Восстание в Бадабере. Киноверсия. Лайтиссимо

Без неологизма «сверхоблегчённость», пожалуй, не обойтись. Речь не о подвиге пленных шурави, восставших в пакистанском лагере Бадабер в апреле 1985 года. Мы о сериале, показанном в феврале 2018-го, и о том, как содержательно «облегчились» его авторы. Мы - это создатели романа «Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер» Андрей Константинов и автор этих строк.

Внимание к фильму у нас действительно особое: ведь роман стал важной частью нашей творческой биографии. Но дело даже не в этом. Годы, посвящённые Востоку в самом что ни есть прикладном смысле, более 200 разноязычных источников по бадаберской теме, проработанных нами, в том числе с заделом на будущее, могли помочь авторам сериала. Мы бы даже позавидовали коллегам, открывшим зрителям что-то неизвестное ни нам, ни читателям. Например, конспирологическую догадку о сорвавшейся попытке освобождения узников (разумеется, не в том виде, в котором она экранизирована). Или – о роли Бадабера в глобальном – по тому времени – регулировании наркотрафика. Но никто из кинотворцов нам даже не позвонил. Сочли излишним. Может, зритель потому редко затаив дыхание смотрит на экран, что кино часто делают, не наморщив лба?

Мы понимаем тех, кто о бадаберской истории узнал благодаря сериалу. Даже тех, кому импонируют вкусы его создателей. Но понимать – не значит разделять. То, что вынесено на суд вменяемого зрителя, укладывается в дилемму: либо-либо. Либо военно-специальная, да и страноведческая безграмотность снятого киноматериала объясняется спешкой, либо его поверхностность заложена отношением авторов к своей, а заодно и военной профессии. А ещё к исторической памяти. Неужели авторы фильма видели своей сверхзадачей актуальное на олимпийском фоне обличение родины санкционных козней? Не велика ли для этого легенда о Бадабере? С которой теперь трудно будет вновь обратиться с экрана.

Опытные режиссёры учат, что каждый киноэпизод должен подтверждать сценарную канву. А она, в свою очередь, с названия фильма до финальных титров должна отвечать на сквозной вопрос: почему и зачем именно так поступил киноперсонаж? Эти «зачем и почему» уточняются каждой сценой и репликой при любом качестве собственно «исторического грима». Так достигается пусть художественная, но всё же убедительность. Герои Бадабера, думается, достойны хотя бы её. А не обезличенного упоминания в сумрачных интерьерах восточного базара. С зинданом в придачу.

Какую, скажите, канву предложили создатели сериала? Главного героя посылают проверить, есть ли в лагере американцы и действительно ли они готовят повстанцев? Так это было известно за три года до восстания, в том числе от пленных моджахедов, ранее обучавшихся в Бадабере. Да и сами американцы этого не скрывали: зачем тогда вытаскивать одного из них из Пакистана в Афганистан?.. Приблизительно тогда же поступили первые сведения о военнопленных в Бадабере – сначала афганских, потом советских. Поэтому абсурдна сама задача нашего разведчика, выведенная на экран. Тем более что этот разведчик по ходу пьесы сам себе меняет эту задачу... Кстати, кто он, этот герой, выросший из неудачливого похитителя яблок до «личного НЗ» начальника разведки? А заодно подтвердивший свой статус «всеобъемлюще-недельной» подготовкой? Мог ли сын генерала-разведчика оказаться под угрозой пленения? А если такой исход хотя бы подозревался, то остался бы генерал при исполнении? Без придирок по части служебной этики, бытового антуража, формы одежды (часто клоунской) и тем более сарказма спросим у кинотворцов: ради чего военных профессионалов недавнего прошлого нарядили в тогу романтических идиотов? Неужели некому было подсказать, что даже «частушечное» противопоставление боевых «служак» «штабным крысам» бросает тень на смысл Служения? Не «швейковский». Кто бы как ни относился к армии – без пафосных ассоциаций с завершением чеченского лихолетья крымской «вежливостью» и сирийским небом.

На этом фоне простительны мелочи, которые авторы фильма могли не знать по творческому простодушию. Это и порядок выделения в армии воздушного судна – киношные персонажи его запросто угоняют ради благой цели. Это и казематный вид офиса американца с телефоном, по-видимому, для подсказки «звонка другу» захваченного разведчика (о «комфортном бардаке», типичном для янки, авторы тем более не подозревали). Это и суета янки по базару, хотя их выход туда запрещён (нестраховой случай), даже если этот американец местного происхождения. Кстати, так на Востоке бывает практически всегда, а в Бадабере – точно. Или, да простит нас Господь, способ казни «неверного шурави» – уж точно без распятия, символизирующего праведную жертвенность.

Уместны ли тут другие подробности, если общее впечатление от увиденного наводит на мысль, что написание сценария, съёмка и монтаж фильма происходили одновременно? Возможно, в коллективном отпуске всей творческой группы – где-нибудь под Анапой. Так что «кинокухня» получилась знатной. Правда, чайники по ней летают. И из розеток слышатся то смех, то плач.

Все слышали об альтернативном искусстве, даже альтернативной истории. Но вот об альтернативной героизации?.. Может, это и есть кинематографический постмодерн? Не верю. Не приемлю. Извините…

Борис Подопригора,

участник афганской войны,

литератор