Путь важнее цели: в Петербург заглянули «Слоны-призраки» Вернера Херцога

Мировая премьера фильма «Слоны-призраки», снятого 82-летним на тот момент классиком немецкого кинематографа, состоялась в минувшем августе на Венецианском кинофестивале. В России картину впервые показали на фестивале документальных, короткометражных игровых и анимационных фильмов «Послание к человеку».

Петербуржцам повезло увидеть фильм в кинозале: пока что для показа картин на международных кинофестивалях (каким является «Послание») не нужно прокатного удостоверения — по крайней мере, официально. Правда, фильм Херцога и по меркам самых традиционных ценностей чист и наивен, как детская сказка, — так что ограничивать его не было бы причин. Скорее, тут другая проблема — трудно представить его коммерческий успех: в нем нет шоу, не дерутся, не соблазняют и не умирают. Сюжет — узкий и далекий от российской повседневности — разворачивается неспешно, с перерывами на лирические отступления и, как сейчас говорят, «майндфулнесс» (сосредоточение на моменте здесь и сейчас).

«Слоны-призраки» — фильм о мечте. Красивый, «знающий об этом» и оттого исполненный самолюбования: его увлеченный герой Стив Бойс с горящими глазами и романтической профессией ученого придумал для себя красивую миссию найти на необитаемом плато в Анголе огромных слонов. Для их поисков он объединил людей из разных миров: ученых с их супер-компьютерами и гигантскими базами ДНК и следопытов Намибии с их щелкающим птичьим языком и вживанием в душу животного (фильм начинается с того, как люди изображают слонов на водопое, а потом зритель узнает, что местные охотники обычно показывают перформативно, как умирала их жертва).

На своем пути экспедиция проходит многочисленные препятствия. Как в сказке, они странствовали семь дней, переправлялись вброд, перенося мотоциклы на плечах (тут возникает вопрос: чем арендовать 10 лендкрузеров, потом их бросать и пересаживаться на мотоциклы, а потом еще идти 50 километров пешком, может, просто стоило зафрахтовать вертолет — но, видимо, это было бы не по-геройски), спрашивали благословения местного короля на леопардовом троне. И благословил их король… Правда, перед этим стал зевать и меркантильно попросил поискать ему меч типа того, что у него есть, но только подлиннее.

В фильме много открыточных кадров, которые как раз хорошо смотреть на широком экране. Под красивую музыку, то чередующую, то объединяющую звучание ансамбля из скрипки, виолончели и фортепиано с народными мотивами (пропорции ингредиентов зависят от поворотов сюжета — про западный он мир или про южный, африканский), мы любуемся, как под водой плавно движутся ноги плывущего слона, поднимая пузырьки воздуха, и как колеблются водоросли в желтоватом потоке сдобренной солнцем мутноватой воды. Видим, как вращается вокруг лагеря звездное небо. Вдохновляемся бегом бурной реки, которую пересекают наши герои, вглядываемся в пейзаж и большое розовое солнце у горизонта.

Апофеоз любования, катарсис, случается, когда ученый, только что столкнувшийся со своей мечтой лицом к лицу, счастливым и растерянным мокнет под грибным дождем на фоне двойной радуги (правда, есть ощущение, что здесь режиссер — вольно или невольно — как та цыганка, что надевает «все лучшее сразу»).

Страшных и врезающихся в память кадров в фильме два: один — из хроники времен гражданской войны в Анголе, когда на слонов охотились с вертолетов ради забавы. Сначала одно животное расстреливают, потом другое загоняют вплотную к охотнику, и тот стреляет в упор на земле… А после этого появляется кадр лица самого охотника, на котором расплывается широченная улыбка.

Второй страшный кадр — когда мы видим берег реки, усеянный костями разных животных, где, подобно кустарникам, то и дело торчат рога, делая этот бесконечный «берег слоновой кости» похожим на адскую инсталляцию.

Но оба эти момента — как тень, без которой не оценить света, — не оставляют зрителя в печали надолго.

В принципе, довольно быстро становится понятно, ради чего все затевалось — причем как экспедиция, так и сам фильм: взрослым мужчинам — вне зависимости от того, где они живут и какие социальные роли играют, — очень хочется порой бросить все и побыть жюльверновскими первооткрывателями, ощутить «дух авантюризма», которому не находится места в повседневном прагматичном и уже все открывшем и исследовавшем обществе, увлечься идеей… Рад ехать сам ученый, любопытно выехать из своего поселка и охотникам (их миссия — выпустить стрелу, которая захватит кусочек кожи животного для анализа ДНК, а вовсе не убить его), рад сам режиссер. Да и царь в леопардовых шкурах наверняка бы заговорил иначе, возьми они его с собой.

С самого начала фильма и на всем его протяжении главный герой говорит, что, мечтая найти слонов, он «живет всю жизнь во сне, которого никогда не видел», и что «мечтам лучше остаться мечтами» («Если они — фантазия, так даже лучше: они всегда будут существовать и можно будет возвращаться к поискам»). То есть достижение цели для него не просто не главное — оно даже травматично. Может быть, поэтому зрителю так и не рассказывают об итогах исследования.

И в этом контексте уже не так важно, была ли на самом деле эта экспедиция (хотя в интернете есть информация об ученом Стиве Бойсе и его поисках), или это псевдодокументалистика, и фильм о призрачных слонах — призрачен сам, как его герои.

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»