На прошлой неделе Владимир Путин на встрече с членами Совета по правам человека воодушевился предложенной краеведом Константином Михайловым идеей устроить исторический заповедник на Охтинском мысе и пообещал обсудить ее с руководством Петербурга и «Газпром нефти».
Нет уверенности в том, что эта новость хороша. Не только потому, что президент оставил себе пути к отступлению, сказав, что выяснит, достаточно ли на Охтинском мысе артефактов. Проблема в том, что создание археологического парка на Охтинском мысе — затея, симпатичная только на словах и только если не понимать её реальных последствий. Самое значительное из них заключается в том, что очередные миллиарды из бюджета, регионального или федерального, будут потрачены без очевидного выигрыша для города и налогоплательщиков: сначала на выкуп участка, а потом на реализацию проекта парка.
Тут ревнители истории возразят, что ведь само по себе сохранение археологии мыса является выигрышем, и еще каким. Да, теоретически это так, но практически смена вывески проекта не является гарантией более профессионального подхода к обращению с памятником. И проект комплекса, включающего офисное здание, мог бы предполагать бережное обращение с культурным слоем, и проект археологического парка можно сделать так, что аутентичные артефакты пострадают. В остальном — то есть с точки зрения развития инфраструктуры, качества архитектурного решения, улучшения среды в районе Красногвардейской площади — строительство комплекса «Газпром нефти» было бы для Петербурга с большой вероятностью полезнее.
Гипотетически можно себе представить археологический парк почти в центре города, который будет таким захватывающим и так искусно придуманным, что он, действительно, станет большой достопримечательностью и во всех смыслах оправдает затраты на свое создание. Однако с гораздо большей вероятностью мы получим или нечто маскарадно-монументально-номенклатурное, или яркий на эскизе, но из рук вон плохо реализованный проект. Кто будет заниматься концепцией археологического парка? Есть ли в принципе сегодня в Петербурге институция, да еще и государственная, которая способна подойти к подобной задаче не занудно и со вкусом? Кто возьмет на себя тяжелые обязанности выбора и реализации архитектурного проекта?
Нет никаких сомнений в том, что те останки архитектуры, которые находятся на Охтинском мысе, нужно сохранить, и нужно сохранить то, что называется памятью места. Говоря не высокопарно, история Охтинского мыса должна быть так или иначе показана и рассказана будущим посетителям комплекса — через современные архитектурные и ландшафтные решения. Вероятно, немногие сохранившиеся архитектурные объекты можно законсервировать и поместить под прозрачное стекло.
Однако точно так же нет никаких сомнений в том, что сделать все это можно, не выкупая участок у компании и не затевая большой государственной стройки. Сохранение археологического наследия никак не противоречит строительству на мысе офисного комплекса. В мире есть огромное количество достойных примеров того, как новое здание возводили над раскопками старинных построек.
По правде сказать, и «Газпром нефть» в сложившейся ситуации ведет себя совсем не безупречно. Компания пообещала создать на Охтинском мысе общественное пространство и даже парк, но выбрала на конкурсе для реализации во многих отношениях неудачный проект Nikken Sekkei. Он слишком примитивный, чтобы превратиться в достопримечательность за счет визуальной образности, слишком несомасштабный человеку, чтобы действительно изменить к лучшему качество среды на Охте, слишком универсальный, чтобы стать органичной частью уникального контекста. Однако проект — еще не приговор.
Мы любим, и не без причин, сравнивать наши градостроительные практики с европейскими, принимая последние за образец. Так вот, в любом городе с хоть сколько-то сбалансированной системой принятия решений выход из ситуации находили бы в диалоге. Да, в Европе бывали случаи, когда город выкупал какую-то территорию у частного собственника под сильным давлением общественности. Но Охтинский мыс сегодня — не тот случай.
Обращение к Владимиру Путину стало отчаянным шагом на фоне не имеющей большого резонанса общественной кампании. Один из ее инициаторов утверждает, что причина неуспеха — в недалекости молодого поколения, но можно представить себе и более правдоподобное объяснение. За последние десять лет произошло то, что называют сменой поколений, хотя правильнее было бы считать это эволюцией общественного мнения. Горожане стали более рациональны, научились, иногда на горьком опыте, понимать причинно-следственные связи в городском развитии. Охранительная идеология на этом фоне несколько дискредитировала себя. Во-первых, есть множество не менее актуальных чем сохранение наследия проблем, которые она просто не считает существенными. Людей беспокоят нехватка парковок, состояние общественного транспорта, экология. Во-вторых, и это важнее, градозащитники за годы показали стратегическую неэффективность своего подхода. В то время как заявления о необходимости сохранять город звучат бесспорно, бесконечные протестные кампании — как правило, вокруг тех объектов, где есть крупный инвестор, — всё чаще выглядят скорее деструктивно.
Общественники могут горой стоять за рядовое здание медсанчасти 1950-х годов или фрагменты Манежа Финляндского полка, как будто бы сохранившиеся как части здания советского хлебозавода, но не замечать десятков домов в Коломне, осыпающихся и затянутых сеткой.
Депутат Борис Вишневский пять лет назад уже «спас» важное петербургское здание, Конюшенное ведомство. Добиваясь отмены реализации действительно не слишком удачного проекта Plaza Lotus group, политик утверждал, что приведение здания в порядок обойдется в 200 миллионов рублей и что не стоит опасаться того, что нового инвестора для него не найдется. Город заплатил за поддержание Конюшенного ведомства только в 2017-м и 2018-м годах 260 миллионов рублей, и сейчас оно едва ли находится в удовлетворительном состоянии. Инвестора, который был бы готов реконструировать здание и сделать его востребованным у горожан, так и нет. Состояние памятника, вероятно, приближается к катастрофическому. От Бориса Вишневского не поступило конкретных предложений относительно того, как Конюшенное ведомство вернуть к жизни.
Если есть какие-то свободные государственные миллиарды — во что трудно поверить в ситуации переполненных больниц и разоряющихся предприятий — их можно было бы потратить на восстановление того же Конюшенного ведомства или любых других из сотен ветшающих домов в Петербурге. А Охтинский мыс оставить «Газпром нефти», постаравшись договориться с ней о выборе более интересного и деликатного решения.
Градозащитное движение в Петербурге начиналось в конце 1980-х годов в романтическом порыве перестройки как стремление сохранить старый город в противостоянии властному произволу и предпринимательскому безразличию к несиюминутным ценностям. Тридцать с небольшим лет спустя оно, к сожалению, превратилось в одно из многочисленных отражений политического режима, с которым как будто борется. Охранители предпочитают тактический популизм стратегической эффективности. Они редко когда идут на сложный профессиональный диалог, стремясь изображать оппонентов, в том числе и добросовестных, безнадежными вредителями. Доказывая свою точку зрения, представители градозащитного сообщества апеллируют к сакральности прошлого, как будто бы она должна автоматически нейтрализовать любые другие аргументы и соображения. Наконец, так же упрямо, как и президент, к которому они обращаются, градозащитники не хотят признать, что их время уходит.
P. S. Под словом «градозащитники» я подразумеваю политических и общественных деятелей, превративших борьбу за сохранение наследия в политическую платформу. Среди тех, кто так или иначе тратит свое время на заботу о старой архитектуре Петербурга, есть огромное количество добросовестных и профессиональных людей, чьих заслуг я не хотела и не могла бы умалить.
Мария Элькина
