«Весь мир объединил рост домашнего насилия». Что учёные узнали о COVID

Социологи, психологи, экономисты вместе с биологами и эпидемиологами подключились к изучению COVID-19. Что уже выяснили, почему так нужна помощь физиков и как повлияла на преступность вспышка коронавируса, «Фонтанка» узнала у создателей проекта Pandemic Science Maps.

Блог Pandemic Science Maps придумали в Высшей школе экономики в Петербурге. Сотрудники департамента социологии ежемесячно мониторят на английском языке свежие научные исследования, связанные с коронавирусом, и выпускают обзоры и инфографику о том, куда движется наука.

«Пандемия — почти как война. Когда враги прорвали границу и войска хлынули на территорию, как немцы в СССР в 1941-м, сложно создавать стратегии. Сотни тысяч врачей и ученых по всему миру сейчас вырабатывают картину представлений о COVID-19. Поток исследований на эту тему — хаос. Но и в хаосе можно разглядеть определённые закономерности», — говорит инициатор проекта, заслуженный профессор, руководитель лаборатории «Социология образования и науки» ВШЭ в Петербурге Даниил Александров.

«Мы ищем публикации в базах Crossref и arXiv, — говорит редактор проекта, магистр политологии Алла Лосева. — Нужно подчеркнуть, что мы анализируем препринты — это ещё не статьи, а, можно сказать, заявки на статьи, которые не прошли экспертизу научного сообщества. Их не стоит воспринимать в качестве полностью достоверного источника информации, но уже по ним можно увидеть некоторые тенденции».

Вместе с преподавателями над блогом работают студенты, и это «правильная ситуация», подчеркивает Даниил Александров: «Она показывает, что не боги горшки обжигают. Что огромные массивы данных могут осваивать и второкурсники, если они обучены правильным методам анализа информации и владеют инструментами визуализации».

Как менялась наука о COVID весной 2020

На графиках, построенных в «Вышке», видно: ещё в конце марта ученых интересовало не так много вещей о COVID-19 — эпидемиология, вирусология и генетика, характеристики и пути передачи вируса. Уже в апреле тем — почти десяток, в том числе моделирование распространения коронавируса, психологическая помощь во время пандемии, перепрофилирование существующих лекарств.

К концу мая число тем приближается к двум десяткам, на первое место вышли социально-экономические вопросы. Ученые выясняли, что происходит с уровнем преступности во время пандемии, как работают социальные сети и мобильные приложения, какие нефармацевтические меры можно применять. Среди ключевых слов — «социальное дистанцирование» и «локдаун».

«Число исследований растет по экспоненте. В январе их было порядка сотни, в марте — уже 1600, в апреле и мае — примерно по 4000, а в июне — 2700», — констатирует Алла Лосева.

«Лично мне интересно было наблюдать, как первую волну биологических и эпидемиологических публикаций о COVID сменила волна работ по генетике, — комментирует Даниил Александров. — Сейчас стало дешево расшифровывать геномы, генетика сливается с эпидемиологией, уже в апреле по всему миру расшифровали десять тысяч геномов нового коронавируса. Первое, что удалось благодаря этому доказать, — COVID-19 создан не искусственно. Второе — мы теперь знаем, как инфекция распространялась по миру. New York Times на основе научных данных сделали эффектную визуализацию того, как это происходило в Америке. Выяснилось, что в первых двух случаях, зарегистрированных в Сиэтле и Чикаго, штамм COVID-19 был завезен из Китая. Но даже то, что США закрыли границы с Китаем, страну не спасло. Инфицированные коронавирусом путешественники продолжали приезжать из других азиатских стран и Европы, главным центром распространения вируса стал Нью-Йорк, откуда COVID разнесли по всем штатам».

Почему социологи, психологи и экономисты так поздно подключились к исследованию эпидемии

«Геном вируса был расшифрован уже в январе, а демографические эффекты COVID-19 становятся понятны только сейчас, когда выясняются цифры избыточной смертности. В Москве в апреле смертность увеличилась на 57 процентов, в Петербурге в мае — на 32 процента. С такой информацией мы можем работать и получать на ее основе первые серьёзные социальные исследования», — отмечает Даниил Александров.

«Только что появилась очень интересная работа о заболеваемости и смертности от COVID-19 в Америке, — продолжает он. — Рано предположили, что главным фактором распространения коронавируса является плотность населения. Оказывается, важна не столько плотность, сколько связность и подвижность населения. Профессор Шима Хомеди из университета Джона Хопкинса с группой коллег заинтересовалась, как растет заболеваемость в 913 округах США. Выяснилось, что больше всего подвержены вирусу городские агломерации, где жители легко перемещаются и взаимодействуют друг с другом. И мы видим наглядные подтверждения — из Нью-Йорка коронавирус распространялся с привычными потоками людей, которые ехали, например, за город».

Как «строгие» и «расслабленные» культуры справляются с коронавирусом

Почему одни страны хорошо справляются с коронавирусом, а у других траектория заболеваемости похожа на след взлетающего самолета, решила выяснить социальный психолог, профессор Университета штата Мэриленд Мишель Гельфанд. Ещё в 2011 году она выпустила большое исследование о том, как различаются «строгие» и «расслабленные культуры». Термины ввёл её научный руководитель, ныне покойный социальный психолог Гарри Триандис.

«Триандис в 1970–1980-е годы стал писать, что поведение людей может различаться в зависимости от культурных контекстов. Население в разных странах более или менее склонно следовать нормам и правилам, — говорит Даниил Александров. — Например, современные исследования показывают, что итальянцы нарушают правила почти поголовно, но понемногу. А в Швеции, наоборот, если уж кто-то и решается преступить закон, то в порядке исключения, но по-крупному».

Мишель Гельфанд в начале апреля собрала данные о заболеваемости и смертности от COVID в разных странах. «Выяснилось, что больше всего шансов выжить — у «строгих» культур, то есть тех, кто следуют правилам, например, у жителей Северной Европы или Японии. А вот те, кто больше склонны к индивидуализму — Южная Европа и США, — принимают на себя самые серьёзные последствия», — комментирует Даниил Александров.

Cвою роль играет и история: если жители страны уже проходили вместе эпидемии, войны или экологические катастрофы, то легче жертвуют личными интересами во имя общего блага — как минимум держат социальную дистанцию и носят маски.

Как COVID-19 повлиял на уровень преступности

На заре пандемии зарубежные СМИ сообщили о падении преступности по всему миру. «Громилы теперь реже нападают на людей. В Сальвадоре некоторые банды даже практикуют социальное дистанцирование», — рапортовало BBC. «В Чикаго аресты наркодилеров упали на 42 процента по сравнению с аналогичным периодом 2019 года. Торговцы пережидают, пока не закончится рецессия», — вторило коллегам агентство Associated Press.

На проверку не всё так просто, отмечает Даниил Александров: «Исследования о преступности во время эпидемии показывают, что многое зависит от городского и национального контекста. Единственное, что объединяет весь мир — как и предсказывали учёные, — уровень домашнего насилия очень заметно вырос повсюду. В США есть очень хорошие цифровые базы данных о преступности, в том числе и открытые. Там достойная аналитика уже появилась по двум существенно разным городам — Лос-Анджелесу и Индианаполису. В обоих случаях стало меньше домашних краж. Грабить в Лос-Анджелесе стали реже, а в Индианаполисе продолжили с такой же регулярностью. Нападений в первом городе стало меньше, а во втором — больше. При этом в столице американской киноиндустрии теперь чаще угоняют машины, а в Индианаполисе число угонов осталось стабильным».

Различия «географически-криминального» толка могут быть связаны с фактором «строгих» и «расслабленных» культур, предполагает социолог: «В tight cultures, конечно, преступлений меньше, да и оружия почти ни у кого нет — Япония служит хорошим примером. Внутри стран различия городов может быть связано как с местной организацией преступности, так и, что важнее, с пространственной социальной организацией города. Тут важно не только наличие нескольких гетто, но их близость с другими жилыми районами».

Какой вклад вносят российские ученые, и почему на COVID-фронте не хватает физиков

«Мы анализируем препринты только на английском языке. Русские фамилии среди авторов встречаются, но не так часто», — рассказывает Алла Лосева. «Вклад российских учёных в изучение COVID — ничтожный, — более резко настроен Даниил Александров. — Прежде всего потому, что в России нет современной эпидемиологии. Это наука, связанная с построением довольно сложных моделей, часто ей в XXI веке занимаются люди с физическим образованием. Среди российских эпидемиологов преобладают медики или биологи. Поэтому основную нагрузку по анализу и прогнозированию происходящего в России взяли на себя, как ни странно, добровольцы, независимые специалисты — советую почитать, что пишут о COVID в Facebook экономист Татьяна Михайлова или физик Михаил Тамм».

«Лучшее отечественное исследование мирового качества, которое я видел на сегодняшний день, — тестирование на антитела к COVID-19, которое провёл Европейский университет в Петербурге с клиникой «Скандинавия», — оценивает Даниил Александров. — Тогда выяснилось, что в Северной столице может быть около 200 тысяч переболевших. Европейский университет грамотно построил выборку и очень тщательно провел анализ».

Какие главные выводы уже сделаны

«Пока я не видел прорывных вещей, написанных о COVID в социальных науках, — говорит Даниил Александров. — Социологии нужны данные для анализа, а их накопилось недостаточно, нужно подождать хотя бы до осени. Психологи проводят много опросов, но их результаты заранее понятны — да, из-за карантина люди испытывают выгорание, трудности в учебе, даже протесты в Америке на фоне COVID-19 вполне объяснимы. Пока самый важный эпидемиологический урок — контроль состоит не в том, чтобы всех загнать в квартиры. А в том, чтобы остановить потенциальных массовых разносчиков, тех, кто контактирует со многими людьми за короткое время. В этом смысле российское голосование по Конституции — то, чего не стоило делать во время пандемии».

«Судя по тому объему препринтов, которые я прочитала, самый главный вывод: в странах, где правительство подробно объясняет, с чем связаны ограничения, граждане готовы жертвовать комфортом ради общей безопасности. Люди помогают соседям, отказываются от привычных действий, которые во время пандемии могут навредить. Но только если понимают, зачем это делают», — убеждена Алла Лосева.

Что ещё предстоит узнать

COVID-19 принесёт и позитивные последствия — можно ждать прорывов в биомедицинских науках: исследованиях, связанных со свертываемостью крови, созданием новых вакцин, появятся важные работы в области эпидемиологического контроля, прогнозирует Даниил Александров.

«Это довольно интересная область, близкая одновременно и к госуправлению, и к науке о поведении, — объясняет он. — Многие концептуальные прорывы были сделаны и раньше, просто сейчас войдут в какую-то систему и закрепятся в практике. Даже распространение ВИЧ/СПИД не столько открыло для нас новое, сколько «узаконило» уже зарождавшиеся стандарты».

На то, чтобы осмыслить последствия вспышки COVID, уйдёт пара лет, но затем должна последовать вторая волна осмысления, уверен социолог: «Сейчас и медики, и учёные смотрят на ситуацию изнутри, они вовлечены в споры о новом коронавирусе. Более объективный взгляд на пандемию дадут только те, кто сейчас не участвует в её погашении».

Елена Кузнецова, «Фонтанка.ру»