Евгения Тихонова: Я приезжаю сюда и начинаю с людьми разговаривать, а в ответ — «твое место на кухне» (фото)

Евгения Тихонова, жена хоккеиста СКА Виктора Тихонова, одна из самых ярких женщин в отечественном хоккее. Отдел спорта «Фонтанки» поговорил с ней о Putin Team, долгах Панарина, радиоактивном пепле, неэлитных щенках и жизни в России.

Евгения Тихонова познакомилась с Виктором Тихоновым, внуком главного тренера советской хоккейной «красной машины», в США: Тихонов-младший поехал выступать в НХЛ, Евгения к тому моменту жила в Америке уже много лет.

– Меня впечатлила история, как вы познакомились с Виктором. Увидели, как он катается на коньках и влюбились. Подскажите: как понять по конькам, что мальчик годится?

– Если человек профессионально заниматься с детства, у него катание поставлено. Я очень не люблю, когда ноги прогнулись в коленях, буквой «Л». Поэтому, если парень может пару раз оттолкнуться, это уже на троечку. В идеале надо хотя бы минут 30 продержаться, чтобы не упасть. Но это мое личное. Витя, когда встал на коньки, у него сразу правильная осанка появилась и он просто поплыл по льду. А так как я в то время сама училась играть в хоккей, для меня это было прямо «вау».

– Ваш хоккей в зрелом возрасте – это что за выбор?

– Я с детства занималась танцами. Сейчас я понимаю, что это был интерес моей мамы. Она хотела девочку-девочку, в маленькой пачечке. Лет до 15 я строго занималась танцами. Хотя много раз говорила, что мне это до фени. Это были не современные танцы, а классика у «станка». А потом была школа искусств. Я прошла отбор в училище в Минске. На этом танцы для меня закончились, потому что я поняла, что профессионально заниматься этим не хочу.

– А хоккей откуда взялся?

– У меня брат занимался хоккеем. Это уже случилось в Америке. Брат травмировался и закончил. Остался баул с хоккейной формой. А у меня всегда было желание играть в хоккей. Как только я стала жить отдельно, я забрала форму себе, купила самые дешевые коньки со шлемом и начала кататься. В американском университете не было физкультуры, как в России. Там ты просто выбираешь, каким спортом хочешь заниматься. Я выбрала хоккей. Ходила тренироваться три раза в неделю. Тренировки были в шесть утра. Девчонок было на хоккее, кстати, гораздо больше мальчиков.

– Это такой сюрреализм: Сан-Хосе, жара, коньки, девушка из Белоруссии. Кто еще был в вашей команде?

– Там был народ совершенно разный – полицейские, пожарные. Русских, кстати, тоже было дофига. Это был народ, который пришел в хоккей уже в осознанном возрасте. Они просто получали от этого кайф. Вот это настроение было очень заразительно. До сих пор общаюсь со многими из тех, с кем я тогда начинала.

– Почему именно Сан-Хосе?

– Папа у меня ученый. Занимался нанотехнологиями. В 90-е это стало никому не интересно. Поэтому пришлось идти в бизнес. В то время — это тоже было не так уж и просто. В какой-то момент папе предложили позицию стипендиата в университете Айовы. Мы переехали из Гомеля в маленький город. Там кроме университета ничего в общем-то и нет. Там пожили полтора годика. А потом уже оттуда поехали в Сан-Хосе, где ему предложили работу. Атомная силовая микроскопия. Он меня водил к себе на работу, устраивал экскурсию. Это очень здорово, смотреть в этот силовой микроскоп и видеть, что творится на молекулярном уровне.

– Я себе пытаюсь представить масштаб коммунальной катастрофы, которую вы пережили, переехав из Америки в Петербург.

– Культурный шок был большой. Я человек не из России, и в России в общем не была. На первых порах меня колбасило хорошо. Мы сначала жили в Park inn у Московского вокзала. Не самое лучшее место для знакомства с городом. Вся эта шумиха, грязь, таксисты. Я где-то месяц не хотела выходить на улицу. И в этой ситуации муж уезжает на месяц, на неделю. И ты сидишь, нифига не зная, забыв язык. Я сидела в отеле с двумя чемоданами и мне было страшно выходить. Мне помогла жена Юрия Александрова (бывшего хоккеиста СКА. – Прим. ред.). Она взяла шефство надо мной. Она не верила, что я не могу говорить по-русски. А я не понимала элементарных вещей. Например, что чтобы заплатить за телефон, нужно взять денежку, дойти до автомата и заплатить. Тогда в Америке это уже все делалось через Интернет. Еще помогала жена Виталия Вишневского, который в НХЛ играл. Она поняла мою ситуацию, пожалела и тыкала пальцем, что делать, а что не делать. Также пришлось заново учиться водить здесь машину. Потому что для меня сначала это была полная дикость.

– Имеете в виду взаимопомощь на дорогах?

– Да много чего. Парковку, общение между водителями. Я поняла, что можно использовать бибикалку для разговора. Еще были полицейские, которые без причины останавливали. Для меня, как совершенно законопослушного человека, это было непонятно. Они меня по часику держали, типа: постой, подумай. А я стояла, думала и не могла понять.

– А потом у вас было возвращение в потерянный рай, то есть в Америку, когда Виктор переехал в НХЛ.

– Изначально нас расселили с Витей по отелям.

– Опять Park inn?

– Наверное, по уровню то же самое, но что отличает такие американские отели, это ужасные ковровые покрытия. И для меня весь тот сезон, как ковровое покрытие серого цвета. От них еще такой запах исходил химический. Там, наверное, люди умирали, поэтому ковры всем подряд чистили. Вот мы в таком отеле прожили полсезона, до Рождества, так как я уже была с довольно большим пузом. Выходить было трудно. Поэтому мы с сыном Левой запирались и играли в «Лего». В тот момент я поняла, что ненавижу «Лего». Мы пересобирали все, что было можно. И кот с нами был, которого мы прятали, потому что нельзя. Собак почему-то можно, а котов нельзя. Почему, до сих пор понять не могу.

– Потому что собака приучена ходить в туалет на улице, а с котом такой гарантии нет.

– Мы вообще уборщицам к нам не разрешали заходить, только если кота прятали где-нибудь в туалете и объясняли, что там убирать не надо.

– Я как раз думал о том, что Лев, София-Виктория, кот, муж — такой мощный квартет вокруг вас. И тут я вздрогнул в начале нашей беседы, поняв, что есть еще и собака. То есть уже квинтет. Великолепная пятерка. Еще есть место для вратаря.

– Не надо.

– Короче, зачем вы еще и собаку завели, если и так тяжело?

– У меня всегда была такая детская мечта. Мне родители не разрешали заводить собаку. Когда я выросла и завела семью, поняла, что теперь я могу сама принимать такие решения. Но мы все равно принимали его на семейном совете. Долго мы его обсуждали, но Витя в итоге сдался. Мы подписали контракт, в котором отмечалось, за что каждый из нас будет отвечать. И мы – все четыре человека – его подписали. Он до сих пор у меня висит на стене. И в этом сезоне мы собаку нашли.

– Что за порода?

– Мальтипу.

– Ваше второе возвращение в Россию. Это получается был ваш четвертый перелет через Атлантику.

– Вообще, мы часто летали, особенно, когда пересадки не было. В России мы находимся на визах как граждане США. Поэтому нам по-любому надо выезжать. Дети у меня уже приучены. Они в этом смысле довольно дисциплинированы. Никто даже не возмущается.

– В этот раз все прошло проще?

– Ну конечно. Ты уже все равно более или менее знаешь место, знаешь людей. Мы жили сначала на Воскресенской набережной. Мы оттуда не уезжали, пока не нашли подходящую квартиру. Очень трудно искать в России адекватную квартиру для аренды, потому что очень много пафоса: лепнина, будуар, а еще очень популярен ар-деко. И когда нам в контракте показывали, сколько стоит определенная мебель, мы сразу отказывались, потому что у нас и дети, и животные. Долго искали, но все-таки нашли. Это была вообще первая квартира, которая мне понравилась. Она очень уютная, очень удобная и цвет у нее солнечный внутри.

– Что в нашем климате очень важно.

– Важно, да, потому что депрессняки действительно накрывают.

– Для вас за девять лет, которые прошли после предыдущего приезда в Россию, мир должен был целиком измениться.

– В каком плане?

– В плане контакта с государственной риторикой. 2011 год — это была одна Россия, в которой по телевизору не обещали превратить Америку в радиоактивный пепел. И это лишь одна из цитат. Сейчас такие вещи иногда проскальзывают.

– Мы с родителями уехали отсюда в 90-х. И было такое ощущение: слава богу, что уехали. Когда я сюда приехала спустя много лет, я была очень приятно удивлена. Например, что в России есть, оказывается, вода в бутылках. Я была очень рада, потому что почувствовала позитивные изменения. Когда мы уехали в Чикаго и потом снова вернулись, произошли определенные нехорошие политические моменты между Россией и Америкой, я почувствовала большую разницу. Это было заметно даже в том, как разговаривали таксисты. У меня иногда проскальзывают английские слова. И таксисты сразу спрашивали: «А вы что, не отсюда? А откуда? Из Америки?». И начинается: «пиндосы» и все остальное. Потом начинают спрашивать, а как там? Начинаешь им объяснять, что там живут такие же люди. Таких вопросов раньше точно не было. Когда проходишь паспортный контроль в Москве, отношение тоже стало немного другим. У меня американское гражданство, а место рождения Украина, то есть сразу два минуса. В 2015 году у меня на паспортном контроле забрали паспорт и ушли. И ты стоишь с двумя детьми и не понимаешь, что делать, а у тебя самолет через 10 минут. В этом плане я, кстати, больше люблю Петербург. Здесь как-то адекватнее люди на границе. Вообще, мир сейчас меняется не в лучшую сторону, и это касается не только России. Идет всеобщая милитаризация. Это хорошо видно по программе телепередач.

– Лучше «Фиксики».

– Я обычно включаю стендап.

– Кстати, вы с детьми смотрите «Союзмультфильм» или «Том и Джерри»?

– У меня папа, когда мы с ним встречаемся летом, показывает советские мультики. И он их так подсадил на Карлсона. Дети не понимают, кто это такой. Там еще немного своеобразный юмор, но им нравится. Еще любят «Ну, погоди!», но это на уровне того же «Тома и Джерри». Сейчас, кстати, в России появляется все больше адекватных хороших мультиков. В России мы смотрим телевизор на английском, а в Америке – на русском. У нас есть там русский канал. Пытаемся давать детям мультикультурное образование.

– Удивительным образом вы при этом увлечены миром хоккея — и сами играете, и муж — наследник одной из важнейших династий. А Владимир Владимирович забивает 10 шайб. У нас есть Putin Team. И особняком стоит один Панарин со своей либеральной повесткой. Это беспокоит?

– Я не то чтобы не люблю политику. Я много читаю об этом. У меня есть свое мнение об этом. Но я считаю, что я не имею права публично его выражать. Я не политик. То, что сказал Панарин, проходит каждый эмигрант. Он просто никогда не жил в другом мире и вот он уехал. Я помню, как его колбасило первый год из-за того, что в детстве были заложены определенные стереотипы об Америке. Я сама через это прошла. Мы приехали, например, в Айову, в довольно консервативный религиозный штат. И ты приезжаешь из России, которая для них была долгое время врагом. И когда я слышала на уроке, что Вторую мировую выиграли США, я начинала бить себя в грудь. Учитель ставил мне D, по-русски — двойку. Тут ты начинаешь понимать, что история двоякая и зависит от твоего мировоззрения. Менять перспективу — это нормально. Сейчас Панарин немного радикально настроен, потому что ему обидно. Ну, и мне тоже было обидно. Он просто таким образом переваривает информацию, которую там получает. Понятно, что он выразился немного резковато, и люди здесь не привыкли слышать такие вещи. Но так бывает, и я его осуждать не буду.

– Вы ему грандиозно напомнили про долг. Главный вопрос — вернул?

– Нет.

– То есть он не подписан на вас в Инстаграме?

– Подписан. Но, видимо, в этот день решил отдохнуть от соц. сетей. Меня родители по-другому вырастили. Они сказали, что брать деньги в долг не надо ни в коем случае. Но если ты одолжил в экстремальной ситуации, обязательно верни. Я считаю, что деньги — это ресурс, к которому нужно относиться с осторожностью. Наверное, это часть моего воспитания. Такие вещи меня лично задевают.

– У вас какой подход к бюджету? Вы оба отвечаете? Есть распределение ролей?

– Ну как… У нас один счет. Я оплачиваю все счета, мне просто этим легче заниматься. Если какие-то большие покупки, мы спрашиваем друг у друга.

- Собака?

– Собака была дешевая. Она же отказник с «Авито». А вот сейчас будут затраты, потому что надо будет с ней летать и справки делать. А так мне сказали в парадной, что это не элитный щенок.

- У вас такой дом, что…

– Я поняла это, когда мы покупали мебель в IKEA и мне сказали на ресепшен, что нам нельзя ее заносить через парадный вход. «Вам нужно после 9 вечера заходить с заднего входа с такой мебелью» (речь идет о жилом комплексе «Парадный квартал». – Прим. ред.). Сначала я вообще не поняла, что имелось в виду. А потом, когда мне сказали про «неэлитного щенка», до меня стало, как до жирафа, доходить.

- У вас там просто, наверное, есть такие щенки, которые стоят дороже всей вашей мебели из IKEA.

– Ага, особенно есть определенные щенки, у которых есть хозяева определенных габаритов. У меня даже есть такая история, о которой я хочу, чтобы все узнали. В пять утра я выгуливаю собаку. И идет девушка определенного статуса с большой собакой напротив. Я как вежливый человек говорю: «Доброе утро». На что она мне отвечает: «А мы что, подруги?» «Да вроде бы нет». «Ну и все тогда». И я истерически засмеялась. Я просто даже представить себе не могла, что такое возможно. Теперь эта девушка, наверное, думает, что я больной на голову человек, потому что я довольно громко смеялась ей вслед. Еще пообещала ей карикатуру на нее нарисовать.

- Вы берете вдохновение для своих скетчей из жизни, как в случае с женщиной с собакой или женами хоккеистов?

– В общем, да. В хоккее очень много интересных историй. В моих будущих планах, когда мы закончим с хоккеем, написать или нарисовать книгу о подобных происшествиях. У меня есть маленький блокнотик, куда я все записываю. Хоккейный мир – это очень интересный мир.

- Откуда к вам пришло умение рисовать?

– Когда училась на дизайнера, нас учили рисовать очень быстро. Мы должны как бы соединить голову с рукой, и все, что в голове, сразу выкладывать на бумагу. Так пошли карикатуры. Для меня это способ расслабиться.

- В интервью, которое вы дали год назад для сайта «Матч ТВ», вы уже говорили про жен хоккеистов. Какие-то вещи там действительно могли задеть. Не прилетало?

– Лично мне не высказывали. До меня доходили какие-то скриншоты/слухи. Женский коллектив в хоккейном мире – это как повезет. Бывают адекватные, совершенно простые девчонки. А бывает сборище модных дам. Я стараюсь держаться в стороне. Так безопасней и им, и мне. Некоторые обижались, конечно, принимали все это слишком близко к сердцу, писали мне: «Почему ты меня рисуешь?». Хотя это был совсем не о них.

- Понятно, что у вас грандиозный опыт работы на телевидении в прямом эфире и видеоблог. То, что делает ваша семья, это круто. Мне не хватало продолжения. Это все были такие яркие заходы в медиапространство, которые обрывались многоточием. Не хватает времени?

– Нас обычно просили в клубе это сделать. Хоть у меня и бесконечный Инстаграм, мы довольно закрытые.

- Вы обещали что-то рассказать про российскую банковскую систему.

– Мне было очень странно, что я самостоятельно не могла делать определенные транзакции в России. Мне сказали, что это может сделать только муж. Я этого не поняла, ведь у нас легальный брак и вроде бы равные права. Оказывается, я должна была запросить официальное разрешение мужа на 10 лет, и он должен был нотариально подтвердить, что разрешает мне это делать. Я ощутила себя, как много-много лет назад в Америке, когда эмансипация еще не произошла. Я кому рассказываю в Америке об этом случае с банком, на меня смотрят вот такими глазами. Начинаешь понимать, что это просто две разные культуры. У американцев существует теория, что русские это не обычные «белые», а «выбеленный Восток» из-за своего географического положения. Поэтому немного другое отношение к женщинам. Хотя в Америке тоже остались определенные рамки, но не такие яркие, как здесь. Я приезжаю сюда и начинаю с людьми разговаривать на некоторые темы, а в ответ: «Ты че, курица?» или «Твоё место на кухне». И на этом разговор заканчивается. Меня это глубоко ранит. Из собственных наблюдений, самые забитые женщины – это русские женщины. Русскую женщину можно узнать по походке. Есть два вида. Та, которая идет «грудь вперед, попа назад», а есть женщины с забитой походкой, которая идет, сгорбившись, с грустными глазами. Но обе несут за собой шлейф комплексов, которыми их кормит общество.

- Насколько у вас дома развит культ личности дедушки вашего мужа? Ведь это большая ответственность – быть представителем третьего поколения великого деда.

– У нас дома нет. У меня дети узнают про деда от других людей. То есть они знают, что он тренер, но мы не строим из этого культа. Я считаю, что, если поддерживать этот культ внутри семьи, это будет давить на ребенка. И Витя так же считает. Думаю, что этого ему хватило в его детстве. У нас есть фотографии дедушки. Я объясню им всю ситуацию, когда они старше станут.

- В одном из интервью вы отмечали, что всерьез готовы к зомби-апокалипсису. Вот если сейчас жахнет, куда побежите – в Таврический или к Смольному?

– В Таврический бежать бесполезно. Там бестолковая система, особенно подвальная.

- Вы про сад?

– Про каток. Когда мы в шутку об этом говорили, решили, что нужно садиться в машину и ехать до "Авроры". Отшвартуем ее немного и будем сидеть там. Думаю, там и продовольствие есть. На первое время там можно будет пересидеть.

- Тревожная сумка, как на случай родов, собрана?

– В России особо не соберешь такую. У меня обязательно с собой есть две батарейки для зарядки телефонов, спутниковый интернет и документы.

Федор Погорелов, "Фонтанка.ру"