Жесткое военное мыло

И ведь сколько событий интересных в нашей стране произошло за последние две недели – и скандалы со звездами за рулем, и митинги, и убийства, и суды, и «жемчужный» с ружьем, и даже Суркова сняли – а вшивый все равно о бане будет вещать.

Это я о себе любимом, в том смысле, что в который уже раз со звериной занудностью хочу высказаться о наших военных сериалах.

Но в рамках этой темы я пару слов найду и для Суркова – это я такую «интригу-заманушку» подвешиваю для тех читателей, которым мой нудеж по поводу военных фильмов давно и окончательно обрыдл – почти так же, как и мне самому.

Итак.

Изначально я ничего такого «военного» писать не собирался – во-первых, зачем писать очевидные вещи, а во-вторых, скажем прямо, просто невыгодно автору, у которого время от времени покупают права на экранизацию, ссориться с каналами, говоря об их продукции неприятные вещи. Но, как говорится, так уж звезды встали.

Накануне Дня Победы прочитал я в «МК» статью немецкого журналиста Штефана Шолля о новом немецком военном сериале «Наши матери, наши отцы» и о той волне возмущения, которую он вызвал в патриотических кругах России. Статья любопытная, эмоциональная. Искренняя… Чем-то она меня зацепила. Но сразу желания поучаствовать в дискуссии не вызвала.

Прочитал и прочитал. Хмыкнул и отложил газету в сторону.
Так сложилось, что на эти майские я никуда из города не уезжал, времени свободного было много, а тут еще у соседей трубу прорвало и пришлось весь стояк заменять – ясное дело, пока ремонтники разламывали стену в ванной, ничего умнее, чем раздраженно переключать каналы, не придумаешь.

Прыгал я с канала на канал и допрыгался до канала «Россия» на котором показывали сериал «1943». Про сорок третий год, если кто не понял. Ну, начал смотреть в полглаза. Чего-то в душе ворохнулось, но поскольку я особенно не приглядывался, это «чего-то» сначала в какую-то конкретику не сформулировалось. А тут и жена меня в важном деле пригляда за ремонтниками подменила, и мы с детьми поехали на Пискаревское кладбище положить гвоздики на братские могилы. У нас в семье традиция такая – каждый год на какую-нибудь братскую могилу 1942 года цветы положить, потому что в какой-то из них и наши родные лежат.

Ну, а вечером, конечно, за стол сели, я за Победу выпил, за своих дедов-офицеров, которые две войны честно прошли, за папу с мамой, которым военное страшное детство выпало… Дети мне вопросы разные задают, я как могу отвечаю, а сам машинально одним глазом в телевизор посматриваю, пультом щелкаю. А в телевизоре чуть ли не по всем каналам – какие-то военные сериалы, причем один от другого – не отличишь. Везде какие-то диверсанты, контрразведчики и разведчики, какие-то снайперы со скорбными лицами и пригламуренные девицы в коротких юбках и офицерских погонах.

Постепенно возникло ощущение, что на разных каналах идет один и тот же фильм, даже не фильм, а какое-то странное шоу, какой-то карнавал на военную тему. Причем карнавал нехороший, неправильный какой-то. И дело не в том, что у артистов не там где положено ордена прикручены и у всех лица очень сытые и безмятежные, а просто дух какой-то не тот. Слишком уж каким-то пафосным враньем несет, слишком много отлакированных штампов и псевдопатриотических военных «красивостей». Все это раздражало, но не сподвигло писать, поскольку всей этой радостью потчуют нас уже не первый год.

Но вот на следующий день меня все же, что называется, «пробило». И дело тут не только в том, что количественное накопление дало все же «качественный скачок» - по одному из трех основных законов философии. Просто на следующий день я снова «дежурил» с ремонтниками и вынужденно уже повнимательнее присмотрелся к сериалу «1943», который, напомню, демонстрировал государственный канал «Россия». Присмотревшись, я обалдел.

То есть, на самом деле я даже и не обалдел, но честно написать о том, что со мной случилось, не могу – Госдума запретила.

Дело в том, что «1943» - это не просто сериал, это самое настоящее «мыло», сделанное по откатанной мексиканской технологии – помните: «Сеньора… Скоро шесть… скоро придет сеньор… Это все из-за Фернандо Торреса…» и так далее.

Только в «1943» вместо рабынь и Фернандов Торресов с садовниками Мигелями – подпольщики и полицаи, партизаны и гестаповцы и огромное количество сексапильных жопастых теток, которые не знают, кому именно подарить свою непростую военную любовь.
Поднапрягшись, я вспомнил, что раньше видел уже этих героев в сезоне, который называется «1942» - война-то была долгая…

Чем дольше я смотрел, тем больше мне казалось, что сценарий этого «мыла» нельзя было написать на трезвую голову…

Где-то на оккупированной территории немецкие гады разгромили партизанский отряд. Но партизан Гриша продолжал в одиночку устраивать засады на дорогах и взрывать немецкие склады. Во время одной из таких дерзких вылазок его хватают все же полицаи и отводят к городскому бургомистру. Оказывается, бургомистр – на самом деле подпольщик, да и полицаи – тоже. Поэтому Гриша тоже становится полицаем. А недалеко от этого города мыкаются двое из того же партизанского отряда – некий Муха и бывшая жена Гриши. Бывшая, потому что Гриша влюбился в свое время в партизанку Дашу. Но Даша влюбилась в хорошего пленного немецкого офицера Вальтера, которому удалось уйти к своим. Так вот, Муху и бывшую жену Гриши пускает в деревне на постой в сарай мама настоящей сволочи – главного деревенского полицая. Главный деревенский полицай очень хочет трахнуть бывшую жену Гриши, но что-то у него все время не складывается… А тут еще недалеко от деревни сбрасывают целую группу советских диверсантов, но немцы и полицаи убивают всех, кроме радистки Кати, которую спасает случившийся рядом Муха. Радистку Катю Муха приводит в тот же сарай к бывшей жене Гриши, и главный деревенский полицай тут же хочет трахнуть и новенькую. Но! Тут из города на поиски радистки приезжает отряд полицаев-подпольщиков во главе с Гришей, и он не дает и Катю и бывшую жену в обиду. Муху Гриша объявляет братом, бывшую жену – женой Мухи, а радистку Катю – своей невестой. Мама главного деревенского злодея-полицая только головой качает, мол, как интересно вы живете, господа-товарищи. В «мыле» просто так ничего не говорится, и, конечно, радистка Катя влюбляется в партизана-подпольщика Гришу. А еще на деревне есть симпопонистая грудастая соседка-вдова, которая пытается отдаться всем – и Грише, и Мухе, и деревенскому полицаю, но они слишком заняты своими переживаниями. В отчаянии никем не трахнутая соседка с бутылем самогона идет к радистке Кате и бывшей жене Гриши, чтобы выяснить, с кем все же можно переспать. И правильно делает, что с самогоном, без бутылки в этом омуте страстей можно просто утонуть, так ни в чем и не разобравшись.

А тем временем в городе хороший немецкий оккупант Вальтер делает предложение Даше, которая работает у него горничной. Даша отказывается, так как не хочет быть немецкой подстилкой. Но Вальтера все равно подозревает гестапо. И ладно бы только гестапо! Так нет – еще и стенографистка Грета, работающая в немецкой комендатуре. А потому что Грета хочет женить на себе Вальтера и дико ревнует. Поэтому она сумела раздобыть фотографии, на которых Даша – с полицаем-подпольщиком Гришей. Вальтер переживает. Грета злодейски улыбается. Но! Тут на Дашу вываливается немецкий капитан из комендатуры по фамилии чуть ли не Вайс. Оказывается, Вайс – советский разведчик, у него куча сведений, но передать их на Большую землю он не может, поскольку у него нет радистки. Ясное дело, радистка-то в деревне! Но у радистки Кати тоже все не очень складывается – начавшийся роман с Гришей накрывается медным тазом, поскольку бывшая жена Гриши все рассказывает Кате про себя и про Дашу. Катя переживает. А тут еще облава – пришлось рацию прятать, а ее потом настоящие полицаи нашли и засаду там устроили с немцами. За рацией потом пошли Муха и бывшая жена Гриши. Дело в том, что Муха ее полюбил – тем более, что им приходится спать вместе, чтобы не вызывать подозрений. Муха и бывшая жена Гриши еле отбились от засады и уплыли по реке на бревне. Кружным путем вернувшись в деревню, они сообщают Кате, что рации больше нет, но Муха тут же подслащивает пилюлю, сообщая, что нашел в деревенском амбаре танк. Тут Катя широко распахивает глаза и радостно заявляет, что знает точно: на танке есть рация. Должна быть. Рация на танке.

Вот в этом месте я, впавший в коматозное оцепенение, как-то ворохнулся, попытался скинуть с себя морок, потому что вспомнил старый анекдот: «Товарищ прапорщик, а рация, о которой вы говорите, она на транзисторах? – Повторяю для дебилов: рация – на танке!»

Тем временем капитан Вайс жмет на Дашу, чтобы она вывела его на подпольщиков и на радистку Катю. Даша колеблется. В ее жизни все сложно. В дом Вальтера к ней заявляется Гриша. Происходит непростой разговор, не вовремя заявляется Вальтер. Даша бежит открывать, показывая знаками Грише, чтобы тот спрятался, но Вальтер все равно находит его в шкафу…
От окончательного одеревенения меня спасли дети – дочка случайно села на пульт и экран погас. Я очнулся, начал испуганно озираться. Мне показалось, что с тех пор, как я нырнул в паутину «1943», прошли долгие годы…
А на самом деле, дорогие друзья, это все совсем не смешно. Это страшно. Это самое настоящее глумление и фальсификация истории. Понятно, что на «мыле» просто делать деньги, тем более, когда технологии отработаны «Бедными Настями» и «Тайнами института благородных девиц». Но все же, все же…

Бездарных и злых девиц из «Pussy Riot» посадили в тюрьму за глумление – а их ролик был очень коротким. Мне их не жаль, хотя я так и не понял, в чем, собственно, уголовщина. Ладно. Государство зверски показало свое отношение к глумлению. Тогда почему часами показывают на государственном канале «1943»? Меньше общественной опасности? Не так развращает? Но ничто не развращает так, как бездарная гламурная пошлость… Где вы, государственные борцы с фальсификацией истории? Ау-у...

И тут я вдруг вспомнил про снятого Суркова. Уж сколько на эту тему версий высказывали… А ведь он у нас раньше за идеологию отвечал. Как раз, когда вот это «военное мыло» снималось… А вдруг Верховный посмотрел продукт и осерчал шибко? А что? Раньше-то за подобные идеологические просчеты просто расстреливали у ближайшего амбара, предварительно раздев до кальсон. Но мы же не в дикое время живем – не расстреливать же Суркова, тем более, что и кальсоны он, судя по походке, не носит… Вот и уволили его, родимого, по собственному желанию… А что? Чем не версия? Да, к сожалению, ничем. Я думаю, не смотрит Верховный телевизионный продукт. Да и – даже если бы и смотрел бы… Не факт, что усмотрел бы глумление и фальсификацию.

А создатели «1943», я полагаю, будут работать дальше. Война-то только в 1945-ом закончилась, да и потом, после войны еще столько всего интересного было.

Хочется пожелать творческих успехов. А чтобы набор избитых штампов был полным, в сериал надо срочно ввести двух новых персонажей: еврея-портного Цукершнапса, который помогает подпольщикам, и православного священника отца Мефодия, бывшего белогвардейского ротмистра Кирилла Артемьевича, тоже помогающего подпольщикам. В бытность белогвардейским ротмистром отец Мефодий отличался антисемитизмом и ненавидел большевиков, но потом многое осознал. Образ такого батюшки необходим, чтобы «протянуть ниточку» в день сегодняшний. Ну а Цукершнапсом, ясное дело, «военное мыло» не испортишь…

Что тут добавить? «И все, и вот!», как говорит одна моя знакомая.
Но добавить есть что. От лютой тоски и с досады решил я посмотреть немецкий фильм – тот самый «Наши матери, наши отцы». Чтобы хоть часть злости на немцев перенести. Посмотрел. И стало мне еще хуже, потому что смотрел я этот фильм запоем и с удовольствием. И нет в нем никакого глумления и попыток переписать историю. Есть попытка честно и с болью поговорить о своем прошлом. Это очень талантливая и качественная работа, которая мне, русскому, у которого война – это семейная история и трагедия – была очень интересна и совсем не оскорбительна.

И я категорически согласен с немецким коллегой Штефаном Шоллем, написавшим в конце своей статьи очень горькие для меня, русского, строки: «…Уважение и моральный авторитет в мире каждое поколение должно заработать себе само. Может быть, современным российским телевизионщикам пора бросить клеймить чужие фильмы? А самим начать снимать кино о войне, которое интернет-энтузиасты на Западе переведут на свои языки. Потому что этот русский фильм покажется им очень важным».

Что тут скажешь?

Мне кажется, что не просто пора – а уж очень-очень давно пора. Потому что я не хочу, чтобы в День Победы мое чувство гордости разбавлялось бы еще и чувством стыда.

Андрей Константинов