Почему моя первая учительница не вписывается в «новый стандарт»

Те, кто разрабатывал «новый стандарт» для учителей, который вступит в силу с 1 января 2015 года, «страшно далеки они от народа»... Сегодняшние родители мою первую учительницу со свету бы сжили, авторы проекта заклеймили бы позором, на педсовете смешали бы с грязью. Ей бы не оставили права на ошибку. А человек имеет право ошибаться. И учитель — всего лишь человек.

Меньше чем через год российских учителей будут рассматривать только с позиций «идеального учителя». Согласно новым стандартам он, например, должен уметь учить одновременно и маленького гения, и ребенка с ограниченными способностями. (Очевидно, по замыслу наших чиновников, такие дети должны непременно учиться в одном классе, хотя еще лет десять назад для ребятишек, которым не дается учеба, были классы коррекции или педагогической поддержки). Физик или математик теперь не в состоянии, опять же, согласно новому стандарту, научить российских школьников ни физике, ни математике, если не владеет иностранным языком...

То есть, учитель должен быть семи пядей во лбу. В идеале — даже супергерой или сверхчеловек.

А это всего лишь человек. Обыкновенный (за редким исключением) человек, на котором лежит необыкновенно большая ответственность за детей. Не только за их знания, но и за судьбы. Он может быть неправ. Может ошибаться. Главное, он должен любить детей, знать и любить свою работу. И стремиться к добру. Это ведь не так уж мало. И, между прочим, не так уж и просто.

ХХХ

...Мою первую учительницу звали Зинаида Степановна. Я была разочарована, увидев ее. Ведь мне представлялась в роли первой учительницы красивая, молодая, очень умная и добрая фея… Я мечтала о такой учительнице. А Зинаида Степановна была пожилой грузной женщиной с небольшими глазами и крупным носом; в короткие черные волосы с проседью была воткнута круглая гребенка. Моя первая учительница носила простой черный сарафан, темно-зеленый свитер и поношенные черные туфли на толстом каблуке. И голос у нее был очень низкий.

«Это все не так уж важно, - утешала меня мама. – Главное, что это самая опытная учительница. Очень мудрая и справедливая».

Прошло немного времени. Однажды на уроке математики Зинаида Степановна писала на доске, а мы записывали за ней в прописях. Я старалась выводить красиво каждую цифру. Так старалась, что не успела списать с доски, как учительница все стерла и начала новую запись. Что же делать? Рядом со мной сидел толстый мальчик Саша с пухлыми розовыми щеками. Я заглянула в его пропись – он все успел!

- Не смей с меня списывать!

- Я не успела! Пожалуйста, Саша…

- Все-таки списала? Гадина!

И Сашка, весь красный от злости, смачно плюнул в мою красивую пропись!

- Ах!

Я вскочила и … звонко шлепнула его по толстой щеке!

Зинаида Степановна возмущенно повернулась от доски:

- Это что за барыня у нас такая - бьет людей по щекам? Ишь, принцесса нашлась – пощечины раздавать! Не плачь, Саша! А ты… Сейчас же выйди вон из класса!

Мне плюнули в пропись, меня обозвали гадиной – и я же должна выйти из класса? И это говорит самая мудрая и самая справедливая учительница? Моя учительница?

Я изо всех сил вцепилась в свою парту:

- Не выйду!

- Как это… «не выйду»?! – Зинаида Степановна аж покраснела.

Мне было шесть лет. Я была самая младшая, самая худенькая и самая тихая в нашем классе. Очевидно, учительница просто не верила своим ушам. Но поруганное чувство справедливости заставило меня повторить:

- Я не выйду из класса.

Пока моя учительница тащила меня к двери, я цеплялась за каждую парту и, кажется, сдвинула целый ряд. Возможно, она бы и не смогла вытащить меня, но некоторые дети кинулись ей помогать. Урок был сорван. И не только в нашем первом «а» классе. Я так горько и громко рыдала за дверью, что из других классов стали выбегать встревоженные учительницы, подбегали ко мне, а потом заглядывали в наш класс. Но поскольку они, видимо, были не такие опытные, мудрые и справедливые, как Зинаида Степановна, то, поговорив с моей учительницей, больше ко мне уже не подходили.

Началась перемена, дети вышли в коридор, а я все плакала и не могла остановиться. «Не плачь, пожалуйста, не плачь!» - в отчаянии шептал мне самый красивый мальчик нашего класса Алеша. Но он не мог меня утешить.

Подошла Зинаида Степановна.

- Ты будешь стоять здесь и не пойдешь в класс, пока не попросишь прощения у Саши и у всех детей! – сказала она у меня за спиной.

Прозвенел звонок. Дети и учителя зашли в классы. Ушел Алеша. Ушла Зинаида Степановна. Дверь рядом со мной закрылась.

Я видела свое пальто и мешок с ботинками через прутья дверей школьной раздевалки. Но раздевалка была закрыта. Портфель остался в классе. А на парте по-прежнему лежала моя бедная оплеванная пропись… И я решила, что больше никогда не вернусь в школу. И пошла домой.

Конечно же, я заболела. И болела долго. Мама ходила в школу - забрать мои вещи и поговорить с учительницей. Но Зинаида Степановна еще до прихода мамы увидела мою пропись, которую было даже противно взять в руки. Но она взяла...

Я проболела почти месяц. Когда пошла в школу, уже была зима. Шел снег.

...Еще издали я увидела свою учительницу. Она стояла одна на школьном крыльце, без пальто и без шапки, в своем черном сарафане и поношенных черных туфлях; маленькие колючие снежинки падали на ее плечи и волосы.

Она протянула ко мне руки. И я кинулась к ней, прижалась. И мы обе заплакали...

ХХХ

Моя первая учительница… Она не была красивой. Не была ни очень мудрой, ни очень справедливой, хотя, наверное, хотела такой быть. Она была обычным человеком, а не «идеальным учителем» из нового российского стандарта. Обычным человеком, который может ошибаться и переживать из-за своих ошибок.

...Сейчас я сама стараюсь разбираться в причинах детских драк, ссор и диких поступков моих учеников. Бывает, тоже хочется крикнуть: «Выйди из класса!», а вместо этого: «В чем дело?». И оказывается: да, он ударил девочку, но она... колола его булавкой!.. И с доски я не стираю, пока не спрошу — успели - не успели... Не могу слышать, как плачет ребенок, хоть вся школа будет кричать, что сам виноват...

Прошло тридцать пять лет, но я помню и люблю свою первую учительницу Зинаиду Степановну. Мы обе, должно быть, многое поняли тогда. Но еще больше я понимаю сейчас.

Нина Владимировна Филипенко, учитель русского языка и литературы школы № 71 Санкт-Петербурга, для «Фонтанки.ру»