ПоделитьсяНа днях на русском языке выходит книга «От первого лица» японского писателя, создавшего такие бестселлеры, как «Охота на овец», «Норвежский лес», «Хроники заводной птицы» и «Кафка на пляже». «Фонтанка» предлагает прочесть один из новых рассказов мастера.
Сборник рассказов Харуки Мураками «От первого лица» (дословно — «Первое лицо единственное число») вышел на родине писателя в прошлом году. Его составили восемь историй в модном ныне жанре «автофикшен» (то есть выдуманные истории, написанные, как и было сказано, от первого лица) в характерной, сообщают нам в издательской аннотации, для знаменитого японского писателя манере: меланхоличное повествование, лирический дружелюбный абсурд на грани реального и метафизического.
Книга, естественно, отсылает к предыдущим произведениям Мураками, например к сборнику «Джазовые портреты», куда вошли очерки о 55 любимых исполнителях автора. Своеобразным продолжением этой книги является рассказ «Чарли Паркер играет босанову», где музыкально-критическая мистификация, выдуманная история настигает рассказчика спустя много десятилетий. Из повествования становится очевидно: Мураками, в чьей коллекции более 40 тысяч джазовых дисков, не только хорошо знает историю одного из главных музыкальных направлений ХХ века, но и склонен к самоиронии. Впрочем, она Мураками никогда не покидала.
Рассказ публикуется с любезного разрешения издательства «Эксмо». Перевод Андрея Замилова.
Чарли Паркер играет босанову
Птица вернулся!
Как же прекрасно это звучит! Да, тот самый Птица вернулся на своих ма́стерских крыльях! Во всех уголках планеты — от Новосибирска до Тимбукту — люди, устремив взор к небу, ликуют при виде тени легендарной птицы. И мир опять переполнен новым солнечным светом.
1963 год. Прошло немало лет с тех пор, как в последний раз упоминалось имя Чарли Паркера по прозвищу Птица. Где он и чем занимается теперь? Любители джаза по всему миру перешептывались об этом. Нет, он не умер. Нет подтверждений его кончины. Кто-то может возразить: «Как и подтверждений того, что он жив».
Последнее, что слышали о нем: будто он перебрался в поместье своей патронессы — графини Ники — и борется там с недугом. О том, что Птица — конченный наркоман, знает любой поклонник джаза. […] Мало того, по слухам, у Птицы была тяжелая форма воспаления легких, патология других внутренних органов, он страдал от диабета и в завершение всего — душевным расстройством. Даже если бы он, к счастью, и выжил после всего этого — походил бы на развалину и вряд ли мог держать в руках инструмент. Вот так Птица пропал с глаз людей и стал красивой легендой джазовой сцены. Произошло это в 1955-м или около того.
И вот, спустя восемь лет, летом 1963-го Чарли Паркер опять взял свой альт-саксофон и вернулся в студию в пригороде Нью-Йорка, чтобы записать новый альбом, который будет называться «Чарли Паркер играет босанову».
Можете поверить в такое?
Советую верить. Во всяком случае, так оно всё и было.
Так начинался текст, который я написал в студенчестве. Первая в моей жизни публикация, за которую я получил пустячный, но все же гонорар.
Разумеется, пластинки «Чарли Паркер играет босанову» не существует. Чарли Паркер скончался 12 марта 1955 года, а взлет босановы в Штатах — усилиями Стэна Геца и других — пришелся на 1962-й. Однако я предположил: вдруг Птица дотянул бы до 60-х, проникся босановой и начал ее исполнять… — и написал рецензию на вымышленный альбом.
Редактор университетского литературного альманаха, ничего не подозревая, посчитал, что альбом существует, и без всякой задней мысли поместил статью в колонку музыкальных рецензий. В журнал статью отправил мой приятель — его младший брат, — приписав: «Чувак прикольно пишет. Лови его статью. Что скажешь? Сгодится?» (Альманах перестал издаваться после четырех номеров, мой текст поместили в третий.)
Я написал статью так, словно ценная запись Чарли Паркера увидела свет благодаря тому, что в хранилище фирмы грамзаписи случайно обнаружили магнитную ленту. Хвалить себя неловко, но я считаю, что текст получился правдоподобным в мелочах, а написан со страстью. Под конец я и сам был готов поверить, что пластинка и впрямь существует.
Журнал напечатали, и на мою статью посыпались отклики. Само по себе это скромное университетское издание, на публикации в таких обычно никто не реагирует. Однако на свете, похоже, немало поклонников, почитающих Чарли Паркера как бога, и в редакцию прислали несколько возмущенных писем: дескать, «глупый розыгрыш» и «бессердечное святотатство». То ли у этих людей плохо с чувством юмора, то ли это у меня юмор какой-то извращенный, даже не знаю. Но были и такие читатели, кто приняли мою статью за чистую монету и отправились в магазин за пластинкой.
Главный редактор, конечно, высказал мне за то, что я его надул (хотя это не так — я лишь утаил подробности), но в душе и сам был рад, что статья вызвала реакцию, пусть даже по большей части и возмущенную. Это подтверждается тем, что он попросил показывать ему, что еще я напишу, будь то рецензия или рассказ. (Вот только сам журнал закрылся раньше.)
Вот что в моей рецензии было дальше:
…Чарли Паркер и Антониу Карлос Джобим — кто бы мог предположить, что они станут записываться вместе? Гитара — Джимми Рэйни, фортепиано — Джобим, бас — Джимми Гэррисон, ударные — Рой Хейнз. От одних только имен захватывает дух — это же мечта, а не ритм-секция! И, разумеется, альт-саксофон — Чарли Паркер по прозвищу Птица.
Перечислим композиции:
Сторона А
- Corcovado
- Once I Loved (O Amor em Paz)
- Just Friends
- Bye Bye, Blues (Chega de Saudade)
Сторона B
- Out of Nowhere
- How Insensitive (Insensatez)
- Once Again (Outra Vez)
- Dindi
Помимо «Just Friends» и «Out of Nowhere» — сплошь известные вещи Карлоса Джобима. И только эти две написаны не им, а взяты из раннего Паркера. Теперь, в ритме босановы, эти прекрасные стандарты Птицы звучат совершенно по-новому (и, к слову, только на них Джобима заменяет разноплановый пианист-ветеран Хэнк Джоунз).
Ну что, любитель джаза, как вам новость о свежем альбоме «Чарли Паркер играет босанову»? Наверняка первым делом вскрикнете от удивления. Затем вас разберет любопытство, начнут переполнять ожидания. Но вскоре начнут закрадываться опасения — так грозные мрачные тучи заволакивают горную гряду, только что, казалось бы, красиво очерченную ясным небом.
Погоди-ка! Ты утверждаешь, будто Птица — тот самый Чарли Паркер — играет босанову? Он что, и впрямь хотел исполнить такую музыку? Или же, поддавшись на уговоры фирм грамзаписи, ударился в коммерцию и опустился до нынешних шлягеров? Даже если, предположим, он и впрямь захотел бы сыграть такую музыку, неужели стиль исполнения до корней волос пропитанного бибопом альт-саксофониста смог бы гармонировать с холодной латиноамериканской босановой?
Оставим стили в покое: дело даже не в них. По силам ли Птице спустя восемь лет свободно управляться с инструментом, как в прежние времена? В состоянии ли он поддерживать свой настолько высокий уровень исполнительского мастерства и творческого мышления?
Признаться, я и сам примерно так же сомневался. Хотелось как можно скорее услышать эту музыку, но я вместе с тем опасался, что она меня разочарует. Однако теперь, с замиранием сердца прослушав пластинку несколько раз, хочу решительно заявить… Нет, даже не так — взобраться на высотное здание и прокричать во весь голос, чтобы разнеслось по всем улицам города: «Если вы любите джаз, если вам хоть немного нравится музыка вообще, вы должны — нет, просто обязаны — все отложить, чтобы услышать эту чарующую музыку, детище пылкого сердца и спокойного разума».
[…]
На этой пластинке вас прежде всего удивит неописуемо замечательное переплетение простого, без излишеств стиля игры Карлоса Джобима и безудержных, будто растекающихся витиеватых фраз Птицы. Вы можете усомниться, не слишком ли разные по качеству и направленности голоса Карлоса Джобима (здесь он не поет — я имею в виду голос инструмента) и Птицы? Да, конечно, их голоса во многом отличаются. Пожалуй, наоборот — труднее будет отыскать, чем они схожи. К тому же ни тот, ни другой даже не старается подстроить собственную музыку под музыку партнера. Однако именно эта дисгармония, диссонанс двух голосов и есть движущая сила для создания несравненно красивой музыки.
Прежде всего прислушайтесь к первой композиции на стороне А — «Corcovado». Птица в ней не вступает в самом начале, и мы можем услышать его саксофон только в завершающей фразе. Хорошо знакомую всем нам мелодию тихо исполняет на фортепиано Карлос Джобим. Ритм-секция просто молчит у него за спиной. Под эту мелодию мы представляем девочку, что сидит у окна и наслаждается видом вечернего города. Почти везде там берется по одной ноте, и только иногда тихонько добавляются простые аккорды. Как бы нежно подкладывая мягкую подушку девочке под плечи.
Заканчивается партия фортепиано — и следом тут же, будто слабая тень сумерек, скользящая в комнату сквозь щель между шторами, тихо вступает альт-саксофон Птицы. Глядь — а его звук уже повсюду. Бесшовные изящные фразы — будто прелестные воспоминания c утаенными именами, проникающие в ваши сны, — нежными отметинами оставляют на барханах вашей души причудливые узоры, и вы уповаете, чтобы они не исчезали никогда…
Оставшийся текст я опущу. Дальше продолжается описание, полное уместных завитушек. Но, полагаю, вы уже составили себе представление о музыке из того альбома. Конечно же, той записи не существует. Точнее, по идее, ее не должно существовать.
Оставим на время события тех дней и перенесемся дальше.
Я совершенно не помнил, что студентом написал такой текст. Жизнь моя неожиданно наполнилась разными событиями, на фоне которых вымышленная рецензия выглядела ребячеством, безответственной веселой шуткой. Но лет через пятнадцать тот текст вернулся ко мне в совершенно неожиданном виде. Будто запущенный бумеранг, о котором давно позабыли, прилетел назад и тем самым застал всех врасплох.
По работе я приехал в Нью-Йорк, в свободное время пошел прогуляться по городу и заглянул в небольшой магазин подержанных пластинок на Восточной 14-й улице. Там, в разделе Чарли Паркера я обнаружил пластинку «Charlie Parker Plays Bossa Nova». Похоже на бутлег, частное издание. На белом конверте — ни картинок, ни фотографий, только название, отпечатанное аляповатым шрифтом. На обратной стороне — список исполнителей и композиций. Как ни странно, и то и другое — точь-в-точь, как я указал в своей студенческой рецензии. Вплоть до участия Хэнка Джоунза на двух композициях вместо Карлоса Джобима.
Я как взял ту пластинку в руки — так и замер, лишившись дара речи. Словно парализовало некую частичку где-то в глубине моего тела. Я снова оглянулся по сторонам. Это правда Нью-Йорк? Да, я в его деловом районе, в магазинчике подержанных пластинок. Меня не поглотил мир иллюзий. И я не вижу сон наяву.
Я достал пластинку из конверта. На белом яблоке — названия альбома и композиций. Логотипа фирмы грамзаписи нет. Я посмотрел дорожки на виниле: на обеих сторонах, как и положено, нарезано по четыре трека. Спросил продавца — молодого длинноволосого парня, — можно ли проверить звучание пластинки, но тот покачал головой:
— Вертушка сломана, так что никак. Извините.
На пластинке значился ценник — 35 долларов. Я не знал, как поступить, но в итоге вышел оттуда без покупки. Наверняка же это чей-то глупый розыгрыш. Какой-нибудь коллекционер взял и состряпал ту вымышленную пластинку, что я некогда описал. Взял какую-то другую с четырьмя треками на сторону, отмочил яблоко и посадил на клей новое, самодельное. Нужно быть дураком, чтобы выложить за такую подделку 35 баксов.
В испанском ресторане неподалеку от гостиницы я выпил пива и скромно поужинал. А когда после этого принялся бесцельно бродить по соседним кварталам, вдруг пожалел, что не купил ту пластинку. Пусть это бессмысленная подделка, пусть за нее заломили высокую цену, я должен ее заполучить. Как необычный сувенир, оставшийся на память от крутых поворотов моей судьбы. И я тут же снова направился на Восточную 14-ю. Шел быстро, но магазин уже закрылся. На прикрепленной к жалюзи табличке значились часы работы: по рабочим дням открыто с 11:30 до 7:30 вечера.
Назавтра я еще раз заглянул в тот магазинчик еще до полудня. За кассой сидел лысоватый мужчина средних лет в потрепанном свитере с вырезом и за кружкой кофе просматривал спортивный раздел газеты. Кофе, похоже, он только что приготовил в кофемашине, и по магазину витал едва различимый нежный аромат. Магазин только что открылся, и других посетителей, кроме меня, еще не было. Из маленьких колонок под потолком звучала старая мелодия Фэроу Сэндерза. Мужчина, судя по всему, был владельцем магазина.
Я поискал пластинку в разделе Чарли Паркера, но тщетно. Вчера я точно ставил ее на место. Делать нечего — я прошерстил все ящики в секции джаза. Быть может, она затесалась куда-то еще. Но сколько б я ни искал, пластинка так и не нашлась. Неужели ее продали за те считаные минуты, пока меня не было? Я подошел к кассе и обратился к мужчине:
— Я ищу одну пластинку джаза — присмотрел ее здесь вчера.
— Какую? — спросил тот, не отрываясь от «Нью-Йорк Таймс».
— «Charlie Parker Plays Bossa Nova», — сказал я.
Мужчина отложил газету, снял очки в тонкой оправе и неспешно повернулся в мою сторону.
— Простите, как вы сказали?
Я повторил. Мужчина молча отхлебнул кофе и еле заметно покачал головой.
— Такой пластинки не существует.
— Разумеется, — сказал я.
— Если устроит «Перри Комо поет Джими Хендрикса», у нас есть.
— «Перри Комо поет…» — начал было я, но понял, что надо мной подтрунивают. Он из таких, кто острит, а сам даже не улыбнется.
— Но я действительно ее видел, — сказал я. — Подумал, что наверняка такое сделали шутки ради.
— Говорите, видели ее здесь?
— Да, вчера, ближе к вечеру, здесь, — сказал я и описал пластинку: какой конверт, какие композиции, ценник — 35 долларов.
— Вы явно что-то путаете. Такой пластинки у нас никогда не было. Джаз закупаю я сам, цену ставлю тоже. Увидел бы — и не хотел бы, да запомнил.
И он еще раз покачал головой, надел очки и вновь развернул спортивный раздел газеты, но вдруг, будто передумав, опять снял очки, прищурился и пристально посмотрел на меня. Затем сказал:
— Однако если вы когда-нибудь раздобудете эту пластинку, непременно дайте мне послушать, договорились?
