«Выбирайте: арест или лишение прав». Как в Петербурге жена народного артиста на пару суток заехала в тюрьму

60-летняя жена знаменитого Николая Иванова забыла на АЗС вынуть из бака «пистолет», а судья выручил, предложив посидеть. Запоминайте новый петербургский анекдот.

История прилетела к нам неожиданно, как и случайно все произошло с женой уже покойного народного артиста Николая Иванова и самого народного человека из Тихвина. 5 июня она отшучивается, мол, если ей выдали справку об освобождении, выходит — она топтала зону.

— Началась эта фигня не нарочно, но все по-дурацки как-то получилось, — улыбается мне Елена Ким в кафе на Римского-Корсакова — на этом проспекте она прожила лет 30 с Николаем Ивановым.

— На заправке ПТК в Зеленогорске я сунула в бак «пистолет», заправилась, заплатила, села и поехала, а «пистолет» забыла вынуть — он выскочил и улетел.

— Вы остановились?

— Конечно. Выскакивает девушка с заправки. Я извиняюсь, спрашиваю, что мне делать? А она: «Катиться отсюда подальше». Ну я и покатилась, а где-то через месяц раздаётся мне звонок из ГИБДД: «Здравствуйте, а ваша машина в розыске». Ничего не поняла — так вот же она во дворе, а сотрудник: «Вы заправлялись там-то и там-то, а потом покинули место происшествия». Я отвечаю, что дело было не совсем так. Приехала к нему, товарищ доброжелательный, я все объяснила. Потом выяснилось, что ПТК ко мне претензий не имеет, и мужик какой-то, по капоту которого мой «пистолет» чиркнул, тоже без претензий, но как говорят, дело-то уже заведено.

Елене 63 года, по образованию она геолог. Петербург тесен, и мне было легко, ведь тут же выяснилось, что в начале 80-х мы вместе посещали лекции Льва Гумилёва (сын Ахматовой) на кафедре экономической географии в ЛГУ. (Елена считает, что в эти дни после болезни она выглядит не очень, поэтому отдала домашние фотографии.)

— И предстала я перед судом. В общем: встать, суд идёт. Ничего такого не ждала, а судья с порога: «Вы признаетесь?» Да. Посмотрел на меня внимательно и молвит: «За это нарушение полагается либо лишение прав от года до полутора, или до пятнадцати суток. Выбирайте!» А мне без прав нельзя, и я говорю ему — пошли в тюрьму. Он — стук молоточком и огласил: двое суток ареста, время пошло.

— Кофе ещё будете?

— Я алкоголь не помню когда уже и пила, а кофе-сигареты — моё… Спрашиваю, можно я сама на машине в тюрьму поеду? Нельзя — вы арестованы. Я позвонила своим, мол, «ага, приехали». Они — держись. Приезжают гаишники, везут в местное отделение, снимают отпечатки пальцев — так интересно. Везут, я веселюсь, со всеми по телефону разговариваю, начинаю над ними подтрунивать, наконец подъезжаем на Захарьевскую.

Это дореволюционная тюрьма, где отсиживали очень многие — от Ленина до народного артиста Георгия Жженова. Пространство давно приспособлено, в том числе и для административно арестованных. Спецприёмник называется.

— А перед воротами, как памятник Ахматовой напротив Крестов, стоит Николай Николаевич. Народ собрался, увидев Иванова. Интересуются.

В беседе мы коснулись их знакомства: ещё в начале 70-х, будучи школьницей, Лена писала ему влюблённые письма. А помогала ей тогда, между прочим, её одноклассница — Татьяна Москвина, ныне знаковый театральный критик Петербурга. Адрес же на Римского-Корсакова они узнали, собирая макулатуру. Иванов — тогда актёр ТЮЗа — открыл им дверь.

— Как там наши русские застенки?

— Когда меня ввели — все охранники собрались. Буквально кланяются: «Здравствуйте! Вы не волнуйтесь, у нас кормят хорошо, отличная библиотека, вы у нас отдохнёте, выспитесь». Душевно так, как в добрые гости приехала. Потом сняли с меня украшения, вынули шнурки длинные из сапог, а я пошла и взяла Мопассана. Мне, между прочим, лучшую камеру дали.

— Нары ярусом?

— Нет. На два места, но я там одна была. Дали второй матрас, вторую подушку, но нары-то узкие, присобачены к стене, и все матрасы съезжают. Я-то маленькая, а как там отдыхают с другими габаритами? Да и освещение не очень — лампочка тусклая, к тому же холодновато — в этой тюрьме потолки сумасшедшие, не прогреть. Мне с воли сразу тёплые шмотки привалили.

— Чем кормят проштрафившихся?

— Кормили хорошо — кашки на утро, на обед супчик, на второе кура. Говорили, просите, если что нужно. Если хочешь, то раз в день — звони по казённому телефону.

— А ещё наговаривают на нас — кровавый режим.

— Положены прогулки. Меня спрашивают: «Пойдёте одна?» А какие варианты? Никаких, вы из женского пола одна у нас. Молодёжь тогда на улицах не выступала, а то повеселее было бы.

— Да, вы бы в камере с какой-нибудь девушкой разговорились, а она бы потом в социальных сетях оттопталась.

— Прогулка очень занимательная. У них посреди двора стоит клетка — тигрятник — пять метров на три, а вокруг жизнь — сотрудники ходят, машины стоят. Охранник рядом с клеткой стоит, мёрзнет, мол, побыстрее бы. А я говорю — мне час положено, час и буду гулять. Начальник тюрьмы подходил, когда я гуляла, спрашивал, все ли в порядке, есть ли жалобы, предложения.

— В камере на стенах пещерная живопись отсвечивала? «За все легавым отомщу» — и так далее.

— Нет, там же сидят не по уголовной истории. Я претензий ни к кому не имею, хотя одно оставление места ДТП другому оставлению места ДТП — рознь. А по выходе мне справку выдали. Как положено.

— Елена Викторовна, а опыт? Что такой опыт даёт социальному человеку?

— У меня, когда шнурки вынули, я тут же нашлась и новые себе соорудила, а то сапоги сваливаются. Нарвала лент из полиэтиленовых пакетов, скрутила каждую, обожгла зажигалкой концы, чтобы вставлялись в дырки, с этими шнурками на свободу и вышла. В них в ресторан с Колей и пошла.

Пусть это было не вчера, но петербургское краеведение это должно запомнить. Журналисты об этом ещё не писали.

Евгений Вышенков, 47news