Художник Копейкин о Павленском как о художнике

Акциониста Петра Павленского, отрезавшего себе мочку уха, а еще ранее прибившего свою мошонку к брусчатке на Красной площади, федеральные телеканалы официально назвали художником. Значит ли это, что теперь любое членовредительство Павленского, которого раз за разом проверяют на наличие психических расстройств и признают вменяемым, можно считать искусством? За разъяснениями «Фонтанка» обратилась к петербургскому художнику Николаю Копейкину.

- Каким можно назвать Ваше отношение к акционизму как виду искусства и к тому, что проделал Петр Павленский?

– Вы знаете, неважно, разбираюсь я в искусстве или нет. Поэтому мое отношение в данном случае к акционизму имеет характер личный. От этого акционизм как таковой не изменится и не перевернется. Акционизм — это старое явление, от дадаистов пошло, оформилось еще в 50-60 годы на Западе. У нас это более или менее молодое течение, хотя насколько молодое, сказать сложно, потому что акционизмом страдали многие наши художники и, надеюсь, страдать будут.

- Искусство это или нет?

– Это вид искусства, и к этому надо относиться как к виду искусства, где художник сам является объектом и субъектом того искусства, которое он хочет показать. Акционизм — это всегда такая вещь, связанная с каким-то социальным заявлением. Поэтому проводится она не в рамках музея или художественной галереи. Она выплескивается на улицу. Как раз в той среде, которая, казалось бы, не подготовлена для искусства. Мы находимся в окружении петербургской архитектуры, все это – памятники искусства. Почему нельзя время от времени устраивать акцию, где произведением искусства является сам человек? В данном случае — художник.

- Любой человек может некую акцию сотворить? Где та граница, когда можно сказать: вот это — самодеятельность, а вот это — искусство?

– В вопросе с Петром Павленским все понятно. Это совершенно четко подготовленная акция, это не спонтанное сумасшествие, когда на кликушу находит эмоциональный срыв, когда человек болен и не может ничего делать, кроме как кричать, орать, быть агрессивным и вести себя неадекватно. В данном случае абсолютно адекватные действия, все продумано, все четко. Павленский как художник, человек с художественным образованием, прекрасно понимает, что такие своего рода экспромты должны готовиться заранее, чтобы это выглядело как акт, который привлек к себе внимание.

- Вы говорите, всегда есть социальная направленность. А возможна ли здесь бесконфликтность, по крайней мере, отсутствие скандальности?

– Конечно, возможна. Но дело в том, что таких бесконфликтных акционизмов мы можем ежедневно увидеть на улице тысячи. Коммерческий акционизм: человек переоделся в какой-нибудь телефон и предлагает всем зайти в телефонный салон. Это тоже своего рода акционизм — человек напялил на себя какую-то дурацкую одежду, ходит по улице и смущает людей своими флаерами. Никого не возмущает, когда люди надевают одинаковую одежду — футболки, пиджаки, поднимают одинаковые флаги и проходят по улице. Или собираются все вместе и поют патриотичные песни.

- Но это не искусство.

– Почему? Это хеппенинг, праздник, понимаете? А хеппенинг — это часть акционизма. В данном случае человек себя выставляет в качестве предмета искусства, делает с собой, что считает нужным, и у него есть подготовленная платформа идеологическая — почему он хочет это сказать. В данном случае это коррелирует с контемпорари артом, с современным искусством. Оно зачастую вообще ничего не показывает, но зато большое объяснение дает этому. В этом плане Петр Павленский просто очень хороший художник.

- Его талант — умение обострить и привлечь особое внимание?

– Да. Акционизм всегда на острие социального и искусства. Это, по большому счету, социальное искусство. Это специально сделано вот здесь, на улице, неожиданно для людей, чтобы это было острым.

- Вы считаете, что вывернулись, но я все равно продолжу задавать этот вопрос. Некогда посетил я выставку «Пушкинская-10» в Манеже. И у меня сложилось полное ощущение, что, если человек без художественного образования соберет у себя дома инсталляцию из мусора и поставит на этой выставке, то никто из посетителей не скажет: «Что это за мусор?». Все подумают, что это такая инсталляция. Это поток сознания, но очень понятный. Это искусство?

– В любом течении искусства, будь то олдскул типа скульптуры или живописи, будь то акционизм в современном выражении художников, есть более-менее талантливые и посредственные художники, которые ступают на стезю акционизма.

- Но все равно — все искусство?

– В данном случае — это искусство.

- Когда я учился в театральном институте, наш мастер, Аркадий Иосифович Кацман, родом из Одессы, говорил: «В Одессе так может каждый, только стесняется». Он так нас оценивал. Соответственно, мы понимали: то, что мы делаем — не искусство.

– Вы знаете, что человек делает, когда он один находится, когда за ним никто не наблюдает? Вот с учетом этого надо еще посмотреть, что такое искусство.

- Опять я не подловил Николая Копейкина. Но в том же Манеже я пошел на выставку работ людей, скажем так, с умственными проблемами. И многие вещи, действительно, были талантливые, действительно, я так не могу. И какие-то художественные ощущения это вызывает. Но сами себя они художниками не считают. Это искусство?

– Есть и такое направление в искусстве, когда работы сумасшедших оформляются в какие-то выставки и показывается степень болезненности человека и вместе с тем степень его одаренности. Петр Павленский в своей акции последней тоже хотел показать, что все это очень рядом. Что психиатрия становится зачастую политическим инструментом, чтобы кого-то наказать. И в своей декларации он четко указывает, почему он это делает. Этот человек абсолютно нормален, я считаю.

- И врачи так считают. Его признают вменяемым из раза в раз.

– Нам сложно говорить о вменяемости человека, потому что мы с вами не врачи. Но я считаю, что это хороший художник...

- В том, чтобы резануть себе ухо?

– Но он знает, зачем он это делает и что будет и какие будут после этого действия со стороны окружающей среды, в которую он попал.

- То есть, привлечение внимания до такой степени может стоить того, чтобы прибить и отрезать?

– Мы можем в данном случае говорить о том, насколько нам понравилась та или иная акция, ее эстетическое восприятие вами, мной. Лайкнуть — «да», или дислайкнуть — «нет». Но никто не спорит, художник это или не художник.

- Как отличать высокие образцы искусства от так называемого творчества?

– Высокие образцы висят в музеях. Если вы увидели там фамилию какого-нибудь художника, то вы знаете, что этот художник высоко ценится музейными работниками. А сейчас у нас самое крупнобюджетное, но обычно очень мало финансируемое самими художниками, это, конечно, контемпорари арт. То большое ничто с большим объяснительным текстом в качестве подмены того, чего мы не увидим.

- Все вроде бы можно считать искусством. Но я не хочу смотреть все, я хочу смотреть то, что меня развивает.

– Для этого надо ходить на современные мероприятия. Вот сейчас идет «Манифеста», было множество мероприятий. Я в первые дни обошел, сколько смог. И в голове сложилось ощущение, что творится в современном, в том числе и петербургском, художественном мире. Всегда что-то происходит. Мне, конечно, ближе вещи стрит-арта. Для многих молодых людей это сегодня проблема — они приходят в галерею, а там им говорят: это не наш формат. Куда им деваться? Это огромное количество людей с гуманитарным запалом, они выходят на улицы, расписывают стену. Занимаются, в общем-то, вандализмом. Требуют: выделите нам стену для граффити! Кто каким путем идет. Павленский – тоже настоящий стрит-арт, он все на улице производит. За ним стоит следить, и это будет своего рода ваш багаж. И ваше отношение к этому будет такое, какое есть. Современное искусство – это не только пошел картинку нарисовал: две березки и церковь, пошел продал какому-то прихожанину. Мы живем в многополярном мире, и искусство должно быть многополярным. То есть, разным.

Беседовал Аркадий Шароградский,
«Фонтанка.ру»

© Фонтанка.Ру