Небродский-небродский Питер (фото)

Осторожно, полторы комнаты Бродского открываются. Ленинградские власти его изгоняли, петербургским фиолетово. Речь не о культурном коде – это сложновато для них. До зевоты провинциально.

К вечеру 25 января петербургский бизнесмен Максим Левченко протестировал пространство Иосифа Бродского в понятном доме Мурузи на Литейном. Бизнесмен обещал подарить городу музей, бизнесмен сделал. Продолжительных аплодисментов от государства – все встают! – он не дождется. Напротив, чудак деньгами сорит.

При всем уважении к Максиму, событие (а это событие) подчеркивает скучнейшую импотенцию новейших властей. До 1991-го и Владимир Путин, и Валентина Матвиенко, и обкомовская масса в рот эту дрянь не брали. Послушайте, в России не так много нобелевской литературы: Бунин получил в эмиграции; Пастернака заставили отречься; Солженицын отсидел, еле ноги унес, награжден за океаном; Бродский посидел, его выжили, а свою речь в Швеции он читал миру как гражданин США. Остается Шолохов. Ну, хоть донское казачество с нами.

Как-то Бродский произнес в интервью Соломону Волкову, что не испытывает личной неприязни к КГБ. Он понимает, что им нарезали задачу его травить – они исполняли. Само собой, если бы им приказали ему помогать, то Госбезопасность СССР доставала бы лучшую бумагу для его книг. Весной прошлого года «Фонтанка» сама улыбалась: «ФСБ реабилитировалась перед Иосифом Бродским».

Думы о музее-квартире Бродского вспыхнули чуть ли не в конце 1980-х. Если полистать Интернет, то наткнемся на замыслы разных губернаторов. То банки-банки собирались выкупить его квартиру у категорично неуступчивой петербурженки, то конкурсы о памятнике возбуждали. Чепуха. Мемориальную доску прибили – врать не буду. Затем придумали совсем неплохой чемодан, с которым он улетал из старого Пулково.

Чемодан тот посадили во дворике филологического факультета Университета, куда всем закрыт проход. А почему не в подвал Академии художеств? И в голову не воткнулось поставить знак в новом Пулково. Хотя круче было бы на пересечении Литейного и Захарьевской. Возле «Большого дома», из окон которого когда-то был виден Магадан. С эпитафией режиму: «Извини, Иосиф. Некрасиво в 1972-м получилось. Ребята из Федеральной службы безопасности». Мировой пиар с человеческим лицом, между прочим. Но Петербург, как гениальное место с областной судьбой, выдумывает себе какие угодно прозвища: «Футбольная столица», «Северная», «Культурная», «Арктическая», хоть «бандитская», только не про то, что блестит от Невского до Новой Зеландии.

Памятник Бродскому есть в Москве. Тонкий, глубокий, шикарный.

Памятник Бродскому есть в Белгороде. По мне, так немного смешной, но с точным текстом о книгах и нации. Его слова выписаны в Венеции, на набережной Неисцелимых. В Нью-Йорке. Скоро где-нибудь в Эфиопии водрузят. На краю географии, в деревне Норинская, далеко от Архангельска, где он гонял телят в ссылке, доживают пять бабок. Одна из них до сих пор хранит фотку, что сделал тогда Бродский. Чтобы это смущало, на площади Пролетарской Диктатуры надо об этом тупо знать. Есть плюсы – не снесли самодельную инициативу про Бродского в виде гранитных глыб на Васильевском острове.

Даром что редко читают, их подспудно смущают строки, что они ни разу не слышали: «Говоришь, что все наместники – ворюги? Но ворюга мне милей, чем кровопийца». Подумали бы о бизнесе. При капитализме живем.

Допустим, приезжаете в Прагу. Рекламки и тропинки мигом приведут вас к дому Кафки. Его тоже мало кто знает в ассортименте. Но кружку с силуэтом турист покупает. Потомки Швейка знают, как на культурных кодах деньги делать.

Петербург же завяз в гипотетических прожектах, где бы еще бюст Петру Первому воткнуть, в каком месте еще богу поклониться. Студенчество смотрит на все это с деланым уважением, украдкой посматривая на часы. Когда, черт, прозвенит звонок на перемену.

Бродские и литературный язык – единственное, что объединяет Выборг с Чукоткой. Рейсы «Аэрофлота» – про другое. Эти полторы комнаты, что не отдает пенсионерка, берутся из нее не так. Приходит к старушке уполномоченный властью и говорит без акцента: «Сударыня, соблаговолите указать на карте мира любую квартиру, где бы вы хотели поживать?» Допустим, дама отвечает: «Париж, вид на Эйфелеву башню, подземная парковка». Не вопрос, организуем, миллионов за пять евро завернем. Правда, жанр не залезает в концепцию рынка. Ребята, не она торгуется, а вы для страны навсегда покупаете.

В послереволюционные годы Советы распродавали Зимний дворец. Один армянин готов был хапнуть «Возвращение блудного сына» за 2 миллиона долларов, что на сегодня равняется... не скажу сколько. Другой армянин – народный комиссар внутренней и внешней торговли Микоян – запросил три. Купец поперхнулся, а потом всю жизнь себя проклинал за рентабельность. Потому как он мог купить культурный код планеты Земля. Как тут не вставить шпильку, что третий армянин – директор Эрмитажа Орбели – в это время прятал от красных по запасникам полотна космического уровня.

Вопрос у меня, якобы, к новому министру культуры Любимовой: «Ольга Борисовна, вы при судном дележе России расстались бы с Михаилом Зощенко или Курилами?» Ясно, что реплика из зала не требует ответа. Ирония для «задуматься». Понимаю – раздражает. Ладно, буржуазия за ними подотрет.

Сам же Бродский только однажды поговорил с родиной. Давным-давно по просьбе друзей он прислал свой сборник Анатолию Собчаку. Эх, его бы в музей. Там автограф: «Городской голове – от городского сумасшедшего».

Подтекст за вами.

Евгений Вышенков, «Фонтанка.ру»

© Фонтанка.Ру