Русская частная космонавтика: к звездам через тернии и суды

Русский Илон Маск появится не скоро. Роскосмос предпочитает воевать с частной космонавтикой страны, но та всё равно верит в своё место под солнцем.

Российская частная космонавтика пока далека от успехов Илона Маска и его Space X, но всё же она есть и пытается развиваться. Однако не без привычного для российского частного бизнеса бодания с системой.

14 июля 2017 года с космодрома Байконур стартовала ракета «Союз 2.1а». Пуск ожидали исторический. Разгонный блок «Фрегат» должен был вести на различные орбиты сразу 73 спутника. В том числе 2 для фотографирования Земли, созданные частной российской компанией Dauria Aerospace по заказу Роскосмоса. Как это часто бывает в последний год с «Фрегатами», «что-то пошло не так», и аппараты не вышли на связь.

Добиться от Роскосмоса информации о причинах неудачи создателям спутников не удаётся. Полноценное расследование проводить никто не спешит. В то же время американская компания, потерявшая в том же запуске свои спутники, получила от России данные, которые позволили получить страховку. А Dauria получила лишь письмо Роскосмоса с требованием вернуть все деньги за «некачественные» спутники.

Dauria Aerospace долго отказывалась общаться с прессой, но после публичных обвинений со стороны госкорпорации всё же решила объясниться. Представитель компании, создатель самого популярного космического паблика в Рунете «Открытый космос» Виталий Егоров раскрыл «Фонтанке» подоплёку конфликта.

– С чего началась череда взаимных упрёков Роскосмоса и вашей частной космической компании Dauria Aerospace?

– Мы сделали им спутники. Они их запустили. Те не вышли на связь. Мы не знаем точно, что произошло. Сначала шла нормальная работа, делались предварительные выводы. Сотрудники отраслевого института Роскосмоса ЦНИИмаш согласились с нашей версией «внешнего воздействия» на спутники. Но когда мы попытались выяснить причины, начались странности. Мы запросили у НПО Лавочкина данные телеметрии с разгонного блока «Фрегат», который осуществлял выведение спутников. После этого начался бюрократический пинг-понг. Роскосмос говорит: вы отвечаете за спутники, вы и разбирайтесь. Обращаемся в НПО имени Лавочкина за данными телеметрии. Они отказывают. Говорим об этом Роскосмосу. Роскосмос тогда указывает НПО Лавочкина, что они должны предоставить телеметрию нам, «Даурии». На что им приходит ответ из НПО Лавочкина, что частная компания ничего не понимает в телеметрии «Фрегата» и что наши выводы по этим данным могут навредить престижу НПО имени Лавочкина. Так и сказали: «престиж предприятия может пострадать». Всё это тянулось полгода, после чего Роскосмос заявил, что мы должны вернуть деньги, которые выделялись на создание спутников.

– Какова была ваша первая реакция?

– Мы оказались в ступоре. Ведь мы выполняли все работы по контракту. И Роскосмос принял у нас эту работу. Мы бы просто не дошли до запуска, если бы не сдали все предыдущие этапы. Однако с нас требуют обратно деньги. При этом американская компания AstroDigital, также потерявшая пару спутников на этом пуске, получила страховку. Информация об этом пришла только из иностранной прессы. Тогда и стало известно, что Роскосмос признал проблемы на одном из малых двигателей разгонного блока «Фрегат». Они это назвали «аномалией». Нам было сказано, что «аномалия» произошла после отделения наших спутников, т.е. повлиять не могла, но точно это установить мы могли бы по телеметрии.

– То есть российская частная космонавтика для Роскосмоса не так важна, как американская?

– По сути, да. Американские партнёры для них важнее, потому что их много. Они платят деньги. А мы здесь одни, и еще нам надо по контракту платить. Естественно, Роскосмос будет помогать американцам, а не своим.

– Сколько стоили спутники, которые вы делали?

– Стоимость контракта – 310 млн рублей. На эти деньги «Даурия» должна была разработать спутники, произвести их, испытать и запустить. В этот же контракт входило создание устройства размещения и отделения. Сейчас спутники находятся на целевой орбите, но связи с ними нет. Решить проблему нам помогали и радиолюбители, и представители других российских отраслей и ведомств, у кого есть возможности прослушивать космос. Коллеги использовали свою технику, чтобы услышать наши аппараты, но – полная тишина.

– Представитель Роскосмоса сказал, что вам давали 1,5 миллиарда рублей. Вы же говорите, что ваш контракт был в 310 миллионов. Кому верить?

– Верить нужно официальному сайту госзакупок. Там чётко написано, сколько нам давали денег и за что. А представитель Роскосмоса просто не посмотрел туда, прежде чем комментировать нашу ситуацию. Откуда он взял полтора миллиарда, можно только предполагать.

– Вас упрекнули в задержке работы. Вы сказали, что Роскосмос тоже не выполнял свои обязательства вовремя. Кто на самом деле тормозил?

– Они тянули с ответом, принимают они работу или нет. Мы начали в 2012 году.

Вообще эта история – это взаимное обучение совместной работе. Мы многого не знали, они никогда не работали с частниками. Мы же первые, с кем был госконтракт. Но всё равно эта работа шла в пользу космонавтики в целом. И государственной, и частной. В конечном итоге наши спутники были готовы к пуску к 2016 году, а ракеты для них не было. Ракету мы ждали полтора года.

– Вы готовы идти в суд, оспорить требования Роскосмоса?

– Да, мы сейчас думаем про суд. У нас есть основания полагать, что нам не идут навстречу потому, что аварийная комиссия может доказать: наши спутники не виноваты, а проблема была на разгонном блоке. В числе прочего это подпорченная статистика аварийности разгонного блока «Фрегат». А на него сейчас предполагается очень большой заказ компании Oneweb. 20 штук сразу. Естественно, все эти пуски будут страховаться, а размер страховки определяется из статистики аварийности. Даже если в эту статистику добавится 0,5–1% из-за нашего пуска, то по объёму страховых выплат счёт будет идти на десятки миллионов долларов. Один «Фрегат» стоит около $5 млн, но он идет в комплекте с ракетой «Союз-СТ» за $48 млн.

– Что за аварийная комиссия?

– Это собрание профессионалов, с предприятий Роскосмоса и других организаций, не связанных с госкорпорацией, которые могут беспристрастно определить причину сбоя. Мы обратились в коллегию Военно-промышленной комиссии, которую возглавляет Дмитрий Рогозин. Письмо принято в рассмотрение. Не уверен, что нужно доводить ситуацию до уровня правительства, но если нет иного пути, мы пойдем до конца.

– Если вас добьют, то можно забыть про частную космонавтику в России?

– Могу сказать, что наш пример показателен. И его видят все, кому интересна частная космонавтика. И в России, и за рубежом. Чем дольше Роскосмос уклоняется от ответов и дает недостоверные заявления, тем эта ситуация очевиднее.

– Каков был функционал утраченных аппаратов?

– Они должны были фотографировать поверхность Земли в трёх спектральных каналах, которые применимы в сельском хозяйстве. Съёмка не очень детальная. 22 метра на пиксель. Но с точки зрения сельского, лесного хозяйства, это нужное качество данных.

– Сколько было всего спутников в том драматическом запуске?

– 73. Из них основная нагрузка – спутник «Канопус-В-ИК». Наши шли как попутная нагрузка. Вообще это был рекордный для российской космонавтики пуск по количеству аппаратов.

– Сколько из них сегодня работают?

–Точных данных нет. Большая часть аппаратов – коммерческие. А коммерческие производители не любят рассказывать о неудачах. Но проблемы со спутниками можно увидеть по американской системе отслеживания NORAD. Система регистрирует всё, что попадает на орбиту, а владельцы подтверждают свои аппараты. Например, российский спутник «Искра», который запускали студенты Московского авиационного института, – по их сообщениям, с ним всё нормально. Работоспособность была у спутника с момента запуска и как минимум до октября. Но NORAD определял аппарат как космический мусор. В целом на этом пуске, по разным данным, неисправными оказались от 9 до 14 аппаратов.

– Что за «внешнее воздействие» там было?

– У нас две гипотезы. Во-первых, утечка гидразина. Правда, эта информация нигде не публиковалась. Но отрасль о проблеме знала. Во-вторых, было возможно ударное воздействие во время отстрела малых спутников. Там сначала отстреливается большой спутник «Канопус», вес около 500 кг. Потом массой поменьше – 50–100 кг. И после уже все остальные маленькие. В момент отстрела вот этих малых спутников на всю конструкцию производились сильные ударные воздействия. Эти удары могли повлиять. На сегодня для нас основной гипотезой остаётся попадание топлива в системы спутника, которое вызвало короткое замыкание.

– Возвращаясь к судам и разборкам между частной и государственной космонавтикой. Ведь государство все равно примет то решение, которое ему выгодно.

– Не надо смешивать государство и Роскосмос. Роскосмос – это корпоративные интересы. Они делиться не хотят. Роскосмос готов продавать МЧС спутники, пусть они весят 500 кг, а «Даурия» закроет эту потребность, и ее спутники будут весить 20 кг. Но с точки зрения Роскосмоса это не важно. Тот факт, что Роскосмос ни с кем из частников, кроме нас, не работал после 2012 года, даёт мало надежды, что они будут работать с частниками дальше. А в интересах государства как раз развивать частную космонавтику в стране.

– И Рогозин может их заставить что-то сделать?

– Да.

– Рогозин же заявил, что готов использовать наработки американской частной космонавтики, Spase X. Это он про что?

– Ну, про ракеты, конечно же. Может, про многоразовые системы, может – про пакетные схемы построения тяжелых ракет.

– То есть свою космонавтику гробим, а секреты будем «тырить» у американцев?

– Ну, у американцев и наработок побольше… В Space X было вложено 5 млрд долларов государственных. И какой-то прогресс был с них достигнут. В «Даурию» на момент 2012 года было вложено 10 млн долларов. Пока их стали выплачивать, они превратились уже в 5 млн долларов. И ожидать, что на эти деньги можно совершить революцию, немного наивно.

– Да, но потенциально в России есть технологическая частная база?

– Потенциал есть, но неэффективно этим пользуются. Нужна приватизация. Надо отдавать частникам направления, которые Роскосмос не способен развивать эффективно.

«Протон» – самый востребованный российский продукт космонавтики на внешнем рынке. И при этом центр Хруничева, который его разрабатывает, – глубоко убыточное предприятие. Что это? Неэффективность. Про эффективность менеджмента говорит и Рогозин. Но дело тут, скорее, в мотивации менеджмента. А мыслят они только категориями государственного финансирования. Остатки частных акций РКК «Энергия» консолидируются в руках государства. Идёт национализация космонавтики.

– А что в принципе может дать частная космонавтика?

– У частных компаний мотивация выше, чем просто госбюджет. Частники хотят новые рынки. Сегодня, безусловно, основной потенциал у Роскосмоса. Но отдельные направления они могли бы передать частникам. Например, компании S7 отдали космодром «Морской старт». Можно было бы и центр Хруничева отдать частникам. Нужно отдавать направления, которые Роскосмос не может эффективно развивать. Та же многоразовая ракета не нужна им. Если ракета станет дешевле, они же будут меньше получать денег от государства. Потому они и не разрабатывают, как в Америке, многоразовые ракеты. Есть только инициативные разработки предприятий, которые Роскосмос никак не поддерживает.

– Санкции помогут нам забыть про совместное с американцами освоение Луны?

– Это в целом осложняет процесс, создает лишние барьеры. И американская сторона будет перестраховываться, не брать предложения России, касающиеся ключевых систем. Например, сейчас МКС полностью зависит от российского сегмента. В Лунной станции НАСА принципиально этого не позволит, – слишком ненадежный партнер. На сегодня кардинальных решений это не несет, но это еще один шаг в сторону изоляции российской космонавтики и, соответственно, деградации. На внутреннем заказе всю отрасль не вытянуть.

Николай Нелюбин, специально для «Фонтанки.ру»