Михаил Якушев: Крест Андрея Первозванного начал путь с Петербурга по решению патриарха (фото)

Крест Андрея Первозванного покинул Казанский собор. Его повезли в Подмосковье и Москву, оттуда – в Киев и Минск. Потом 120-килограммовый ковчег с реликвией отправится в обратный путь – в Грецию. О пути и путешествии одной из главных православных святынь "Фонтанке" рассказал вице-президент Фонда Андрея Первозванного Михаил Якушев.

Фонд Андрея Первозванного, который возглавляет президент Российских железных дорог, чрезвычайно верующий человек, Владимир Якунин, не впервые привозит православные святыни в Россию. В наших храмах побывали правая рука Иоанна Крестителя, голова апостола Луки, стопа апостола Андрея. Каждый год к Пасхе фонд доставляет благодатный огонь прямо из Иерусалима. И всё лишь для того, чтобы приблизить к православным далёкие святыни. Самым знаменитым было принесение пояса Богородицы в 2011 году: верующие москвичи сутками дежурили у храма Христа Спасителя, чтобы прикоснуться к нему в надежде на чудо. Огромные очереди стояли и в Петербурге.

Косой крест, на котором в I веке нашей эры по легенде был распят первый ученик Христа, Андрей, хранится на месте казни первозванного апостола – в греческом городе Патры на полуострове Пелопоннес. От Санкт-Петербурга это в трёх с половиной тысячах километров. Этот крест стал самой тяжёлой ношей фонда. В прямом смысле: ковчег с ним весит больше центнера. Крест не просто было забрать из храма и ещё труднее перевезти так, чтобы 2000-летние останки из оливкового дерева не рассыпались в пыль.

– Какой путь пришлось пройти кресту?

– У него долгая история, особенно если начинать её со времён Римской империи, с I века. Крест путешествовал по всему римскому миру. Волею судеб он оказался во Франции – в Массалии (Марселе), в католическом храме во имя Святого Виктора. И там он оставался вплоть до Французской революции. А та поступила с ним так же, как со своими чадами, в том числе и королями: его бросили в костёр.

Крест полностью сгорел бы, но его спас один монах. И крест оставался в той церкви. А в 1810 году он был передан в Патры – на то самое место, где и принял мученическую смерть святой Андрей Первозванный. В Патрах на месте его казни построили большой храм. Старый храм до сих пор сохранился в неплохом состоянии, но был построен новый – величественный, самый крупный в Европе храм во имя Андрея Первозванного. И вот этот крест французы передали местному духовенству, а оно водрузило его уже в новом массивном ковчеге. Очень тяжёлом. Когда посмотришь на него – не верится, что его можно с места сдвинуть. Тем более что этот ковчег, тоже в виде косого креста с бронзовым окаймлением, замурован в мраморную стену. И вырвать его оттуда можно, только разобрав полстены.

– И как же вы решились его забрать оттуда? Неужели полстены храма разобрали?

– Мы долго ломали голову, что делать. Понимали, что ломать, пилить – это немыслимо. Но с нами был греческий архитектор. И он предложил вынуть крест из ковчега через лицевую часть, стеклянную, специально соорудить новый киот и туда его переложить. За 10 дней он с бригадой краснодеревщиков сделал из тика, прочнейшего дерева, что-то вроде футляра, который имитирует тот исторический косой крест, но очень хорошо исполнен. Так благолепно, что митрополит Патрский благословил: когда крест вернётся, он останется именно в этом новом ковчеге. Том самом, который вы могли видеть в Казанском соборе.

– А что будет со старым ковчегом?

– Он так и останется замурованным в стену. А в новом крест, видимо, будет уже стоять в центре храма Андрея Первозванного. Именно так, как он был выставлен перед тем, как мы его увезли 11 июля, чтобы погрузить на самолёт.

– Как подлинный крест Андрея Первозванного выглядит без футляра?

– Это небольшие остатки, часть – побольше, часть – поменьше, из оливкового дерева, которое подвергалось термическому воздействию.

– То есть он обгоревший?

– Он настолько ветхий, что к нему страшно прикоснуться. С ним нужно очень деликатно обращаться, очень осторожно, стараться не сотрясать ковчег.

– К нему применяли какие-то технологии, чтобы законсервировать его состояние?

– Он уложен таким образом, чтобы не шевелиться. Но зато мы видим его через стекло, которым покрыта лицевая часть ковчега.

– Когда ваш фонд привозил в Россию пояс Богородицы, к нему шли прикоснуться для получения известных результатов, то есть с ним связаны верования, легенды. Есть ли такие же верования, связанные с крестом Андрея Первозванного?

– В Питере это очень острая тема. Местная пресса, особенно светского толка, стала нападать на петербуржцев, которые пошли поклониться святыне. Мол, это язычество, поклонение деревяшкам! Это неуважение не только к святыне, но и к людям. Но как явление – это понятно, точка зрения атеистов тоже имеет право на существование. Хоть я очень люблю Петербург, мне кажется, что он менее религиозен, менее набожен, чем Москва. Может быть, это влияние западной культуры, которой создан этот город. Или влияние западных держав. Ведь и революции пошли отсюда в Москву…

– Вы ушли от креста…

– Не ушёл! Нам придётся вспомнить, что произошло в России в 1917 году, в 1918-м, в 1920-м – вплоть до 1924-го, когда полностью закончилась Гражданская война. Эта революционная идея полностью убила религиозность в людях, подавила её. Но когда опять появляются невзгоды – религиозность снова возрастает. Хотя духовность человека – она не определяется только религиозностью. Человек может быть внутри духовным. Но если у него происходит какое-то горе, то усиливается религиозная составляющая. И по принесению пояса Богородицы, и сейчас – по принесению честнаго, то есть настоящего креста, видно, что в Москве больше людей, которые хотят поклониться святыне.

– Почему же тогда вы привезли крест в Петербург?

– Петербург – это обязательно! А как же? Не помнить, что Петербург был столицей Российской империи, нельзя.

– Но почему вы начали с Петербурга, а не с Москвы?

– Это не наш план. Решение, что первым городом будет Петербург, принял Святейший патриарх Московский и всея Руси. Именно он в ответ на предложение председателя попечительского совета фонда Владимира Якунина предложил, чтобы принесение креста Андрея Первозванного было приурочено к юбилейной дате – 1025-летию Крещения Руси. И крест будет положен в основу программы праздничных торжеств как мобилизующий и сплачивающий элемент этих торжеств.

– Почему тогда Великий Новгород не попал в маршрут?

– Это уже вопрос к патриарху. Может быть, сказался опыт принесения пояса Богородицы: если помните, тогда тоже начинали с Санкт-Петербурга. И это не только честь для Петербурга, но и большое испытание. Подвиг: то, что подвигло Санкт-Петербург принимать святыню.

– В чём тут подвиг?

– Никто не знал, каким сложным будет всё мероприятие, что придётся делать, чтобы принять эту святыню. И хотя в прошлый раз тоже было всё неплохо, но тогда святыня находилась в другом храме, менее доступном для горожан – на Московском проспекте. А сейчас очень удобно всё размещено.

– Какая задача стояла перед вашим фондом?

– Наша задача была – добиться разрешения местных властей в Греции, в первую очередь – архиепископа Элладского. И митрополита Патрского: это фактически владелец креста. То есть крест записан на храм, и митрополит на время исполнения своих обязанностей является хозяином этого креста. Они дают разрешение по просьбе нашего святейшего патриарха. Мы получили благословение. Потом необходимо было обеспечить доставку. В том числе – все документы, связанные с культурным перемещением. И впервые нам сказали, что нужно оплатить страховку. Это, кстати, нас повергло в шок!

– То есть все предыдущие святыни вы перевозили без страховки?

– Да, без всякой страховки. Потому что святыни на Афоне – это собственность Афонских монастырей. А здесь мы столкнулись с тем, что Элладская церковь имеет государственный статус. Это очень важная составляющая. Как в своё время греко-российская церковь имела государственный статус в России, когда Святейший Синод был на уровне министерства, а священник был государственным служащим. В Греции – такая же ситуация: они получают зарплаты и пенсии от государства. И любая собственность, которая находится в ведении государственного чиновника – митрополита или священника, является государственной.

– Страхование раритета – практика понятная и вполне ожидаемая: мало ли, что с ним случится по пути?

– У нас такого опыта не было. Мы в 2003 году приносили стопу Андрея Первозванного, в 2005-м – частицы мощей великой княгини Елизаветы Фёдоровны и инокини Варвары, в 2006-м – десницу Иоанна Крестителя из Черногории, в 2007-м – честную голову апостола Луки… И ни разу, никогда мы такой темы не касались. Те митрополиты и архиереи, которые благословляли принесение в Россию этих святынь, не ставили этого вопроса. Поэтому нас это застало врасплох.

– Исходя из чего рассчитывалась сумма страховки для останков креста?

– Нас это тоже интересовало. Потому что понятно, что святыня бесценна. Но это была прерогатива митрополита Патрского. Он назвал сумму, и торг был неуместен.

– Но и само перемещение святыни в Россию – это недёшево. Можно спросить, в какую сумму оно обошлось фонду?

– Не могу сказать. Мы это подсчитаем только по возвращении.

– Хорошо, а пояс Богородицы? Он побывал в 14 городах России…

– В шестнадцати! Пятнадцать – плюс Дивеево, это не совсем город.

– Тем более! 16 городов, 39 дней, поклонилось 3 миллиона человек, правильно я знаю?

– Точно.

– Это, наверное, дорогое путешествие?

– Цифры я не знаю, потому что занимаюсь идеологической и технологической частью. Надо сказать, что в принесении пояса Богородицы нам активно помогал создававшийся тогда фонд имени Максима Грека. Они попросили не отталкивать их помощь. И помогали в транспортировке внутри России. И в изготовлении поясков. Москва объявила акцию, когда люди Христа ради приходили в Марфо-Мариинскую обитель, и им делали эти пояски. Это очень важный символ. И Москва реально сделала для людей что-то такое очень духовное: вы представляете – 4 миллиона поясков изготовить!

– Пояс – он хотя бы маленький. А крест – это ещё и технологически трудно. Как вы его перевозили в Россию?

– На Ту-154.

– Сколько человек и каким способом его грузили?

– Его несли 4 человека, греки, военные. Крепкие ребята, но им очень пришлось потрудиться. От храма до грузовика где-то 100 метров, но они шли медленно и грузили очень аккуратно. А вот уже на военном аэродроме до Ту-154 они шли метров 250. Жара была – под 32 градуса. И только когда ребята уже положили его в футляр, когда его уже стали на подъёмнике загружать в багажное отделение, потому что в салон он бы не поместился, эти солдаты отошли – и мы увидели, как им было тяжело.

– Сколько он весит в ковчеге?

– Килограммов сто двадцать.

– Плюс, наверное, неудобная конструкция…

– Неудобная очень! Была мысль – сделать ручки у ковчега. Но это испортило бы общий вид. Вот смотришь на него – он очень простой, без всяких наворотов, но дерево само очень пострадало, и это страдание тоже надо было передать. Поэтому никакие лишние детали там не нужны. Люди, которые знают, что такое страдание, это понимают.

– А в Петербурге его как сгружали?

– Мы ещё во время погрузки в Греции делали снимки и тут же их передавали в Россию, чтобы здесь видели, с чем придётся иметь дело. В обратной последовательности уже разгружали, это делало духовенство, крепкие физически ребята. Но подиум не может быть установлен одновременно с крестом, его установка требует времени, порядка 40 минут. Поэтому подиум с аэродрома пошёл сразу в Казанский собор, и архитектор – автор проекта киота установил сначала его. А потом, когда занесли в собор крест, его уже установили сразу в подиум. Чтобы не было задержек с молебном.

– Вы ушли от вопроса о чудесах, но я всё-таки повторю его: каких чудес люди ждут от креста Андрея Первозванного?

– Чудо надо искать. Нет святыни, чтобы вот эта – только для рождения детей, а эта – побеждать в шахматном турнире. Верующий человек тем и отличается от неверующего, что ему говорят: "Христос воскресе!" – и он радуется, для него нет вопросов и доказывать ничего не надо. Вы знаете, сколько чудес было с поясом Богородицы? Это – от человека, который просит через посредство святыни, а получает от Господа.

– Нужно быть уж очень верующим человеком, чтобы идти к святыне как к святыне. А у нас ведь люди, бывает, корыстны: они идут получать вполне конкретное и нужное чудо.

– А за это спасибо матушке-революции! Она сделала так, что только корысть везде. От чего мы сейчас страдаем? От корысти, от бандитизма. Потому что вера – это такая вещь, которую нельзя просто вдохнуть.

– Вот вы каждый год привозите в Россию благодатный огонь, то есть видите, как он загорается. У вас самого никогда не возникало сомнений, вроде мысли о газовой горелке, о принципе самовозгорания в "коктейле Молотова"…

– Было, было! Ещё когда я был молодым дипломатом, я думал: конечно, какие могут быть чудеса! Зажигают – и всё. Стоял, позёвывая. Но вот уже с 2004 года я бываю там каждый год. И мысль о том, что есть какой-то подвох, в первый раз улетучилась и больше не появлялась. Вы там ощущаете то, чего ни в каких других храмах не ощущаете. Передать или описать это невозможно.

– По дороге, всё-таки три с половиной тысячи километров, часа четыре лёта, он у вас никогда не гас?

– Ни разу.

– Как-то специально вы его оберегаете?

– Был момент, когда самолёт давал 800 километров. Пилоты попросили: дайте нам огонь, пусть он нам светит. И 850 дали! А мы опаздывали на службу в храм Христа Спасителя. Они выжали 850 – и всё нормально. Когда с ним едешь – ощущение благодати. Но описать это я не смогу. Потому что, кто бы вам ни рассказывал об этом, вы скажете: человек сошёл с ума. Это надо пережить. Не надо путать своё отношение к каким-то проявлениям, с которыми вы сталкивались в церкви, с верой. Не церковь даёт нам силу, а вера в Бога.

– И всё-таки каждый год привозить благодатный огонь за три с половиной тысячи километров, везти в самолёте огромный крест в специально изготовленном футляре, пояс провезти по 16 городам, насколько всё это дорогое удовольствие?

– Оно дорогое. Но наш фонд ведь некоммерческая организация, мы существуем за счёт пожертвований. И те люди и организации, которые разделяют наши убеждения, они поддерживают наши устремления.

– Где лучше принимают принесённые вами святыни – в Петербурге или в Москве?

– Я восхищён тем, что происходило в Петербурге. Мне очень понравилась организация. И то, как вели себя полицейские, и то, как приходила молодёжь, даже одна мама привела сына – и просто помогали нам. Люди ведь в очереди в храм начинали роптать, что долго ждать приходится на жаре, и находились добровольцы, которые разговаривали с ними. И помогали пропускать людей. Одна девушка, казачка, сделала так, что у неё за минуту проходило 30 человек!

– Две секунды – этого достаточно для общения со святыней?

– Этого хватает, чтобы приложиться, обнять и пойти дальше.

– В Москве в очереди к поясу Богородицы происходили вещи не очень красивые...

– Их было очень много. И с крестом уже было сказано: чтобы никаких спецпропусков.

– Так всё-таки в Москве были спецпропуска?

– Спецпропуска делала Патриархия. Она всегда их делает, это по канону. Чтобы священники не ждали, чтобы певчие проходили, высокопоставленные лица какие-то… Это не Фонд делал. А по телевидению сказали, что это делал Фонд Андрея Первозванного. Мне стали звонить: что за пропуска такие? Мне пришлось позвонить уважаемому человеку, он извинился по радио и по телевидению. Так что был такой камень в наш огород, но человек это не со зла сказал.

– Получается, в Петербурге в одной очереди стояли Полтавченко, депутаты и мы все?

– Насчёт Полтавченко – не знаю, он встречал крест в аэропорту. Но сам я видел, как без очереди шли дети, женщины и инвалиды. И знаю, что для моряков – тоже без очереди. Меня это радует.

Беседовала Ирина Тумакова, "Фонтанка.ру"