Дорогие. Богатые. Пасхальные. «Фонтанка» побывала в замке ювелира Андрея Ананова на Петроградской стороне

Недалеко от станции метро «Горьковская», во дворах Мичуринской улицы, возвышается небольшой замок, в 2005-м приросший к дому 1910–1911 годов в стиле модерн (архитектор Леонид Фуфаевский). Над входом в округлую «башню» крупно значится: «Ананов». Внутри — ювелирное производство, а с апреля этого года ещё и Музей пасхальных яиц (два выставочных зала).

Как обычно выглядят новые музеи и галереи? Белые стены, томные люди — сильные эмоции и яркие цвета не в моде. Интерьеры (да и люди как будто тоже) — дистиллированная «Икея». Женщины с голыми спинами или в тотальном оверсайзе, мужчины в очках, нехотя кого-то цитирующие. Музей пасхальных яиц и ювелирных изделий мастерской заслуженного деятеля искусств России Андрея Ананова — другое дело. Тут страсть, темперамент — чёрные стены, диван, обитый красной кожей, а светильники над витринами декорированы под золотые купола. В витринах — эффектные пасхальные яйца, украшенные эмалью и камнями, названия которых я даже не знаю. Портсигары и другие вещи в «имперском» стиле, которые были популярны в 90-е. Вспоминается из «Турбиных»: «Государя императора в портьере видел. И прослезился…»

Ожидая у входа в замок коллегу-фотографа, я разговорилась с женщиной, гулявшей тут же с ребёнком. Она сказала, что замок видит впервые и хочет узнать, какого года постройка — уж очень она ей не нравится. Такое, говорит, или в начале XX века строили, или совсем недавно. Дело вкуса, отвечаю я, собеседница соглашается — кому-то, говорит, и Дом политкаторжан нравится, который тут по соседству, а мне из всего конструктивизма симпатично только здание Госпрома в Харькове. Удивляется, что я собираюсь писать репортаж про музей: если в замке музей, то «почему никакой таблички нет?»

Музей только открылся. Встретившись с мастером, сперва спрашиваю про замок, и слышу историю в духе безвозвратно ушедшего времени. Ананов, по первой профессии театральный режиссёр (работал, например, в Театре им. Комиссаржевской), начинал в советское время как ювелир-нелегал. «Официально» его мастерская открылась в 1989 года неподалёку — в полуподвале на улице Куйбышева. На месте замка была, по словам ювелира, «разваленная советская кирпичная прачечная», и в 2002 году Ананов получил право это здание реконструировать. А дальше случилось то, что сегодня назвали бы чудом.

К 300-летию Петербурга в 2003 году Андрей Ананов создал пасхальное яйцо с «сюрпризом». «Я тогда был очень популярен в Петербурге, Москве и в мире, — вспоминает ювелир. — Меня много снимали и показывали по ТВ. И в частности, сняли и показали это яйцо по Первому каналу. Корреспондент спросил: сколько стоит яйцо? Я ответил: миллион долларов. И вдруг через два дня звонит человек из Москвы и говорит, что хочет яйцо купить. Это был представитель одного из московских банков».

На этот миллион ювелир и построил замок на Мичуринской. «С небольшой доплатой», — уточняет Андрей Георгиевич. Эскиз здания он нарисовал сам, с конструкцией помог архитектор. До недавнего времени в помещении на третьем этаже, где сейчас один из выставочных залов, был салон, но теперь Ананов решил «вместо того, чтобы заниматься торговлей, показывать людям достижения мастерской за последние тридцать пять лет». Осматривая за беседой нетипичный для 2020-х интерьер, уточняю — дизайн выставочных залов, вероятно, тоже авторский? Так и есть.

«Я в этой жизни всё делал сам, — говорит мастер. — Начиная от детей и заканчивая дизайном вот этого зала. Даже декор лампочек под купола я придумал сам. Мебель я тоже делал своими руками в начале 90-х. Тогда было мало работы, а люди были ещё вполне приличные, работать они хотели — не то что нынешняя молодёжь. Я набрал пятерых талантливых людей, и мы своими руками сделали эту мебель для магазина на Невском проспекте».

Диван, действительно, очень удобный, столик и другая мебель напоминают стиль французского мастера XVII–XVIII веков Андре-Шарля Буля — правда, вместо инкрустации черепаховыми пластинами здесь мастика. В таком антураже выбор в качестве экспонатов пасхальных яиц, отсылающих к работам Дома Фаберже, логичен — достаточно вспомнить шквальный интерес к Российской империи в 90-е годы. Тем не менее решаюсь спросить, как Андрей Георгиевич нашёл эту нишу.

«Изначально о Фаберже речь вообще не шла. — Ювелир начал издалека. — Я самостоятельно осваивал профессию по книгам и всем возможным источникам, будучи режиссёром драматического театра. Поначалу, это было в 70-е, просто очень увлёкся. У меня был навык и опыт работы токарем-слесарем на заводе, но уходить из театра не планировал. Я любил театр и не думал о смене профессии. Но как ювелир я становился всё сильнее и однажды, сидя в тёмном зале Театра имени Комиссаржевской в 1981 году, поймал себя на том, что смотрю на сцену, а на полях пьесы рисую какие-то серьги. Тогда я понял, что надо выбирать, потому что каждая из этих профессий „забирает“ человека целиком».

Взвесив всё, Ананов понял, что Мейерхольдом он, скорее всего, не будет. «Не очень и хотелось», — поясняет мастер, что понятно, учитывая, как закончил Всеволод Эмильевич. Кроме того, в театре платили восемьдесят пять рублей в месяц, а в качестве ювелира эти деньги, по словам Ананова, он зарабатывал за день. Благодаря такой «подработке» мастер осуществил мечту — купил кожаный пиджак и джинсы, по тогдашней моде, поясняет Андрей Георгиевич, такой костюм был чем-то вроде режиссёрской униформы.

До пасхальных яиц, однако, было ещё далеко. Ананов был подпольным ювелиром, причём сначала, по его словам, даже не знал, что работа с драгоценными металлами частным порядком — подсудное дело. «Я был наивен и думал, что если я никого не обманываю, а просто честно делаю свою работу, создаю красивые вещи — за что меня судить? Это, конечно, было очень наивно», — рассказывает ювелир. Затем, по его словам, в том же 1981 году у него прошло пять обысков, которые проводили сотрудники КГБ. Но обошлось.

«Комитет тогда состоял из людей приличных, которые работали за идею, а не за взятки, — вспоминает мастер. — А я не был спекулянтом, я учился профессии, и они это поняли. Тогда меня отпустили и даже научили тому, что мне было необходимо знать с юридической точки зрения».

К пасхальным яйцам Ананов пришёл случайно. Он рассказывает, как к нему в гости пришёл спекулянт, который занимался антиквариатом, и показал «маленькое золотое яичко» со словами, что если бы Ананов умел делать такие яйца, цены б ему не было. Ювелир попросил оставить образец на пару дней и сделал такое же, причём спекулянт, по словам Ананова, поначалу не смог яйца различить. Так и пошло.

«В них (яйцах. — Прим. ред.) как в капле воды сочетается много ювелирных тонкостей, — говорит мастер. — Здесь есть и эмаль, и закрепка мелких бриллиантов, и сложная конструкция. Яйца я делаю с тех пор, они принесли много денег, и в целом я возродил в Петербурге моду на маленькие пасхальные яйца».

Вспоминаю многочисленные блестящие маленькие яйца в сувенирных магазинах. Вот, оказывается, откуда ноги растут!

«Потом мне захотелось делать что-то более сложное, — продолжает Ананов. — Мне нравится делать вещи со смыслом, яйца с „сюрпризами“, с механизмами. В них заложено много фантазии и режиссёрского поиска, это большая свобода для творчества. Изобретать „сюрпризы“, даже будучи режиссёром, сложно, вы и у Фаберже не так много вариантов найдёте».

Наконец мы подошли к главному.

«Я человек тщеславный, и ничего плохого в этом нет, — с полуулыбкой говорит Ананов. — Давно, ещё когда я учился в университете, мне очень хотелось стать звездой, а где — я ещё не знал. Уйдя из театра в ювелирное дело, я почувствовал, что на верном пути. Я хотел создать то, чем будут гордиться мои дети и внуки, и уже понимал, что в театре мне этого не достичь. Закрывается занавес, заканчивается спектакль, люди молча уходят из зала, а на память остаются газеты с рецензиями — вещи недолговечные. Поэтому я решил посвятить свою жизнь не просто ювелирному делу и зарабатыванию денег — денег можно было заработать очень много, просто наштамповав золотых крестов, я бы их вёдрами продавал. Но хотел делать то, что останется в истории. Ради этого я и открыл музей, и надеюсь, что им будут заниматься мои дочери».

«Сюрпризы» в яйцах самые разные — часы, портреты членов императорской семьи, секретные механизмы, с помощью которых можно достать из яйца что-то спрятанное внутри. Есть серия крупных яиц с миниатюрными копиями известных соборов и даже яйцо с казанской мечетью Кул Шариф. Ловлю лёгкий диссонанс, увидев пасхальное яйцо с «сюрпризом» в виде мечети, но автор поясняет, что, во-первых, яйцо — символ универсальный, во-вторых, он всегда подгадывал создание таких вещей под определённые даты. И «казанское» яйцо появилось к тысячелетию Казани, которое город пышно отмечал в 2005 году. По словам Ананова, яйцо с мечетью хотели купить, но у него не было желания его продавать. «Поэтому я зарядил сумму, которую они не смогли освоить», — говорит ювелир. Опять-таки миллион долларов.

Первое яйцо из серии с соборами Ананов посвятил 850-летию Москвы в 1997 году, в качестве «сюрприза» в нём спрятан храм Христа Спасителя. Яйцо мастер привёз на выставку в московскую мэрию, после чего работу, по словам мастера, купил Борис Березовский.

«Борис Абрамович спросил: а ты будешь ещё что-то подобное делать? — рассказывает Ананов. — Я ответил, что задумал целую серию с Исаакиевским собором, Спасом на Крови и другими. И он купил, по сути, идею. Тогда была крайне тяжёлая финансовая ситуация, ювелирные фирмы закрывались пачками, а мне эти деньги позволили, посвистывая, работать дальше. Березовский к тому же вёл себя со мной очень культурно».

Спрашиваю, почём Березовский покупал яйца с копиями соборов. По двести пятьдесят тысяч за штуку, отвечает мастер. Долларов, конечно. Уточняю, возможны ли сейчас такие продажи? Андрей Георгиевич уклончив — говорит, что сам не взялся бы повторить некоторые работы, учитывая сложность техник.

«К сожалению, чем закончил Березовский, мы все знаем, — продолжает Ананов. — А вот где все эти яйца, мы не знаем». В выставочном зале можно увидеть лишь фото тех работ — среди многочисленных снимков ювелира с именитыми гостями, включая Елизавету II. В зале, где сейчас выставка яиц с соборами, ещё недавно было производство — оно и сейчас рядом, через пару дверей и коридор. Там совсем другая — производственная — обстановка. Мастер показывает ход работы над ещё одним пасхальным яйцом. Интересуюсь — это ведь заказ? Я сам себе заказчик, отвечает Ананов. «Понимаете, я получаю от этого удовольствие. И мастера получают удовольствие. Безусловно, что-то продаётся — что не жалко», — продолжает ювелир. Продают в основном женские украшения.

Музей, по словам Ананова — история некоммерческая. Впрочем, индивидуальное посещение стоит полторы тысячи рублей, в стоимость билета входит аудиогид, причём в роли сопровождающего — сам ювелир, используя режиссёрские навыки, рассказывает свою историю. «Я там не говорю, что „вот тут-то двадцать граммов золота“», — уточняет Ананов, резонно полагая, что люди любят хорошие истории, а формальности скучны.

Спрашиваю про табличку с обозначением, что в здании музей, на отсутствие которой сетовала моя собеседница во дворе. «Табличку я сделал, но она мне не понравилась, — отвечает Андрей Георгиевич. — Но над входом написано „Ананов“, пока этого достаточно. А табличка будет, когда я сделаю вариант, который мне понравится, работаю над этим».

Анастасия Семенович, специально для «Фонтанки.ру»