не привлекут, но и домой уйти нельзя.

До армии Владислав работал в компании DNS. Контракт подписал 29 марта 2024 года, 17 мая получил первое ранение. Пуля из АК-74 на близкой дистанции пробила легкое и сломала два ребра. «В больнице и врачи, и родные говорили: возвращайся домой. Но я решил: отслужу год, я ведь по контракту, — вспоминает он. — Вернулся воевать уже осознанно. Чувствовал себя нормально, только иногда дышать тяжело — сгусток в легком остался».

После госпиталя он вернулся уже в другую часть. Его заметил командир разведроты и позвал к себе.

Новое ранение он получил 11 апреля 2025-го. «На нас полетели гранаты. Одна упала прямо передо мной. Выбор был простой — или пнуть и потерять ногу, или умереть. Я пнул гранату и отполз», — вспоминает Владислав.

В медицинской карте позже записали: «Минно-взрывные, инфицированные ранения области правого колена, голени и стопы, гангрена, огнестрельный перелом». Запись сделана 20 апреля — девять дней Владислав провел в укрытиях, ожидая эвакуации.

«Каждый раз ко мне пробирались четверо. Тащили, прятали от дронов, уходили, потом возвращались другие. Так и выносили меня в несколько этапов. В подвале я встретил свой двадцать шестой день рождения», — рассказывает боец.

В Белгороде Владиславу ампутировали ногу. После стабилизации состояния его перевели в московский госпиталь имени Вишневского, а затем — в подмосковный филиал, где сформировали культю.

Протез от «Новой жизни» ждал с тревогой — боялся, что будет как временный, тяжёлый и болезненный. «Когда сделал первый шаг, стало понятно: легкий. Надел — и пошёл без костылей, даже врач удивился», — поделился Владислав.

22 сентября Владислава выписали из клиники, и уже на следующий день он был дома. Учился ходить, обходился без костылей. 29 сентября прибыл в часть под Петербургом. Надеялся на отпуск. За полтора года службы ни разу не был ни в основном, ни в «ветеранском» отпуске, который по закону положен на 15 дней.

«Надо же адаптироваться к протезу — с ним пока тяжело ходить постоянно, да и врачи не рекомендуют. Плюс медицина требуется — осколки до сих пор выходят. Недавно один из руки вытащили», — рассказывает Владислав, показывая перебинтованную кисть.

Но вместо отпуска он услышал: «Извини, брат, приказ: всех переводят в батальон выздоравливающих». Там, по словам командования, «разбирают кого куда — на фронт или под списание».

В батальоне выздоравливающих Владислава Михеева ждало новое испытание.

Владислав рассказывает: «В одном помещении — человек двести, в моем ряду — тридцать. В первый день, когда приехал, оказалось, что туалеты не работают. На нашем этаже — все на замке, прорвало трубу. Пошел на второй этаж — там то же самое. Пришлось идти в другое здание, договариваться. Но туда пускали не всех. А у нас много ребят маломобильных: кто на колясках, кто на костылях — без протезов. Им-то что делать?»

Туалет открыли только на следующий день, а пока «пацаны на костылях тащились за помойку по грязи и слякоти нашей питерской», — вспоминает Михеев.

С душем — отдельная история. «Везде мокрая плитка, поручней нет. На костылях скользко. Протез надо снимать, а без него — никак не помыться. Культю мыть обязательно каждый день, мазать специальными средствами, а протез носить не больше 3–4 часов подряд. На ночь — снимать. А где? Гигиена тут заключается во влажных салфетках. Протру протез, протираю кожу и надеваю его обратно. Сплю с ним, потому что клопы не дают снимать на ночь (это обязательно надо делать). Боюсь, что если укусит в культю — всё, загноится. Там же еще раны не затянулись. Получается — единственное место на теле, которое они не кусали».

Владислав показывает документы. Военно-врачебная комиссия (ВВК) признала его полностью негодным к службе, поставила категорию Д, выдала справку об инвалидности. В эпикризе четко написано: «Освободить от исполнения обязанностей военной службы до исключения из списков личного состава». Но на деле оказалось иначе.

От построения врачи освободили Владислава только через неделю.

Чтобы официально исключили из части, теперь нужно пройти ещё ЦВВК — Центральную военно-врачебную комиссию. «Говорят, люди по полгода ждут. Формально ВВК уже признала меня негодным, но без заключения ЦВВК вычеркнуть из списков части меня нельзя. И даже в отпуск не отпускают, хотя это логично: дать человеку время, а не держать здесь». Его документы в ЦВВК ушли еще 13 августа. По состоянию на 16 октября ответа нет.

В Ленинградском военном округе «Фонтанке» пояснили, что законодательством не установлен конкретный срок, в который Центральная военно-врачебная комиссия (ЦВВК) должна принять решение. Всё зависит от индивидуальных обстоятельств и характера ранения военнослужащего. Что касается клопов, то в части проводят их уничтожение, но паразиты появляются снова и снова, особенно при прибытии новых военнослужащих для восстановления здоровья.

Воинская часть, где военнослужащие ожидают решения ЦВВК, по словам другого собеседника в округе, максимально адаптирована для людей с ограниченными возможностями в рамках доступных ресурсов округа. Однако эти возможности ограничены: в бюджете Министерства обороны изначально не предусмотрены средства на создание доступной среды для военнослужащих-инвалидов, поскольку предполагается, что инвалиды в российской армии не служат. Возможным решением мог бы стать специально оборудованный санаторий, который могли бы выделить гражданские власти.

Пока материал готовился к публикации, Владиславу Михееву дали положенный отпуск и он уехал домой ждать решения ЦВВК. Его товарищи по казарме продолжают жить в условиях плохого общежития, с клопами и без нормальной реабилитации.