Будет ли Петербург смотреть в космос

Что происходит в Пулковской обсерватории после выхода постановления о переводе наблюдений, «Фонтанка» узнала у администрации учреждения и у того, кто непосредственно руководит этими наблюдениями.

5 июня Российская академия наук выпустила постановление о переводе астрономических наблюдений, осуществляемых Пулковской обсерваторией. Ученым поручили разработать пятилетний план перевода наблюдений в места с более благоприятными астроклиматическими условиями. О конфликте со строителями, начавшими возведение жилого комплекса в охранной зоне Пулковской обсерватории, «Фонтанка» неоднократно писала, как и о конфликте между руководством обсерватории, согласовавшим застройку, и рядовыми сотрудниками.

Как восприняли постановление РАН в самой обсерватории, какие исследования по факту сейчас проводит учреждение и что потеряет мировая наука, если наблюдения в Петербурге будут остановлены, – «Фонтанка» спросила у ученого секретаря обсерватории и научного сотрудника, непосредственно заведующего наблюдениями на главном телескопе обсерватории в Петербурге – Большом пулковском рефракторе.

«Закрытие Пулковской обсерватории – вымысел»

Ислледованиям ничего угрожает, уверена Татьяна Борисевич, кандидат физико-математических наук, ученый секретарь ГАО РАН.

- Как изменится работа обсерватории после постановления РАН о переводе наблюдений на другие базы?

– По большому счету, пока не меняется ничего. В соответствии с постановлением президиума РАН нам предписано до конца года совместно с Отделением физических наук РАН разработать план по переносу наших наблюдений. Как вы понимаете, это дело очень сложное, потому что нужно предусмотреть все нюансы, разобраться, кто что наблюдает, зачем это нужно. То есть проверить актуальность, потом продумать, как и где мы можем восполнить те наблюдения, которые здесь мы будем терять, и стоит ли их восполнять. Эти вопросы будем обсуждать на ученом совете, формировать план и передавать в Отделение физических наук. Более конкретно мы пока не можем ничего сказать, потому что только приступаем к работе. Более того, сейчас период отпусков, реально к самой работе по разработке плана можно будет приступить в сентябре. Пока только предварительные обсуждения на уровне дирекции.

- В обсерватории работают ученые разных специализаций. Насколько я понимаю, астрофизики сейчас и так ведут наблюдения в других учреждениях. То есть когда мы говорим о переводе наблюдений, речь идет об астрометристах и, возможно, отделе физики Солнца.

– Это в основном затронет астрометрические наблюдения. Но если мы получим возможность развития астрофизических или солнечных наблюдений, надо ли от этого отказываться?

- Но Отдел физики Солнца ведет наблюдения и в Пулково.

– В Пулково ведутся солнечные наблюдения на АЦУ-5, но они ведутся эпизодически и в дневное время. В основном этот инструмент используется как экскурсионный. Основные наблюдения Солнца проводятся на нашей наблюдательной базе близ Кисловодска, которая работает уже 70 лет. Именно Горная астрономическая станция будет рассматриваться как основная база для перевода наблюдательных программ. Затем уже возможность кооперации с другими академическими обсерваториями.

- Прекратят ли наблюдения в связи с постановлением РАН или нет?

– Нет, конечно. В связи с этим постановлением РАН никакие наблюдения в Пулковской обсерватории не прекратятся.

- Подождите, в постановлении прямо сказано о переводе астрономических наблюдений на другие базы.

- Мы можем постепенно переводить наши программы, но если мы можем наблюдать здесь и наш инструмент остается здесь, почему бы не продолжать наши наблюдения? При этом начав автоматизированные наблюдения где-то на удаленной базе.

- То есть те, кто здесь ведут свою работу, могут ее продолжить, телескопы запирать не будут?

– Нет, конечно. Слухи о том, что Пулковская обсерватория закрывается, – это вымысел и недостоверная информация.

- А какова ситуация по астрометристам, каковы у них сейчас возможности наблюдения в силу особенностей астроклимата?

– По официальным данным отчета по наблюдениям – за четвертый квартал 2017 года наблюдения на 26-дюймовом рефракторе проводились в течение 13 ночей. Это были наблюдения планет и их спутников и визуально-двойных звезд.

– Это те самые, ценные длинные ряды наблюдений?

– Да, но нужно осторожно относиться к заявлениям, что наблюдения «прекратятся», «прервутся» – нет, они будут продолжаться, но в рамках тех задач, которые мы поставим перед собой. Не надо говорить, что от наблюдений Пулковской обсерватории зависит работа системы ГЛОНАСС или Минобороны. Это слишком большое преувеличение.

- Я понимаю, что это совсем другие вопросы и речь — о фундаментальной науке. Насколько конкурентоспособны те исследования, которые проводит обсерватория в области астрометрии в Петербурге?

– Они в какой-то степени уникальны. Но наука не стоит на месте, она развивается, и, следовательно, научные задачи должны меняться. А любые наблюдения должны выполняться под конкретную научную задачу. И задача должна соответствовать уровню развития мировой науки и техники.

- Я так понимаю, что длинные ряды наблюдений работают на далекую перспективу, в этом случае нельзя поставить задачу и выполнить ее в каком-то квартале или каком-то году. Это вопросы планетарных масштабов.

- Да, планетарных, в какой-то степени, — но не в той мере, в какой об этом сейчас говорят. Это традиционное направление исследований, но это не передовой уровень астрометрических наблюдений.

- Но все-таки используются ли проводимые ими в Пулково исследования зарубежными коллегами или российскими коллегами из других учреждений? Осуществляются ли публикации — ведь это тоже показатель того, интересно это или нет?

– Естественно. Они публикуются, через публикации используются другими коллегами, да, сотрудничество у нас есть. Но официальных договоров на поставку наших наблюдений каким-то другим организациям у нас нет.

- А в других отделах они есть? Например, у астрофизиков?

- Нет. Мы по заказу ни для кого не наблюдаем. Наблюдения выполняются в рамках нашей научно-исследовательской работы.

- Но ученые сотрудничают в индивидуальном порядке?

– У нас есть план научно-исследовательской работы, который мы принимаем и каждый год проводим актуализацию. Он называется государственным заданием для государственного бюджетного учреждения. Мы по этому плану отчитываемся количеством публикаций в рецензируемых журналах. Никто не запрещает нашим сотрудникам выполнять совместные научные исследования в рамках плана, по результатам которых публиковать статьи в различных научных журналах. Примерно треть наших публикаций – это совместные исследования. Это означает востребованность нашей работы.

- Хочется понять в принципе, как может выглядеть переезд.

– У нас на станции в Кисловодске уже около 10 лет стоит инструмент, на котором выполняются астрометрические наблюдения, — МТМ-500. Его загруженность можно увеличить. И увеличением эффективности работы МТМ-500 мы можем часть задач, которые решаются здесь на наших инструментах, перенести туда.

- Но это не заменит собой наблюдения в Пулково.

– Не надо говорить о замене наблюдений. Надо говорить о развитии наблюдательных программ в соответствии с современным развитием науки. И перевод наблюдательных программ в Кисловодск, например, должен иметь то основание, что эта программа актуальна, востребована, и научная задача, которая будет решаться с помощью этих наблюдений, соответствует мировому уровню. Поэтому одна из основных задач при разработке плана будет заключаться в определении актуальности наблюдательной программы, возможности автоматизации наблюдательного процесса, чтобы его перенести.

- Но зарплату ученому платить не перестанут? А то можно сколько угодно говорить о том, что это физически возможно, но если человеку перестанут за это платить, он перестанет это делать.

– У нас не идет речь о том, чтобы перестать кому-то выплачивать зарплату.

- Я так понимаю, самое важное в вопросе с Пулково – чтобы не прекратились те астрометрические наблюдения, которые ведутся десятилетиями, чтобы тот материал, который был накоплен за это время, те явления, которые изучаются десятилетиями, продолжали изучать. Чтобы эта работа не была утрачена.

– Эта работа не может быть утрачена. Наблюдения уже выполнены, и никто их в мусорную корзину не выбрасывает. Их можно использовать, продолжать, насколько это будет возможно. Основное назначение новых наблюдений – уточнение уже существующих данных. Как вы понимаете, этот процесс может быть бесконечным, но нельзя это ставить как самоцель. Должно быть развитие в соответствии с современным мировым уровнем.

- По срокам — какие опорные даты предстоят в вопросе перевода наблюдений из Пулковской обсерватории?

– Они определены в постановлении. Пункт 2 — представить в отделение физических работ план перевода. Пункт 3 — отделению физических наук представить до конца 2018 года в президиум РАН для обсуждения. Из отделения физических наук мы еще никаких указаний не получали.

- Это сроки обсуждений. А переезда?

– Они рамочно обозначены — считать целесообразным, постепенно, в течение пяти лет. Но никто не говорит жестко, что через пять лет мы все прекращаем здесь научные исследования и уезжаем в Кисловодск. Мы продолжаем работать, и закрывать Пулковскую обсерваторию как научное учреждение никто не собирается.

- Я на всякий случай уточню: ваши слова о том, что наблюдения в Петербурге могут быть продолжены, относились к этим пяти годам или к последующим тоже?

– И к последующим тоже.

«В картине происхождения звезд не будет хватать мазка»

Что составляет суть научных исследований обсерватории и что поставлено на кон, объяснил Игорь Измайлов, кандидат физико-математических наук, заведующий наблюдениями на 26-дюймовом рефракторе Пулковской обсерватории.

- Вам уже рассказали, что с вами будет в связи с постановлением Российской академии наук о переносе наблюдений из Пулково на другие базы?

– Решение по сути еще не принято, потому что у нас есть практика двух ключей: Академия наук может что-то предложить, а Министерство может согласиться или не согласиться. Но мы должны подготовить план переноса наблюдений. Мой телескоп, 26-дюймовый рефрактор, переносить смысла не имеет, поскольку стоить это будет миллиарды рублей, на эти деньги, наверное, можно новый построить выше классом. Так что рефрактор будет продолжать наблюдения.

- А разрешат?

– У нас есть утвержденное госзадание, по которому мы действуем.

- До какого времени оно расписано?

– По-моему, на два года, но его обычно продлевают. Кроме того, рефрактор относится к уникальным научным установкам, что подразумевает проведение конкурса заявок от ученых на наблюдения (и в этом году он будет организован). Среди других четких критериев уникальной научной установки – не меньше двух публикаций за год (а у нас было пять за прошлый год) и работа больше 70 процентов возможного времени – они выполняются. Если мы выполняем требования, причин нас закрывать нет. Это будет первый год, когда мы работаем по такой схеме, а вообще по ней работают все большие телескопы — на ней настаивает министерство.

- Сколько всего часов наблюдений вы ведете в год?

– Порядка тысячи часов — а всего в году более 8700 часов. Если считать по ночам – у нас 130 – 140 наблюдательных ночей в год. Так что интуитивное представление, что в Петербурге нельзя наблюдать, поскольку для этого мало возможностей, не подтверждается документально.

- При этом наблюдательной считают не только ту ночь, которая была ясной целиком.

– Да. Считаются те ночи, в которые ясно было больше часа. Но учитывайте, что это еще только те ночи, которые мы наблюдаем, а мы часть пропускаем, и этот параметр тоже нужно учитывать. Коллеги подвергают сомнениям наши данные, потому что сравнивают с Большим телескопом азимутным, который находится в Нижнем Архызе на Кавказе, где работают астрофизики. У него гораздо более строгие требования к состоянию неба. Например, мы можем наблюдать при легкой облачности, а они не наблюдают. К тому же у них есть ограничения по ветру. У нас по ветру ограничений нет. Так и получается, что мы работаем такое же количество ночей, как они. К тому же у нас с нашей точки зрения более адекватная система контроля неба в данный момент.

- Вы, насколько я понимаю, самостоятельно автоматизировали телескоп.

– Да, все началось в 2001 году. В 2002 году мы сделали «железо» – компьютеры. В 2002 – 2003 годах я писал софт, и отладка заняла у меня с 2003 по 2010 год. Я постоянно что-то улучшаю, и телескоп требует все меньше и меньше внимания во время наблюдений. А если говорить о новом инструменте: допустим, сейчас мы напишем план, через год нам выделят финансирование. Лет пять займет постройка инструмента. И еще 10 лет мы будем лечить его «детские болезни». А потом еще пять лет уйдет на автоматизацию. Сколько там получилось, 21 год?

- Доживут не все.

– Мне сейчас 45 лет, я и то сомневаюсь, что доживу. А люди, которые принимали это решение, не доживут совершенно точно.

- И за это время можно потерять школу.

– Да, у нас сейчас очень болезненная смена поколений.

- И, я так понимаю, она связана с теми увольнениями, которые уже произошли?

– Да. У нас уволили как раз молодых сотрудников. И в нашем отделе, и вообще в обсерватории.

- Какой процент сотрудников вы потеряли, если говорить об астрометристах?

– Понимаете, эти сотрудники были оформлены не на целую ставку. Но, грубо говоря, где-то половину. Другое дело, что пожилые сотрудники и молодые это две большие разницы. У молодых будет прогресс, как мы надеемся. От стариков ждать прогресса вряд ли можно.

- А если в целом по обсерватории говорить – ваш отдел, астрометристы, сильнее всех пострадали или нет?

– Естественно, потому что наш отдел был в конфликте с дирекцией. Наша завотделом ушла, у нее просто нервы не выдержали.

- О наблюдениях на каких инструментах еще речь идет?

– У нас есть нормальный астрограф, есть телескоп «Сатурн», есть телескоп АКД, но АКД не наблюдает: у нас не хватает сил на его восстановление. Нормальный астрограф и «Сатурн» не наблюдают в режиме каждой ясной ночи. Чтобы их запустить в этом режиме, нам не хватает ресурсов – ни людских, ни финансовых. У соседнего отдела, который раньше назывался лабораторией фотометрии, есть ЗА-320, который также наблюдает каждую ночь. Это решение странное еще и потому, что из тех, кто наблюдает, ни один человек его не поддерживает. Если бы это было ясно с научной точки зрения, часть людей бы это поддерживала. Но таких аргументов нет совсем.

- Почему невозможно перенести часть ведущихся здесь наблюдений на телескоп МТМ-500, который находится в Кисловодске?

– Это широкопольный телескоп, а рефрактор – длиннофокусный телескоп, у которого маленькое поле зрения, в который можно двойные звезды рассмотреть подробно. Они, грубо говоря, предназначены для разных целей, разных типов наблюдений. Мы здесь и там решаем разные задачи. Мы можем отказаться от тех задач, которые решаем здесь, но обидно, потому что, допустим, рефрактор по некоторым показателям – это лучший инструмент в своем классе в мире.

- О каких исследованиях мы говорим, для чего они важны и почему интересны?

– Это исследования визуально-двойных звезд – когда в телескоп видно, что звезда двойная. Поскольку звезды далеко, в реальности расстояния между звездами очень большие. А раз расстояние между звездами очень большое, то и период обращения очень большой. Не зря идет разговор о длинных рядах: если взять программу нашего рефрактора, медианный период обращения таких звезд – порядка трех тысяч лет. И соответственно даже за время жизни человека и этого инструмента они сдвинутся незначительно. Тем не менее мы можем установить всю их орбиту. А мы подозреваем, что орбиты сохранили информацию о том, как звезды образовывались (даже не конкретно эти звезды, а в целом). Например, недавно (этот результат еще даже не опубликован) у меня по материалам 400 звездам с наибольшим периодом обращения получилось, что больше всего звезд – с очень вытянутыми орбитами. И в принципе так и должно быть, если звезды образовываются путем распада рассеянных звездных скоплений. То есть звезды образовались группой, гравитационно были связаны слабо, а потом галактическое поле по мере вращения вокруг центра галактики их растаскивало. Похоже, так и есть, звезды образуются из рассеянных звездных скоплений. Это замечательный результат.

- А когда начали эти длинные ряды?

– Первый свет рефрактор увидел 19 апреля 1956 года. Нормальный астрограф у нас работает с 1894 года.

- И там тоже ведутся длинные ряды наблюдений?

– Ну, может, рядами их назвать нельзя, там был перерыв на Великую Отечественную, но у некоторых звездных скоплений есть фотографии XIX века, из которых можно вытащить какую-то информацию. У нас даже была работа, мы нашли знаменитую звезду Табби и провели оценку блеска.

- Это тоже касалось информации о возникновении?

– Нет, Табби это такая замечательная звезда с переменностью блеска, которую долгое время ничем не могли объяснить. И доходило до того, что предполагали, что там есть сфера Дайсона.

- Что это?

– Это когда внеземная цивилизация строит сферу, которая полностью окружает звезду.

- О, какая красота!

– Да-да, это очень интересная история.

- А что оказалось?

– Это определили не мы, но оказалось, что, скорее всего, это пылевые структуры. Эту работу сделал наш немецкий коллега. Он собрал все наблюдения этой звезды за последние сто лет, включая наши. И оказалось, что она темнеет.

- Эти звезды находятся далеко от нас, неужели в случае переезда смещение точки наблюдений на несколько тысяч километров окажет большое влияние?

– Окажет, потому что если мы переносим телескоп, надо его разобрать. Структура изображения изменится, и в результатах будет скачок. Изменится оптика, микроклимат.

- Какие показатели климата повлияют?

– Например, атмосферное давление. Ведь если телескоп переносить, то в горы.

- Котируется ли ваша работа за рубежом? Или после того, как много лет обсерваторию недофинансировали, от нее мало чего можно требовать?

– Наша тема не так популярна, как нам бы хотелось: ею занимается сотня человек, и эта сотня нас прекрасно знает. И потом, какая была схема работы: например, наши белградские коллеги заинтересовались какой-то звездой, как посчитать ее орбиту. По какой схеме мы до сих пор работали? Мы наблюдаем звезду, публикуем в научном журнале, оттуда это попадает в базу данных, которая ведется в военно-морской обсерватории США. Белградские коллеги делают запрос в эту базу данных, и им приходят данные, они уже собраны со всего мира. Теперь министерство с нас требует, чтобы белградские коллеги запрашивали данные у нас напрямую. В принципе, в этом нет ничего сложного. E-mail есть, напишем белградским коллегам.

- Если говорить примитивно: допустим, обсерватория переехала, в Пулково наблюдения прекратились. Чего лишится мир? Чего мы никогда не узнаем или узнаем намного позже?

– Длинные ряды закончатся. Во-первых, перерыв будет в лучшем случае 20 лет в этих рядах, и, соответственно, эту орбиту мы посчитаем на 200 лет позже. Речь идет о звездах, у которых периоды обращения – тысячи лет. Тысячу лет эта задача — расчета орбиты – для какой-то из звезд будет актуальной. Кстати, первые наблюдения двойных звезд были сделаны Уильямом Гершелем в 1779 году. Эта задача решается больше 200 лет.

- Сколько двойных звезд вы наблюдаете?

– Порядка 400, что составляет значительную часть этих звезд. А всего сейчас известны орбиты у 2000 звезд.

- А если мы утратим этот промежуток времени, мы меньше узнаем об их происхождении?

– Да, мы узнаем о них позже, может быть, даже на века. Ведь картина происхождения звезд формируется из маленьких фактов, которые мы добываем. И в этой картине не будет одного мазка.

Елена Морозова, «Фонтанка.ру»