Случайному слушателю не всегда понятно, что именно в музыке — заслуга дирижера. Ведь оркестранты играют сами, произведение написал композитор… Считать такт и давать вступление? Можно обойтись как-то попроще (да и обходились, история знает опыт «Персимфанса» — первого симфонического ансамбля, основанного в Москве на волне патетики о всеобщем равенстве в 1922 году, кстати, спустя полгода после учреждения Петроградской филармонии). Но все эти вопросы отпадали сами собой у тех, кто оказывался на концертах, а еще лучше — на репетициях Юрия Темирканова.
Тем, кому не удалось застать это чудо (теперь уже, к сожалению, можно говорить окончательно), какой-то шанс дает короткометражка ленинградской студии документальных фильмов «Дирижирует Юрий Темирканов», снятая Людмилой Станукинас, знаменитой Лялей (также недавно ушедшей), в 1974 году. Фильм есть в интернете. Тогда дирижер еще не был широко известен, это был его первый приход в филармонию, еще до многих лет в Мариинском театре. Он выступал с другим оркестром, нежели последние десятилетия, — с АСО, академическим симфоническим оркестром филармонии.
Начало той картины очень четко передает и обстановку в музыкальном Ленинграде той поры: слушателей спрашивают, кого из дирижеров они больше любят, и те перечисляют — Мравинского, Янсонса, Темирканова. А еще она передает дух, энергию, юмор молодого, на тот момент —
Музыканты знают этот язык дирижерских шуток, насмешек, строгости, отчаяния, иронии и бесконечной любви. Маэстро просит не мудрить чересчур, обнажая всю сложность исполнительского труда, а сыграть музыкальный фрагмент просто, «как для бабушки», или «не спать», вступать четко и без опозданий: «Вы же тональность певице дали такую, что только приличный человек может вступить — из уважения ко мне, но не к вашей ноте!»
Но главное — музыка. Репетиции так устроены, что небольшие фрагменты, звучание которых нужно улучшить, проигрываются заново после остановки и рекомендаций дирижера. И слушатель может оценить до и после. И разница становится очевидна. Эти рекомендации дирижер дает словами, чаще всего сам пропевает фрагмент с нужной интонацией. И напоминает об этом знаками даже во время концерта — а Юрий Хатуевич, казалось, мог дирижировать не то что всем телом воплощая музыку, — глазами!
Автор этих строк присутствовала, в частности, на той самой открытой репетиции Юрия Темирканова уже с его оркестром — Заслуженным коллективом России, — которую снимал режиссер Александр Сокуров в 2008 году. Ее, как и предыдущую, можно посмотреть в получившемся телефильме «Репетиция. Юрий Темирканов», вышедшем спустя несколько дней после присуждения дирижеру звания Почетного гражданина Петербурга.
Сидя непривычно близко к оркестру в партере, чтобы слышать комментарии дирижера (раньше учащиеся музыкальных школ и студенты профильных вузов во время симфонических концертов стояли на хорах, и эта привычка не проходит с годами), было слышно особенно хорошо, как Темирканов меняет музыку. Как из музыкального полотна рукой фокусника он «достает» мотив, проходящий, например, у виолончелей или контрабасов, и слушать становится буквально интереснее. Так на глазах развивается драматургия, где нет места застою, произведение захватывает своими эмоциями, мелодиями, обретает душу и насыщенное содержание. Звучание оркестра становится богаче, полнокровнее и сочнее.
В такие моменты — это было видно на концертах — Темирканов торжествовал. В его глазах появлялся особый блеск, который отражался в сердцах той части публики, что могла видеть его лицо. Маэстро поднимал глаза к слушателям, словно снимая «четвертую стену», как сказали бы в театре, делая радость от превосходно исполненного сочинения общей. «Фасцинировал», как писал о задачах дирижера немецкий философ и теоретик музыки Теодор Адорно. Говоря попросту, увлекал — еще и своей энергетикой, харизмой.
При этом он был глубоким и как человек, как мыслитель. В нашей личной беседе, состоявшейся в 2005 году, он — хоть интервью журналистам давать и не любил — легко находил ответы на образные вопросы о своем маленьком «государстве» — своем оркестре, и о том, какой в нем «конституционный строй».
«Это, может быть, самая настоящая демократия, в которой предполагается то, чего в России не понимают до сих пор, — рассуждал Темирканов. — В России думают, что демократия — это переходить улицу на красный свет. А демократия — это в первую очередь огромная ответственность каждого человека, каждого гражданина. Мы к этому не привыкли, мы этому не учились. А в оркестре, по-моему, демократия настоящая, потому что каждый понимает долю своей ответственности. Очень важно, чтобы все это чувствовали, и дирижер тоже. Дирижер должен быть первым среди равных».
Уже в конце беседы один вопрос маэстро озадачил — по его словам, раньше он об этом не задумывался: «Вы — это какое музыкальное произведение?» «Может быть, "Реквием"», — ответил он. «Почему?» — удивилась я, тогда еще студентка последнего курса. «Не знаю, я, наверное, грустный человек», — ответил он. А на мои слова о его достижениях, славе, успехе, любви публики — продолжил: «Это довольно трудно объяснить. Если вспомнить слова поэта: «Дар случайный, дар напрасный, жизнь, зачем ты нам дана?» Потом подумать и постараться понять: жизнь — это ведь не только филармония и любовь публики».
