«Такое количество фильмов в итоге убивает кинотеатры». Где те сотни картин, что ежегодно выпускают в России

Замминистра культуры Андрей Малышев заявил на Международной парламентской конференции «Россия — Латинская Америка» 1 октября, что благодаря программе поддержки в России за последние годы было открыто свыше 7 тысяч кинотеатров, и каждый год в стране производят более 500 полнометражных фильмов. «Фонтанка» показателям удивилась и задала вопрос исследователю рынка — гендиректору компании «Невафильм» Олегу Березину: правда ли, что отечественное кино снимают в таких объемах, и почему тогда на слуху буквально два десятка картин?

— Олег, цифра в 500 полнометражных фильмов кажется удивительной. Но вы говорите, что она близка к реальности?

— Да, это абсолютно реально, еще до ковида по 250 фильмов в год выходило, а сейчас, когда государство просто завалило кинопроизводство кучей денег, — и подавно: ведь и Министерство культуры, и Фонд кино, и Институт развития интернета, и даже Фонд президентских грантов, и регионы могут что-то выделять. Это раз. Во-вторых, не забывайте, что мы живем в цифровую эпоху, идет демократизация средств производства. В принципе, можно взять… ну, айфон уже нельзя брать, но какой-нибудь хороший российский смартфон и снять кино. Для этого не нужна кинопленка, большие киностудии — все пойдет в зачет. Задача чиновника — отчитываться, поэтому чем больше единиц продукции — тем лучше.

— Но говорилось именно о полнометражных картинах.

— Ну а что — «полнометражные»? Это 90 минут. Что, в российский смартфон 90-минутный фильм не влезет? Это самое простое, что можно сделать: взять кучу денег, раздать их всем желающим снимать (а как вы понимаете, желающих снимать было много во все времена). И всё, вроде бы все при деле. Никто же не будет считать, насколько эти картины востребованы у зрителя, сколько зрители заплатили за эти картины в кинотеатрах, в онлайн-сервисах... Это считать опасно, потому что потом встанет вопрос: а для чего все это снимается? Так что ничего хорошего для индустрии это не дает на самом деле. Это фактически вытесняет частные деньги из кинопроизводства, картины не находят зрителей, а потом будут ходить сотни обиженных продюсеров, что они сняли гениальное кино, а кинотеатры или платформы — такие плохие, их великое кино не берут, поэтому зрители его не видят. Мы это уже проходили.

— Проблема кроется только в том, что многие остаются обиженными, или в чем-то еще? Вы до интервью сказали мне достаточно яркую фразу, что «это количество фильмов добьет отрасль». Почему?

— Потому что появится большое количество не сумевших отчитаться за целесообразность. Кино сняли, оно никому не нужно, никто его не посмотрел, денег нет. Почему? Значит, зрители плохие и кинотеатры с онлайн-платформами плохие, надо их зарегулировать. В какой-то момент я бы на месте счетной палаты задался вопросом: а что с этими деньгами происходит, ради чего мы такое количество денег тратим на такое количество фильмов?

— Ну ведь, по идее, если есть возможность у людей снимать фильмы, когда они этого хотят, — это же хорошо?

— Ребят, снимайте за свой счет — почему вы должны снимать за счет государства? Ну, какие-то проекты могут сниматься за счет государства — дебюты, какие-то значимые фильмы, по крайней мере с точки зрения государства. Но это не значит, что каждый машинист электропоезда может снимать кино за счет государства, как-то это странно.

— У вас есть примерное понимание, какой процент снятых в России фильмов реально доходят до зрителя и какими путями? Сколько выходит в прокат в больших кинотеатрах, сколько уходит на онлайн-платформы?

— Что мы называем прокатом? Один раз показали на фестивале или 10 сеансов прошло в 10 кинотеатрах — это считается «вышел в прокат» или нет?

— Ну, фестиваль — это отдельная категория, согласна. Там все-таки другие требования, художественность в первую очередь.

— Хорошо, ну, если вы зайдете в «подвал» списка ЕАИС (Единая федеральная автоматизированная информационная система сведений о показах фильмов в кинозалах. — Прим. ред.) фильмов за год, увидите в хвосте, сколько картин, у которых стоит, условно, один сеанс в прокате! На один сеанс всегда можно договориться. Вопрос в том, сколько собирают первые, грубо говоря, 20 фильмов. Если мы говорим опять же о коммерческом результате. Здесь же всегда хорошо прикрываться: кино — это искусство, что мы будем деньги считать, неважно, сколько оно собирает (правда, почему-то все хотят, чтобы оно собирало)! Но если считать коммерчески, по количеству зрителей, то, я думаю, картинка будет очень плачевной.

— Получается, что собирает один «Чебурашка», а остальные не собирают.

— Потому что если мы говорим про массовый кинопрокат, то это всегда прокат хитов. Когда вы приходите в кинотеатр, вы знаете, что идете, условно, на «Чебурашку», на «Повелитель ветра» или даже, не побоюсь этого слова, на «Вызов». Если вы приходите в кинотеатр, а у вас 30 фильмов в афише, то с большей вероятностью вы развернетесь и пойдете домой. Потому что проблема выбора — очень серьезная проблема. Если выпускать по 500 фильмов в год, это значит — полтора фильма в день новых на экране. Ни один нормальный зритель это не осознает, не увидит, не отследит. Вообще научно было доказано в 1970-е годы, что увеличение количества фильмов в афишах кинотеатров ведет к общему снижению кассовых сборов. Знаете, при товарище Сталине, что бы там ни говорили, когда был период малокартинья, восемь картин, по-моему, в год произвели, — что-то в этом было правильное.

— А есть понимание, какое количество фильмов уходит на стриминги?

— Точно сказать нельзя. Если фильм вышел в прокат десятью сеансами, мы считаем, что это был кинопрокат, и он не ушел на стриминг? В нашей стране 10 сеансов можно организовать всегда — для отчета и так далее. Ни о чем это не скажет. Вопрос в том, сколько фильмов зрители за год, условно говоря, запомнят, что они их видели в кинотеатрах.

— И сколько это, по-вашему?

— Не думаю, что больше 10. Я вообще считаю, что если мы говорим про массовый кинорынок, то надо оставить 30–40 фильмов в год и убрать «шелуху» — и кассовые сборы в два раза увеличатся. Я вам серьезно говорю. Это рынок хитов, здесь нет вопроса количества, нет вопроса широты выбора — это не тот рынок. Просто такое количество фильмов, которое вываливается, которое продюсеры вынуждены пропихивать в кинотеатры, применяя всякие административные ресурсы, — в конечном итоге убивает кинотеатры. Потому что, в отличие от онлайна, у кинотеатров каждый сеанс имеет свою себестоимость. Вы можете на цифровую платформу хоть тысячу фильмов выложить, 90% никто и знать не будет про эти фильмы, а остальные будут смотреть. В кинотеатре так не работает. 10 подряд вот таких фильмов-пустышек просто убьют любой кинотеатр.

— Ну, с кинотеатрами — понятно. А мы можем сказать, какой процент выпускаемых фильмов стриминги берут?

— Это ж вопрос, на каких условиях! За какие-то фильмы стриминги готовы бороться, за эксклюзивы платить серьезные деньги, а какие-то фильмы... придет продюсер, попросит: «Ну возьмите, я вам еще доплачу, чтобы он у вас в каталоге был». Ну будет он в каталоге. Это считается, что его взяла платформа, или нет?

— Я думаю, считается.

— Так-то любой фильм либо на платном, либо на бесплатном стриминге где-нибудь себе местечко да найдет. Вопрос — кому он, кроме продюсера, нужен. Правда, я не уверен, что он и продюсеру нужен. Понимаете, это другой механизм: люди зарабатывают во время производства. Это стиль жизни.

— Субсидиями.

— Ну конечно! Там столько миллиардов! Хорошую идею под это всегда можно подсунуть. Помножить это на амбиции людей, которые понятны: высказаться, выразиться и так далее. Но я на самом деле не очень понимаю, почему я должен смотреть какое-то мнение художника, снятое за мои деньги как налогоплательщика.

— Но это же прямая дорога к запрету! Потому что «а судьи кто?» — и так можно зарубить просто неугодных.

— Судьи — зрители, если мы делаем кино для зрителей.

— Но мы же говорим об этапе финансирования производства, тогда фильма еще нет, и мы не можем сказать, хороший он получился или плохой.

— Знаете, если бы Министерство культуры почитало историю и вернулось к схеме финансирования, которая существовала в советские годы... Я не ратую за советские годы, но Госкино покупало уже готовый фильм, с понятным результатом. А пока фильм производится, студия брала ссуду в банке. Госкино говорило: если вы снимете такой-то фильм с таким-то режиссером, с такими-то параметрами, в такие-то сроки, мы у вас его купим за вот такие деньги — и это была гарантия для банка. Студия шла в банк — «Мосфильм», «Ленфильм», Одесская киностудия — брала кредит под этот договор, снимала кино и потом его сдавала Госкино. Почему Госкино и могло рассказывать: это уберите, это сократите, а вот тут нормально. Потому что, пока студия не сделает фильм, который устроит, условно говоря, Госкино, студия не получит денег и не вернет кредит банку. А у нас все финансирование идет вперед; что там на выходе получится — хорошее кино, плохое, профессиональное ли… И мы потом идем смотреть кино Сарика Андреасяна и понимаем, что это не кино, хотя оно полнометражное, цветное и там есть картинка, есть звук.

— Сейчас та схема, о которой вы сказали, может работать? Или у кинематографистов нет денег работать по такому принципу?

— Да вы что, все продюсеры застрелятся сразу! Не, это вообще поломает смысл существования российского продюсера, вы что!

— Это мы сейчас иронизируем. А у хороших получится снимать?

— Ну а почему нет, если они уверены в результате, если они понимают, что они делают, и они понимают, что это фильм, который будет востребован? Тем более мы не говорим о том, что деньги вернутся от зрителей — деньги могут вернуться от того же минкульта, от того же Фонда кино, — то есть это в принципе гарантия. Просто сними кино с определенными параметрами, определенным профессиональным уровнем — и получишь свои деньги. Уже по живому результату, а не по плану. Но это вопрос политической воли. Против такой схемы будут все.

— Но это же какая будет цензура!

— Давление того, кто дает деньги, есть всегда. Будь это Алишер Усманов, который дает деньги Кончаловскому, будь это Абрамович, который через «Кинопрайм» дает, будь это минкульт или Фонд кино. У каждого есть свои ограничения. Но это жизнь. Даже если на производство собирались деньги краудфандингом с будущих зрителей, то будущие зрители — это тоже ограничение: все равно, создавая фильм, мы будем исходить из того, как это воспримет зритель, который нам заранее дал денег. Ограничения неизбежны в любом случае, не бывает без них. Вы даже когда даете деньги на благотворительность — только если вы не доверяете на 100% человеку или фонду, которому даете, вы даете деньги, говоря: «Так, а на что ты их потратил? А давай не на это деньги потратим, а на вот это. Не собачкам, а кошечкам, я их люблю больше». Это ж тоже ограничения будут! Просто вопрос термина. Ограничения есть всегда, даже внутри человека. Самоцензура.

— Не поспоришь.

— У нас страна отчетов и советов. Что хорошего сделало минкультуры? Поддержало производство 500 полнометражных фильмов. А что оно еще может сказать? Оно может сказать, что выстроило схему производства массовых (я сейчас говорю о коммерческих, о массовых) интересных фильмов, которые идут в кинотеатрах, собирают миллиарды? Нет, конечно, не сделало. И задачи такой вроде нету. Поэтому 500 фильмов — это просто красиво, и все запомнят: «Что делает министерство культуры? 500 фильмов производит». Всё, молодцы, расходимся.

Беседовала Алина Циопа, «Фонтанка.ру»