По единственному крупному телеканалу в России, который еще можно смотреть без сдерживания порывов мгновенно уничтожить телевидение как класс, накануне Нового года началось обсуждение очередной программы. 2030 называется.
По степени абсурдности это мероприятие можно сравнить с организацией пассажирами «Титаника» после столкновения с айсбергом конференции на тему «Как правильно питаться?». На экране мелькают знакомые лица. Александр Аузан (ныне декан экономического факультета МГУ), Владимир Мау (ректор РАНХиГС), Леонид Григорьев (руководитель департамента мировой экономики НИУ ВШЭ). Люди явно до конца жизни более чем обеспеченные, так что даже большие деньги за пляски-2030 для них стимулом быть не могут.
Главное же не это. Это трио, несмотря на все их должности, идиотами явно не назовешь. Лично могу гарантировать. Все прекрасно понимают. Однако же участвуют в шоу, которое вряд ли есть инициатива Кремля. Тот, конечно, не против абстрактной трепотни на тему «как сделать все правильно и всем хорошо». И даже малюсенький кусочек стремительно оскудевающего бюджета на эту забаву не жалко. Чем бы дитя ни тешилось!
Основа основ
Начну со смягченной по цензурным соображениям эпиграммы Альфреда Коха на слова Федора Тютчева: «Давно пора, нехорошая там такая мать, //Умом Россию понимать!» Если вы захотите последовать призыву Коха, то первое, что вам потребуется, так это не прикасаться к учебникам по экономической теории. Они про жизнь на другой планете.
Я сам еженедельно пересказываю основные догматы курса Public Economics («Экономика общественного сектора»), да еще на английском языке (повальная мода в Вышке нынче такая). Для начала предупреждаю студентов: в английском, конечно, потренироваться неплохо, а про Россию вы узнаете из фильма «Левиафан» или, если приложите минимум усилий, из книг Симона Кордонского «Ресурсное государство» и «Сословная структура постсоветской России» (и вкладываю их в e-mail). После чего обращаюсь к какой-нибудь теории экстерналий или, что уж совсем экстравагантно для нашей почвы, моделям голосования как коллективному выбору общественных благ.
И прекрасно понимаю, почему нельзя написать подобный учебник для России. Во-первых, общественного (именно общественного) сектора в России в реальности нет, а во-вторых, и это главное, придется описывать государство, которое при анализе его с позиций правового общества предстает не чем иным, как mafia-type state (государство мафиозного типа, если на великом и могучем).
А теперь, после столь долгого вступления, к основе основ. Это – властесобственность. Ввел это понятие известный наш востоковед Леонид Васильев (нередко это явление обозначают как «власть-собственность», но властесобственность мне нравится больше), чем еще раз показал, что незападные общества невозможно анализировать в западных терминах. Некоторые российские экономисты (те, что не отвлекаются на бесполезное моделестроительство по западным лекалам) достаточно глубоко проанализировали этот феномен. Суть его в том, что право на распоряжение ресурсами (экономическими активами) и доход фактически закреплено за государственными людьми.
В посткоммунистической России оно может передаваться условно-частным лицам под покровом слизанного с Запада законодательства о правах собственности. На самом деле, не де-юре, а де-факто, таких прав нет, вместо них мы имеем то, что не так давно названо «условным держанием». Причем оно распространяется как на государственных людей, так и на их обслугу (включая в нее тех, кого неверно именовали «олигархами»).
Недавно бывший менеджер «Пятерочки» предприниматель Дмитрий Потапенко сравнил отношения власти и бизнеса с отношениями мясника и коровы. Это, конечно, так, но в то же время из этого нельзя сделать вывод, что бесправна только земщина. Она бесправна в отношениях с опричниной, но последняя сама не состоит из свободных людей (вспомним, кому только что ужесточили запреты на выезд и прочие внешние контакты в обмен на право стрелять в женщин и детей). Да и ее проникновение в хозяйственную жизнь осуществляется вовсе не на правах частной собственности, а на правах присвоенного в рамках государственной иерархии определенного статуса. Не будет его – не будет ничего!
Карл Маркс, анализируя так называемый азиатский способ производства, называл это (ссылаясь на Гегеля) системой «поголовного рабства» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46. С. 6).
На Востоке, писал классик, не может быть и речи о собственности европейского типа, где отдельный человек «никогда не является собственником, а является только владельцем», потому что он сам – «раб того, в ком воплощено единое начало общины» (там же, с. 482). И делал вывод, что отсутствие частной собственности – «ключ к Восточному небу» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 28. С. 215, 221).
Так что иногда и Маркса полезно послушать. Мы ведь тоже принадлежим к «Восточному небу». И здесь как раз время указать на ядро нашей основы основ – это личная несвобода, отсутствие самопринадлежности. Цитирую Великую хартию вольности (Англия, 1215 г.): «Ни один свободный человек не будет арестован, или заключен в тюрьму, или лишен владения, или каким-либо иным способом обездолен, и мы (английский король. – А. З.) не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его (его пэров) и по закону страны». Эта древняя английская традиция свободы объясняет, в частности, почему, например, Евгений Чичваркин (да если бы только он!) ведет бизнес в Лондоне, а не сидит в тамошней тюрьме. В России ему с ней разминуться никак не удалось бы.
До тех пор, пока в России нет habeas corpus (неприкосновенности личности), в ней не будет ничего, в смысле ничего хорошего. Если ваше тело (тот самый corpus) вам не принадлежит, то вам на правах собственности не принадлежит ничего, будь даже на вас «Газпром» вместе с «Роснефтью» записаны. Вспомним, как отбирали полтора года назад «Башнефть» у смиреннейшего Владимира Евтушенко. Тогда еще опричникам казалось, что нефть что-то стоит. Впрочем, ничего другого у них нет и не будет. В такой системе Илон Маск не появится.
В последнем послании Федеральному собранию президент объявил, что следователи «возбудили почти 200 тыс. уголовных дел по так называемым экономическим составам». «До суда дошли 46 тыс. из 200 тыс., еще 15 тыс. дел развалилось в суде. Получается, если посчитать, что приговором закончилось лишь 15% дел, – отметил президент. – При этом абсолютное большинство, около 80 – 83% предпринимателей, на которых были заведены уголовные дела, полностью или частично потеряли бизнес».
Спасибо Вам, дорогой Владимир Владимирович! За цифры, конечно. Буду их еще неоднократно приводить при случае. Этот бизнес-климат непременно обеспечит успешное импортозамещение.
Однако вернемся к нашим неугомонным реформаторам с их 2030. Они, скорее все, напишут что-то вроде Magna Charta Libertarium. Вот только никогда не напишут, как из писульки сделать реальный Libertarium. Ибо это потянет на много статей нашего УК. Впрочем, лорды, окружившие Иоанна Безземельного, тоже нарушили массу статей королевского УК. В России таких лордов нет. И это еще далеко не самое плохое. Самое плохое это то, что в России есть народ.
Выбор народа
Не буду приводить массу таблиц из материалов опросов «Левада-Центра» о том, как народ все разделяет и все поддерживает. 5 – 10% отщепенцев – не в счет. «Лишние люди» в России были всегда, только они ничего не меняли. А если вдруг и меняли, то далеко не к лучшему.
Обращусь лишь к двум опросам. Первый из них провел не «Левада-Центр», а «Ромир». Согласно ему, если в сентябре 2014 года только 21% российских граждан замечал последствия контрсанкций, то год спустя их число выросло до 43%. При этом 39% упомянули ухудшение качества продовольствия. Тем не менее продление этих запретов одобрили 71% опрошенных и только 21% были против него.
Второй был проведен «Левада-Центром». В итоге его выяснилось, что народ не только не против контрсанкций, но еще и за их расширение. Так, поддержали бы контрсанкции в отношении вина 69% опрошенных против 21%; фильмов, аудио- и видеопродукции – 56% против 32%, бытовой химии – 53% против 36%, и даже косметики и парфюмерии – 47% против 41%. Последняя цифра особо любопытна: по демографическим обстоятельствам без голосов женщин большинства здесь никогда не получилось бы.
Нередко в разных текстах обращаются к гоголевскому образу унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла. Но та хотя бы жаловалась на несправедливость. Со времен Николая I народ явно прогрессировал в сторону мазохизма. Если бы Гоголь писал ныне, то ему пришлось бы ввести образ вдовы, которая жалуется, что ей мало досталось.
Раб может вынести все, кроме свободы. А без нее, как мы видели, нет собственности. А без собственности, свободного предпринимательства нет развития. Что ж, не будет еды, но зато будет «особнячество» как предмет национальной гордости и драгоценная реликвия. Сохраним ее для нашего общего могильного памятника. С Новым годом, товарищи!
