Сергей Курехин: трагедия после фарса

16 июня Сергею Курехину исполнилось бы 70 лет. Джазовый пианист, музыкант-авангардист, участник группы «Аквариум», композитор, автор музыки к фильмам, создатель «Поп-механики» — он не любил точных определений.

И уж совершенно точно он не хотел бы остаться в истории, как «тот мужик, который сказал, что Ленин — гриб». И хотя его «роман» с Лимоновым и Дугиным продолжался меньше года, многие о Курехине вспоминают как о большом музыканте, который вляпался в радикальную политику. Сейчас идеи Александра Дугина приняты властью и давно перестали быть радикальными. Интересно вспомнить несколько эпизодов из жизни Курехина, которые объясняют его выбор в 1995 году.

«Я четко отделяю жизнь от искусства, я люблю и то и другое и стараюсь не смешивать одно с другим. Это такая сознательная шизофрения: чтобы жизнь жила сама по себе, а искусство само по себе», — говорил Курехин.

Жизнерадостность и провокационная ироничность Курехина всегда воспринимались как сакральная часть культуры Ленинграда-Петербурга. Он не любил Москву, и у Петербурга был козырь перед столицей — у нас есть Курехин. Композиторов, писателей, философов, певцов, музыкантов, политиков много, а Курехин был один. С присущим ему обаянием Сергей говорил вещи, по своей нелепости совершенно чудовищные, но стоило ему улыбнуться, и они воспринимались как реальные.

Я познакомился с Курехиным в 80-х там, где и многие, — в «Сайгоне». Он каждый день приезжал в центр, чтобы пройтись по букинистическим магазинам на Литейном в поисках редких книг по философии и истории, это первый факт, который мне кажется важным для дальнейших событий. Курехин был человеком очень начитанным, но в своей музыкальной деятельности он свои знания применить не мог.

В «Сайгоне» его знали все. Он с удовольствием болтал с многочисленными знакомыми на самые вздорные темы. Как сделать, чтобы руки не пахли рыбой? Помыть их керосином. Говорить он мог бесконечно. Мне кажется, именно ему посвящена строчка из песни «Аквариума»: «Повторяя слова, лишенные всякого смысла, но без напряжения». Он так и шел по жизни — без напряжения.

С неизменной улыбкой на лице он придумывал розыгрыши и каверзы, некоторые из которых были совсем подростковыми. Так он учил Джоанну Стингрей неприличным русским словам, чтобы потом радостно наблюдать за удивленными лицами ее собеседников во время приемов в американском консульстве. У Сергея было огромное личное обаяние, от которого млели даже пытавшиеся запретить всё живое тетки с халами из управления культуры. Дурачил людей и страшно радовался, когда они, одураченные, воспринимали это серьезно. Жизнь для него была как безлимитная кредитка (как выразилась Джоанна Стингрей). У него была репутация шутника и провокатора, поэтому даже серьезные вещи, которые говорил или делал Курехин, люди воспринимали как розыгрыш. Впрочем, такая репутация его устраивала.

Любые исключения из правил всегда вызывали у него интерес. «То, что другие считают минусом, для меня плюс, и наоборот», — говорил он по совершенно другому поводу, но это высказывание укладывается в систему его отношения к миру. Ему всегда были интересны полярные явления, норма же казалось унылой.

Творческую легкость Курехину-композитору придавала активная борьба с догмами и пошлостью оружием пошлости, доведенной до абсурда, когда неинтересно любое устоявшееся явление, а жизнь присутствует только в поиске радикально нового. Он совмещал несовместимое и препарировал неразделимое: и ему всё сходило с рук.

При этом он всегда старался уйти от ответственности, скрыться за рамками, улизнуть. Он был со всеми, но ни с кем. Он был всем, но никем. Он боялся быть пойманным, идентифицированным, окольцованным, поставленным на полку с инвентарным номером, вписанным в энциклопедию с нелепым приговором вроде «джазовый музыкант».

«Среди дилетантов считали, что я профессионал, а среди профессионалов считали, что я дилетант, — говорил Курехин. — Мне противно, когда мне говорят, что я джазовый пианист: я джаза никогда не играл по большому счету».

Он лукавил. Конечно, играл. Но быть просто пианистом — это так мало в жизни: «Адекватность всем культурам выразилась, наконец, в том, что я перестал быть адекватным всем им. Я не мог больше существовать ни с одной средой. Джазмены считали меня рок-музыкантом, рок-музыканты считали меня джазменом, а классические музыканты просто считали меня мудаком. "Поп-механика" и стала прямым выражением моих представлений о том, о другом и о третьем».

Он придумал оркестр, в котором варились рокеры, джазмены, симфонические музыканты и просто разные бездари, которые в тот момент чем-то заинтересовали Курехина. Действие щедро сдабривалось духовыми военными оркестрами, некрореалистами, девушками-моделями, циркачами, фокусниками и всяческим зверьем. Обязательным трюком было выступление приглашенной звезды в неожиданном качестве. И только один Курехин мог создать из всей этой бессмыслицы произведение искусства, только он один мог управлять на сцене столь разными людьми. Он дирижировал не палочкой, а всем телом — кивая головой, махая руками, прыгая и кувыркаясь.

Молодым людям я бы не рекомендовал смотреть те видео «Поп-механики», которые есть в Сети. Вы ничего не поймете. Потому что это понять невозможно. Только присутствуя в тот момент в том месте, можно было получить впечатление, которое оставалось у зрителей на всю жизнь. Иногда смешное как щекотка, порой грубое, как удар бильярдным кием по голове, а чаще — будто тебя окатили ушатом (тут можно выбирать: холодной воды, сладкого сиропа или помоев, нужное подчеркнуть). Я помню те ощущения и скажу вам, что было весело. Как-то я совершил ошибку и посмотрел некоторые концерты, на которых присутствовал. По действию всё вроде так, но по ощущению — нисколько не соответствует действительности. Как будто через много лет смотришь фильм про свой выпускной и думаешь, чему мы там радовались с такими глупыми лицами и почему все так ужасно одеты.

Не смотрите видео «Поп-механики», просто поверьте, что в ТО время ТАКОЕ представление для нас ТАКИХ, КАКИМИ МЫ ТОГДА БЫЛИ, вызывало состояние, которое готов описывать сейчас только последний зануда. Сергей Курехин первый запустил дух свободы (его вышедший в 1981 году в Англии альбом назывался Ways of Freedom) в советскую повседневность, самым ярким зрелищем в которой было выступление балета телевидения ГДР в программе «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» в пасхальную ночь.

Как-то в конце 80-х мы в компании обсуждали Курехина. «Ах, как он издевается над советской властью!» — восторженно заявила одна девушка. «Почему над советской властью? — удивился я. — Меньше всего он думает о власти. Он смеется над закомплексованными обывателями, над трусливыми коллегами, над зашоренными чиновниками, над махровым мещанством, над беспросветным невежеством». В советской жизни его раздражала не столько идеология, сколько общая серость, усредненность. Как и БГ*, Майк, Цой — они жили, как будто советской власти нет, а вокруг просто неприятная данность, вроде сырой ленинградской погоды. Можно ее с благодарностью принимать, можно с ней бороться, можно от нее защищаться, но проще — ее просто не замечать.

Дегероизация искусства, насмешливая антипафосность, дурдом на сцене стали великолепным средством очищения от этой серости.

Попутно Курехин подпустил смури почти во все рок-альбомы 80-х. Главная его любовь — «Аквариум» — к 1987 году снялся в «Музыкальном ринге», выступал в «Юбилейном», готовился к выпуску альбома на фирме «Мелодия». И Курехину стало скучно. Он хотел новых экспериментов, пытался как-то оживить группу, по его выражению, «хоть что-то туда впихнуть — из другой области, вдруг заживет и будет что-то новое». И он приводил Владимира Чекасина, Валентину Пономареву, джазовых музыкантов, кого только можно. Но чувствовал, что группа уже будет «играть наверняка». Подпольная «Красная волна» была взята в перестроечный телевизор. «Алиса» снялась в фильмах «Переступить черту» и «Взломщик». На Ленинградском канале уже крутили клипы «Кино», ДДТ и других. Рок из андеграунда становится мейнстримом, Курехин считал, в этот момент из музыки исчезает творчество. А одна из главных жизненных идей Курехина: «новое может рождаться только в борьбе с мейнстримом». А пафос перемен, которых требовали сердца, сам становился музыкальным фоном.

Чтобы понять неожиданные кульбиты, которые Капитан совершал в своей жизни, надо упомянуть о его первой публичной провокации, которая вызвала недоумение, отторжение и привела к разрыву со многими друзьями. В апреле 1987 года Курехин подговорил Сергея Шолохова напечатать в «Ленинградской правде» заметку, в которой он высказал бы всё, что он думает о рок-музыке в свойственной ему провокативной манере. Цитаты Курехина в статье «Капризы рока и логика судьбы» выглядели пародией на типичные комсомольские упреки, которым подвергался и сам Капитан:

«Чуть-чуть таланта, немного сноровки в игре на музыкальных инструментах, немыслимый грохот аппаратуры от общей беспомощности, глупость в текстовке, доведенная до пошлости, развязность и агрессивность от комплекса неполноценности, ложный пафос от социальной ущербности, — всё это, пропущенное через физиологический фильтр, выдается за искусство молодежи! Характерный пример тому — группы "Аквариум" и "Алиса"! Комсомольским организациям, на мой взгляд, здесь есть о чём подумать».

Сейчас такой глум считывается легко, но тогда цинизм Курехина вызвал бурю негодования. Ведь еще пару лет назад после подобной статьи в главной партийной газете города у любительских рок-групп могли возникнуть серьезные неприятности. И хотя время уже было не столь суровое, но можно вспомнить, как на основании вышедшей через полгода статьи «"Алиса" с косой челкой» Константина Кинчева обвинили в совершении преступления, предусмотренного частью 2 статьи 206 УК РСФСР («Злостное хулиганство»). Так что курехинские хиханьки-хаханьки многие восприняли как донос и удар в спину. Курехин оправдывался, что сделал это лишь для того, чтобы вернуть «Боба к жизни» (Бобом тогда часто называли Гребенщикова), ему не верили. Особенно раздражало, что для своей отчасти справедливой филиппики в адрес героев рок-н-ролла он взял в союзники партийную газету и комсомол. Впрочем, Курехин всегда считал, что для достижения цели все средства хороши. Что и доказал впоследствии.

А тогда, после выхода статьи, наблюдая за гневной реакцией, Курехин только посмеивался. Сергей быстро всех убедил, что это была просто шутка, а у тех, кто не понял, отсутствует чувство юмора. Вскоре я во время фестиваля ленинградского рок-клуба в ЛДМ вышел из зала во время выступления «Алисы» и тут же наткнулся на ухмыляющегося Курехина, который в зал даже не заходил. Он, торжествуя, сказал: «А я предупреждал!»

Он считал, что щелчком по носу способен был уберечь друзей-музыкантов от самодовольства. И в кого он метил — все поняли. Есть забавный эпизод, связанный с той публикацией. Редактор партийной газеты побоялся трогать почти признанный «Аквариум» и заменил его в тексте на «несчастный», по выражению Курехина, «Аукцыон». Курехин потом со смехом рассказывал, как уговорил Шолохова проникнуть в типографию с бутылкой коньяка и поменять всё обратно, объяснив, что в газету вкралась опечатка. Бить по начинающему и симпатичному «Аукцыону» он не собирался.

Массовую популярность Курехину принесла телевизионная передача «Ленин — гриб». Его начали узнавать в метро, правда, некоторые считали, что он — писатель-сатирик. Когда я через несколько лет спросил про цель этой передачи, Сергей усмехнулся, что, мол, занимаюсь всю жизнь музыкой, а знаменитым стал из-за дурацких (он использовал более крепкое слово) грибов: «Никакой цели не было: просто игра ума. Вообще вся деятельность — это игра ума. Придумывать что-то такое. Если самому нравится, тогда это вынести на массовую аудиторию».

Идею «Поп-механики» можно объяснить на двух примерах. Курехин не любил прямолинейность и одноплановость. Он всегда хотел удивлять. Ему была важна нарушенная логика, когда следствия и причины функционируют в другой системе отношений, чем принято в предыдущей логической традиции. Например, пианист играет-играет, понимает, что зрителям становится скучно и начинает играть быстрее. Слушатель просыпается и на время оживает. С точки зрения Курехина, это примитивный подход. Он использовал совершенно другой. В этот момент надо зрителя вывести из привычного состояния, чтобы окунуть его в музыку обратно. Например, не играть быстрее или по-другому, а чтобы с потолка мешок упал (он так делал) и всех напугал. Тогда музыка уже слышится по-другому. Или поет самая лучшая оперная певица. Зритель расслабился, ему уютно и хорошо. Но это же всё было уже тысячу раз! Поэтому в середине песни врубается панк-группа из десяти гитар. Или кто-то начинает стучать по шпале. Зритель в недоумении, он вышел из состояния блаженства, но еще не понимает, что происходит. Пока он пытается разобраться, рок замолкает, а певица продолжает петь. А через минуту у нее за спиной появляются акробаты.

В «Поп-механике» он успешно свои приемчики реализовал. Брал конкретных людей исходя из того, как они нужны для данного куска программы. Скажем, в программе нужен звук визжащего саксофона: естественно, приглашается Сергей Летов. Курехин ему объяснял: «В этот момент ты визжишь, а здесь ты чавкаешь». Задаем законный вопрос: «А потом ты ему говорил: "Что ж ты, сука, не так визжал?"» Курехин улыбается: «Нет, никогда такого не говорил. Потому что то, что проходит, меня уже перестает интересовать. Это уже не изменить. Какой смысл говорить: "Не так визжал". Нет — раз визжал, значит, так и должно было быть». При этом сами участники знали только свою роль, вся последовательность действий концерта была для них неизвестна.

На волне интереса к позднесоветскому и постсоветскому искусству «Поп-механика» объездила полмира. Сейчас такие фокусы вряд ли бы сошли ему с рук: на фестивале в Германии был построен гигантский шатер, Курехин упросил фермеров дать поросят, и как только «Поп-механика» заиграла и свиньи были выпущены на сцену по принципу будь что будет, множество собак, пришедших с хозяевами послушать на воздухе джаз, ломанулись за свиньями на сцену. Хозяева за собаками, фермеры — спасать поросят, устроители — остановить безобразие. Можно представить: собаки лают, поросята хрюкают, фермеры ревут, хозяева ругаются, музыкантов, наверное, бьют. Чистый ад. А Курехин доволен. В программе «Гляжу в озера синие» оживала замотанная мумия, которой оказывался певец Эдуард Хиль. «Меня не интересует понятие пошлости. Если мне в данный момент нужна пошлость, значит, подойдет», — говорил Курехин. Это мы тоже запомним.

Вряд ли он выбрал такой жанр, чтобы никто не мог обругать музыку, потому что на сцене происходили вещи похуже музыки. Но он боялся называть происходившее словом «искусство».

Перед премьерой фильма Сергея Соловьева «Три сестры» режиссер рассказал, как композитором картины стал Курехин. Соловьев хотел использовать известную музыку классических композиторов, Моцарта и т. п., а Курехин удивился: «Зачем? Эту музыку все знают. Я могу написать за них. Такую же, но свою». И написал стилизации под каждого великого композитора, чью музыку Соловьев хотел использовать ранее. Когда надо, умение мимикрировать — ставим еще одну галочку.

Курехин всегда говорил, что он больше, чем музыкант. Он основал издательство, музыкальную фирму Kurizza Records, рекламное агентство «Депутат Балтики», куда всех-всех зазывал в гости: «Заходите, нам секретарша кофе принесет». Не потому, что хотел выглядеть начальником, а потому, что играл новую роль. Сергей просил пресс-секретаря агентства Джорджа Гуницкого собирать журналистов, перед которым выступал в обычной манере. Ему не столько нужны были публикации прессы, сколько аудитория, перед которой он мог бы нести любую чушь. Помню, как он обещал привезти в Петербург жутких японских металлистов, которые так входят на концертах в раж, что бросают гитары и начинают мастурбировать. Отметим, что радикалы, даже такие, всегда вызывали у него повышенный интерес. Но японских онанистов он так и не привез, возможно, что отчасти это была одна из его мистификаций, коих он был великий мастер. Впрочем, он провел в квартире-музее Самойловых официальную презентацию компании Apple в России, что говорит о том, что и серьезные дела в «Депутате Балтики» тоже происходили.

В бизнесе он быстро разочаровался. Он постоянно искал что-то новое и неожиданное. Со временем натужная «Поп-механика» разрослась до гигантских размеров и давно перестала быть смешной. Честно говоря, она никогда и не была смешной, просто куча-мала на сцене, перемешиваясь, переигрывая друг друга, каким-то чудом управлялась одним человеком — Курехиным. А что было смешного? Выходит арфистка в нарядном платье, кланяется, садится играть. Потом вторая. А третья выходит абсолютно голая. Но тоже с арфой. Тоже кланяется и садится играть. Тогда, наверное, это было смешно. Ну так кому и палец покажи…

Впрочем, не хочу показаться человеком без чувства юмора. Курехин очень любил рассказывать, как кто-то из участников не понял происходящего и обиделся. Это был тест на гибкость, что ли. Ну и фактор неожиданности и непредсказуемости, что всегда зрителями ценится. Например, сатирик Семен Альтов на выступлении «Поп-механики» начал читать свой монолог как всегда монотонным голосом, а Курехин попросил некрореалистов, чтобы они начали кусать писателя сзади за ноги. Во время концертов всегда как-то резвились, а тут они совсем распоясались и действительно серьезно покусали. Альтов просто рассвирепел и разозленный ушел со сцены. Опять же, тогда это выглядело интригующим спектаклем, но кому это интересно сейчас? Курехин говорил, что сам никогда не переслушивал и не пересматривал концерты «Поп-механики». Зачем? Это всё было и ушло. Ничего не осталось от того состояния. Не поймать.

И новых путей развития «Поп-механики» он не видел. Всё уже испробовал, ничем не мог удивить. Перед концертом в Хельсинки он думал: чем гордятся финны? В том году финская хоккейная сборная победила на чемпионате мира. И по идее Курехина, главный враг финских хоккеистов — огромный швед — с клюшкой наперевес должен был изнасиловать на сцене по очереди всю финскую сборную. Финны-организаторы концерта пришли от этой идеи в ужас. Но для Курехина это нормально — выбрать самое святое и эстетически надругаться. Пусть не очень смешно, но кровь будоражит. А одной из задач Курехина была попытка расшевелить обывателя.

Мы всё ближе подходим к политике. Устав от «Поп-механики», Сергей захотел чего-то совершенно нового, из другой области, когда из музыки вынимается важнейший компонент и заменяется на нечто, совершенно музыке чуждое. Помните, упавший мешок во время игры пианиста? Он искал этот мешок. И нашел то, что могло по-настоящему шокировать. Курехин вступил в НБП** и стал поддерживать Дугина на выборах в Госдуму.

Весь последний год перед его смертью все качали головами — заигрался Сережа. Одни считали, что Курехин опять всем морочит голову и использует Лимонова и Дугина, как в «Поп-механике» заматывал в полиэтилен Эдуарда Хиля и выводил на сцену козла. Другие со звериной серьезностью доказывали, что Капитан прозрел и стал пламенным революционером. Александр Кушнир пишет в книге «Безумная механика русского рока»: «Во всей этой истории с НБП Курехин действовал без всякой фальши, стеба и макияжа. Не шутник, а настоящий патриот своей страны». Чересчур пафосное выражение «патриот своей страны», в котором присутствует смысловая избыточность, самого Курехина бы развеселило. Нет, конечно, он окунулся в «консервативную революцию» с огромным энтузиазмом, пытался нас всех познакомить с Дугиным (помню, как Александр Гельевич мне минут за семь объяснил основы евразийства), но было понятно, что являлось главным раздражителем для Курехина в тот момент. Если раньше он боролся с музыкальным мейнстримом, то теперь он совершенно разочаровался в этой борьбе. «Я люблю самую радикальную музыку, потому что она всегда свежая. Радикальное возникает только тогда, когда есть общенаправленный мейнстрим. Сейчас нет такого мейнстрима в России. Кабак слушают. Сейчас кабацкая музыка стала главной музыкой, национальной музыкой, государственной музыкой нашей страны», — говорил он.

В подтверждение приведу историю из той же книги Кушнира: «Летом 1995 года мы встретились с Курехиным на открытии клуба Blues Brothers, — вспоминает журналист Сергей Чернов. — Организаторы сумели вытащить туда легендарного Артура Брауна, и после концерта мы с Владиком Бачуровым и Лешей Ипатовцевым пили из бутылки вино. Рядом был Курехин, который попросил вина, а Ипатовцев пробурчал, что мы, мол, фашистам не наливаем. Я всё же передал вино Сергею. После этого к нему подошел толстый разодетый человек, который сказал, что едет на концерт Богдана Титомира "оттопыриться", и изобразил руками и задом несколько как бы твистовых движений. Когда он удалился, Курехин сказал: "Ну что? Вот она, ваша демократия! Нравится?"».

Он тогда улыбался, он всегда улыбался, так что непонятно было, он дразнит или говорит серьезно. Айн Рэнд считала, что иронию слишком часто используют, чтобы прикрыть нравственную трусость: «Одни не решаются обнаружить глубинную ненависть к бытию, пытаясь обесценить смешком все ценности. Им сходят с рук обидные, злонамеренные фразы, а когда их ловят на слове, они говорят: "Да я пошутил!" Вторые не решаются обнаружить или защитить свои ценности, стараясь контрабандой провезти их под прикрытием смешка. Они пытаются протащить какое-то понятие о добродетели или красоте, но при первых же признаках сопротивления открещиваются и убегают, приговаривая: "Да я пошутил!"». У Сергея было что-то и от первого, и от второго.

Александр Кан в то время встретился и поговорил с Курехиным, чтобы понять, что происходит с его другом: «Элемент провокации здесь, безусловно, был. Курехин вообще известный провокатор — эстетический, художественный и политический. Либеральная идея к тому времени стала знаменем интеллигентного истеблишмента, а провоцировать истеблишмент — стиль Курехина. Другое дело, что нередко он в свои провокационные идеи верил. И действовал в этом случае не только очень убедительно, но — что очень важно — крайне убежденно. Настолько убежденно, что убеждал себя. Так что, да, таковы были тогда его убеждения, он так считал, он так думал — я в это верю. Осознавал ли он, что творит провокацию? Да, безусловно. Поэтому правы и те и другие: это была и шутка-провокация, и серьезный политический шаг».

Можно согласиться. Тем более что после провала избирательной кампании Дугина, которая при поддержке Курехина прошла в Петербурге в 1995 году, сам герой опять увильнул в сторону музыки. То ли разочаровался в политике, не добившись результата (Дугин набрал меньше 1%), то ли, наигравшись, вернулся в близкую среду, чтобы создать что-то на совершенно другом уровне. Очарование политическим романтизмом длилось всего около года, но обсуждалось очень широко, практически затмив на время всю силу музыкального таланта Курехина. Поэтому он был в шоке от политического поражения. Капитан не любил проигрывать.

«Вообще культура — это большая ошибка, это огромное количество друг на друга наслаиваемых ошибок за всю историю человечества», — говорил Курехин. Так и всё, что он делал, представляет собой цепь наслаивающихся друг на друга ошибок. Он так и не смог реализовать своего потенциала. Он многому научил других, но никто ничему не смог его научить. Никто ему ничего не дал.

«Мне очень важен индивидуальный опыт, он учит так, как не учит никакой другой. Учиться со стороны — абсурд. Не постигнув что-то, не испытав этого эмоционально, не пережив, ничего никогда не поймешь. А потом, в определенный момент, можно для себя сказать, что вся жизнь, которая была до этого, это лишь попытка жизни. Настанет момент, когда я сделаю что-то, что будет только моим, моим собственным...» — считал Курехин.

Он всю жизнь занимался тем, что сейчас называется модным словом дискредитация — дискредитация музыки, культуры, красоты, политики. Курехин считал, что самого важного он еще не сделал. Он и не успел. Зимой 1996 года записал лирический альбом в Нью-Йорке с саксофонистом Кешеваном Маслаком. Умер 9 июля 1996 года в 42 года, полный новых планов и идей.

Поэтому так обидно, что Курехин не успел собрать новую «Поп-механику» для концерта в Лондоне с составом, который всех заставил бы забыть про нелепую историю с выборами Дугина. Возможно, это было бы что-то совсем другое — например, трагедия вместо фарса. Или апологизация искусства вместо дискредитации. Когда он убрал бы из себя внутреннего циника, а нашел бы наивного романтика. Изменение — радикальнее некуда.

В дневнике Курехина есть запись, кого он планировал пригласить выступить: Ринго Старра, Джорджа Харрисона, Кита Ричардса, Артура Брауна, Аллена Гинзберга, Марка Алмонда, группы Bee Gees и Erasure. И там же в списке и японские авангардисты, и кукольный театр, и фехтовальщики, куда ж без них….

Владислав Бачуров, специально для «Фонтанки.ру»

* Борис Гребенщиков внесен Минюстом в реестр иностранных агентов в 2023 году.

** Национал-большевистская партия (НБП) была признана экстремистской и запрещена летом 2007 года. Организация была учреждена в 1993 году. После запрета нацболы неоднократно пытались зарегистрировать партию «Другая Россия», но также безуспешно.