Русский музей оставили без купола. Как суд в Петербурге отменил реконструкцию Михайловского дворца за 1,1 миллиарда рублей

У Русского музея остается все меньше надежд перестроить внутренний Сервизный двор Михайловского дворца за 1,1 миллиарда рублей. Против проекта, предполагающего устройство лифтов, стеклянной галереи и подъемников для инвалидов, выступил Куйбышевский райсуд. Но это ещё не значит, что в истории с реконструкцией поставлена точка. КГИОП готовится отбиваться в городском суде.

— Мы от Платошкина, Николая Николаевича. Делаем ему видеоблог. Он избирается в Мосгордуму и продвигает малый социализм. Почему в Петербурге продвигает? Потому что основные события в России происходят в двух городах — в Москве и здесь.

Кроме двух парней с видеокамерой, истцов и ответчиков с пакетами документов, на заседание Куйбышевского районного суда 4 июня пришла группка сотрудников ГРМ. Своих имен называть не стали, потому что «взяли отгулы, чтобы поддержать коллег».

День обещал быть жарким, и не только по той причине, что жалюзи в небольшом кабинете Ирины Воробьевой не спасали от петербургских +27. Судья ещё на прошлом заседании дала понять, что намерена решить дело, а участники процесса «будут сидеть до последнего».

Истцы — сотрудники отдела древнерусского искусства Русского музея Ирина Шалина и Надежда Пивоварова, а также журналист Михаил Золотоносов — с октября 2018 года пытаются доказать, что проект реконструкции Михайловского дворца, созданный под финансирование Всемирного банка, не соответствует закону. Так же, как и предмет охраны, который утвердил для этого объекта КГИОП. Появление лифта и лектория во внутреннем Сервизном дворе и стеклянного «купола» над ним, обустройство подъемников для маломобильных посетителей в парадном крыльце здания могут нарушить «целостность, уникальность и подлинность объекта культурного наследия», уверены заявители.

Ответчиком в данном случае выступает КГИОП, но заинтересованная сторона — администрация Русского музея — активнейшим образом поддерживает ведомство. «Требования истцов необоснованны», — заявила на прениях представитель КГИОП Елена Патока. «Речь в проекте идет о доступе маломобильных групп населения и пожарной безопасности», — подчеркнул завсектором юридического отдела контрактной службы ГРМ Дмитрий Ильин.

«Уничтожить помещения, цинично превратив в туалет»

Свои позиции стороны обозначили в рамках основной части заседания. Ирину Шалину, которая выступала так уверенно, будто всю жизнь занималась охраной культурного наследия, больше всего беспокоило историко-культурное исследование (ИКИ). Документ, который лег в основу утвержденного предмета охраны, «обладает рядом особенностей, которые не соответствуют ему», считает Шалина.

«Я хочу обратить внимание на сжатые сроки подготовки — они заняли всего месяц, что для исследования такого объекта, как Михайловский дворец, совершенно недостаточно. Существует достаточно обширная библиография, огромное количество архивных документов и иконографических источников, и отразить это все на 13 страницах, которые представляет собой ИКИ, совершенно невозможно», — отмечает Шалина.

Исследование появилось на основании справки одной из старейших сотрудниц ГРМ и крупнейших специалистов по истории Михайловского дворца Зои Перскевич. Но сама Перскевич, написавшая справку по просьбе главного архитектора Русского музея Ирины Тетериной, не знала, как будет использоваться её работа, утверждают истцы. «Справка возникла в 2015 году в составе первого, не утверждённого историко-культурного исследования, подготовленного компанией ООО «Ренессанс» — что поднимает вопросы об авторском праве. Никаких договоров с ООО «Ренессанс» Перскевич не заключала», — перечисляет Шалина. Справка Перскевич появилась и в утвержденном историко-культурном исследовании 2016 года, а позже продолжила кочевать по другим документам, связанным с реконструкцией.

«Есть серьёзные основания утверждать, что историко-культурное исследование было создано, лишь чтобы поддержать цели проекта, подстраивая под них свое содержание, — продолжила аргументировать хрупкая, в синем платье-колокольчике Шалина. — Например, утверждается, что внутренние дворы музея утратили актуальность как необходимый источник естественного освещения и вентиляции. Ложность этого утверждения очевидна, поскольку вокруг внутренних дворов до сих пор находятся отделы и фонды, которые нуждаются в естественном свете и вентиляции».

«Особенно циничным» Шалина названа предположение в ИКИ о том, что «внутренние дворы утратили исторический облик», а окна и рамы во дворах уже неоднократно закладывались или меняли габариты. «Из девяноста окон двух дворов только три были перестроены в советское время», — подчеркивает Шалина.

Не менее порочен, с точки зрения истцов, и сам предмет охраны, утверждённый КГИОП в конце 2016 года. Он содержит многочисленные «методологические ошибки», главная из которых — признавая важность работы архитектора Карла Росси, создавшего Михайловский дворец в первой четверти XIX века, эксперты игнорируют значимость работы зодчего Василия Свиньина, который в конце XIX века приспосабливал здание для музейных целей. Результатом такого подхода стала «частичная бессистемная демузеефикация объекта» в проекте реконструкции.

«Игнорируется реставрационный принцип, введенный в петербургскую Стратегию сохранения объектов культурного наследия, — ценность последующих наслоений, — продолжила доводы коллеги Надежда Пивоварова. И привела в пример библиотеку с исторической мебелью, которая сохраняет свой облик с 1915 года, но будет вынуждена переехать, если начнётся реконструкция: — Здесь вокруг стола собиралась интеллектуальная элита Петербурга. Уничтожить эти помещения, цинично превратив их в туалеты и проходные вестибюли между экспозициями, — преступление против культуры Петербурга».

Подобная судьба, как подчеркивают истцы, уготована и другим помещениям ГРМ, например, особым бронекладовым и фондам отдела древнерусского искусства, фонду рам, отделу рисунка. Ирина Шалина продемонстрировала фотографию 1913 года, где искусствовед (а позже — супруг Анны Ахматовой) Николай Пунин стоит у окна отдела рисунка — «как раз того окна, где проектом предполагается дверь с выходом на лифт».

«После такого пафосного заявления плакать хочется!» — прокомментировала выступление истцов из зала главный архитектор Русского музея Ирина Тетерина.

«Можно закрыть музей для посетителей и заниматься только изучением, хранением и реставрацией»

«Говорить о том, что именно нахождение этих вещей в определенном помещении придаёт особую ауру и историчность, я считаю необоснованным, — парировала доводы истцов об исторической мебели в библиотеке Елена Патока. — Главное — наличие этих вещей, а где они будут лежать — совершенно не влияет на сохранность объекта культурного наследия».

Архитектурными элементами памятника, по мнению представителя КГИОП, можно пожертвовать, «если они не являются особенными, не формируют общего облика или общей ценности». Примером может служить труба, созданная Василием Свиньиным во внутреннем дворе Михайловского дворца. «Смысл её сохранять, если нет ничего такого, что выделяет её по сравнению с такими же инженерными сооружениями в таких же объектах культурного наследия?» — задается вопросом Елена Патока.

Внутренние дворы Русского музея изначально несли исключительно хозяйственную функцию, поэтому их вполне возможно перестроить, чтобы приспособить под новые задачи, убеждена представитель КГИОП: «Музейная функция должна развиваться, развиваться вместе со временем, а не останавливаться на одной определенной стадии».

Дмитрий Ильин атаковал истцов с лингвистической точки зрения. Юриста смутило слово «пролом», которое «без конца» используют Золотоносов, Пивоварова и Шалина. «Я так и не понял, из какого источника они это слово-то выдумали! Слова «раскрытие», «обустройство», «устройство» я слышал, а вот слово «пролом» мне неизвестно», — удивлялся Ильин.

То, что справка Зои Перскевич была передана в сторонние организации, юрист объяснил тем, что «это была обычная работа по договору подряда, и она была оплачена»: «Зоя Александровна изложила то, что считала нужным, и передала заказчику. Личное дело подрядчиков, как они передавали документы друг другу».

Логику истцов Дмитрий Ильин понимает так: «Можно закрыть музей для посетителей и заниматься только изучением, хранением и реставрацией. А то тут ходят разные и мешают нам работать!», и считает, что такой подход мешает развиваться учреждению.

Юрист особенно беспокоится за детей, пожилых людей и посетителей на колясках, которые некомфортно чувствуют себя в Михайловском дворце: «Инвалид не должен испытывать унижение от того, что его кто-то тащит. Он должен перемещаться сам». На эти доводы, впрочем, истцы ответили статистикой, согласно которой Михайловский дворец в среднем посещают не более двух маломобильных посетителей в день.

«Признать незаконным распоряжение и согласовательный штамп КГИОП»

После пятичасовой дискуссии, сопровождавшейся лишь двумя короткими перерывами, судье Ирине Воробьевой не оставалось ничего, кроме удалиться для принятия решения. Вернувшись, она объявила, что суд постановил «признать незаконным распоряжение КГИОП об утверждении предмета охраны федерального значения «Главный корпус Русского музея» и согласовательный штамп КГИОП на проектной документации по реконструкции внутренних дворов Михайловского дворца».

«Обязать КГИОП отменить указанные акты», — резюмировала она.

«Группа поддержки» сотрудников Русского музея встретила решение аплодисментами: «Надо себя ущипнуть, чтобы понять, что это не сон!». А присутствовавший на заседании зампредседателя петербургского ВООПИиК Александр Кононов предложил Ирине Шалиной выступать и в других делах по защите объектов культурного наследия.

Другая сторона, впрочем, так просто сдаваться не намерена. В КГИОП вечером 4 июня «Фонтанке» подтвердили, что будут оспаривать решение Куйбышевского районного суда. Апелляционную жалобу направят в Санкт-Петербургский городской суд, как только Ирина Воробьева изготовит мотивировочную часть решения.

Елена Кузнецова, «Фонтанка.ру»