Одноразовая посуда и фарфор в литературе

Какие книжные новинки стоит посмотреть; почему нет у нас ныне Достоевского, Чехова, Толстого... но ведь нет и Менделеева, нет и Фарадея; зачем продюсеры ищут хорошие книги и стоящих авторов, покупают их, но чаще всего потом не снимают? Об этом в Агентстве журналистских расследований поговорили Леонид Юзефович и Андрей Константинов, два писателя и историка.

А.К.: - Сразу беру «профессионального быка» за рога. Скажите, Леонид, как писатель писателю: что вам нравится в нашей современной литературе? Я понимаю, что проще ответить на вопрос «что не нравится?». Ну да тем не менее?

Л.Ю.: - Нет, Андрей, мне всегда проще говорить о том, что нравится. Все мы чувствуем себя комфортнее в окружении симпатичных нам людей и вещей, а литература, как однажды сказал мне Тимур Зульфикаров, – это наш общий дом: чем больше будет в нем хороших писателей и их изделий, тем лучше для всех нас. А что касается современной литературы - позитивного не так уж и мало. С удовольствием отмечаю, что в последнее время проявляются доселе широко не известные, но при этом совершенно замечательные авторы. Такие, как, к примеру, ваш земляк из Петербурга Евгений Водолазкин, написавший, на мой взгляд, потрясающий роман «Лавр». Евгений работает в Пушкинском доме. Он – доктор филологических наук, занимается древнерусской литературой. Любимый, между прочим, ученик академика Лихачева. «Лавр» - исторический, а точнее - квазиисторический роман, своего рода житие святого. Прекрасная, пронзительная книга. Едва ли не первый у нас православный роман, который может быть интересен всем, в том числе атеистам. Есть отличная писательница из Екатеринбурга Анна Матвеева, автор чудесных рассказов и романа «Перевал Дятлова».

А.К.: - Хм…

Л.Ю.: - Догадываюсь о причине вашего скепсиса. Но свой «Перевал» Анна написала еще десять лет назад, задолго до нынешнего голливудского фильма и прочих спекуляций на этой теме. Вообще, она не новичок в литературе, и я рад, что сейчас к ней наконец-то приходит широкая известность. В Екатеринбурге живет и другой интересный автор - Игорь Сахновский. Не могу не назвать Захара Прилепина, Дмитрия Быкова, Александра Иличевского. Из петербуржцев – Илья Бояшов, Павел Крусанов, Сергей Носов, Александр Мелихов. А Александра Терехова я искренне считаю выдающимся писателем. И никто меня в этом не переубедит.

А.К.: - А никто и не собирается переубеждать. Другое дело, что «Каменный мост» - он… тяжелый такой роман. Безусловно, заставляющий себя вспоминать. Но я не уверен, что многие возьмутся его перечитывать.

Л.Ю.: - Ну а что мы вообще в жизни перечитываем? Мы перечитываем то, что читали в юности и, как нам кажется, неправильно, не до конца поняли. Я, к примеру, могу перечитать Достоевского, поскольку соприкасался с ним лишь в юношеские годы. И когда я нынешний перечитываю Достоевского, в сущности, я подсматриваю за собой восемнадцатилетним. Это вариант машины времени. Мне интересен не только Достоевский, но и то, как изменился за эти годы я сам. Перечитывание – далеко не всегда показатель значимости текста. Это, скорее, тот фон, на котором видны изменения в нас самих.

А.К.: - Да, но при всем при том далеко не всякий текст является для нас значимым, этапным. Существует, скажем, одноразовая посуда (выпил – и выбросил). Но ведь есть и фарфор...

Л.Ю.: - Согласен. И все же в последние годы я редко перечитываю художественную литературу, даже классическую. С возрастом этот способ постижения мира становится менее интересен. А если по правде, я вообще редко что-то перечитываю. И не потому, что обладаю какой-то особой памятью. Просто жизнь слишком коротка, чтобы по нескольку раз входить в одну и ту же книгу-реку… А что касается книжных впечатлений последних месяцев, то одно из самых сильных – Петр Гуляр, «Забытое королевство».

А.К.: - И снова, к стыду своему, как-то мимо меня прошло.

Л.Ю.: - Ну, это мне дочь подсунула, она книжный обозреватель. А то я бы эту книгу тоже не заметил… Гуляр – из русских эмигрантов. Вырос Москве, в купеческой семье, в 1918 году юношей попал в Китай. Выучил китайский язык и, сдав экзамены, стал правительственным чиновником. Занимался кооперативами и около десяти лет прожил в горной области между Китаем и Тибетом, среди странных, средневековых или вовсе уж архаических племен. Когда читаешь «Забытое королевство», кажется, что это не документальная книга, а написанный от первого лица фантастический роман с главным героем-«попаданцем». Гуляр не забыл русский язык, но писал по-английски. Может быть, поэтому самая знаменитая его книга добрались до нас только теперь. В юности он жил в даосском монастыре, это изменило его жизнь через отношение к жизни как таковой. Там, где европейцы высокомерно отворачивались, он жадно впитывал и безоговорочно принимал. В какой-то момент этот мир пошел ему навстречу и - открылся… Очень рекомендую.

А.К.: - Благодарю за совет, обязательно найду и прочту…. А вот раз уж мы затронули тему нераскрученных, но интересных, подающих надежды авторов, у меня созрел такой вопрос. Но сперва небольшая прелюдия: пару недель назад мы с моим коллегой Игорем Шушариным обсуждали творчество достаточно молодого писателя Тима Скоренко...

Л.Ю.: - Не читал, к сожалению, но имя мне знакомо.

А.К.: - Я как раз прочел его новую книгу «Легенды неизвестной Америки», и она мне очень понравилась. Зная, что Игорь поддерживает со Скоренко переписочные отношения, я попросил его переслать Тиму всяческие мои комплименты. И вскоре получил на них печальный ответ. Оказывается, парень решил бросить писательство. По той причине, что, дескать, это никому не нужно, что книжка осталась незамеченной, выхлоп нулевой и т.п. В общем, человек пребывает в совершеннейшей депрессии в плане творчества. И показалось мне, что есть во всём этом какой-то дурной знак. Так как нечто подобное я частенько стал слышать как раз от молодых, небесталанных авторов, написавших по одной, по две книжки. В частности, одна девушка, со схожим литературным стажем, высказалась в том духе, что, мол, «я, конечно, никакая не гениальная и никогда себя таковой не считала. Но я попробовала сделать первые литературные шаги, и, как мне кажется, лет через пятнадцать-двадцать из меня и могло бы что-то состояться. Но эту дорогу нужно пройти, а у нас сейчас всё сделано для того, чтобы я ее не прошла. Это невозможно, мучительно, унизительно. Поэтому я бросила это дело, многие мои знакомые также бросили. Ибо нет сил сопротивляться повальному равнодушию, издателям и прочая». Вот такие витают настроения. А ведь, согласитесь, у нас, в России, профессиональных писателей, тех, которые только этим делом живут и зарабатывают, и в самом деле мизерное количество осталось. Возник даже такой циничный термин «писатель выходного дня». Это когда пять дней в неделю человек на основной работе деньги зарабатывает, а по выходным что-то такое пишет. По мне, так весьма нездоровая ситуация. Посему хочу спросить: вы замечаете такую проблему? Или это сугубо мои страхи?

Л.Ю.: - Да, это существует сегодня. Но так было всегда. Вопрос профессии, зарабатывания денег нелитературным трудом – вопрос достоинства пишущего человека. Опекаемых властью поэтов и летописцев больше нет, поскольку их влияние в обществе невелико. Любимцев публики, которым она позволяет жить за свой счет, не много, к тому же публике нужно угождать. Обычный писатель должен где-то служить. Это отнимает время и силы, но есть тут и свои плюсы. Ведь в идеале что такое литература? Человек проживает какую-то жизнь, а затем ее описывает, пытаясь через свой маленький опыт понять нечто большее, частью чего является его жизнь. Ценность имеет только опыт жизни, прочее второстепенно. Помнится, мой земляк Алексей Иванов… тоже замечательный писатель, которого мы забыли упомянуть. Так вот он сказал мне однажды: «Я жил – пока не стал писателем. Когда я им стал, то написал всё, что хотел». И он действительно перестал писать прозу, работал исключительно над документальными книгами. Правда, недавно выпустил два романа, но это уже попытка перейти к обобщениям, минуя опыт собственной жизни.

А.К.: - То есть он его исчерпал?

Л.Ю.: - Не знаю, не уверен. Это писатель огромного потенциала, и, думаю, от него еще можно ожидать всяких сюрпризов.

А.К.: - Допустим. «Аксиоматически» писатель не может не писать. Но в то же время, когда заканчиваются чернила жизненного опыта, способен и остановиться. Вот только при таком подходе: а какой жизненный опыт был у Пушкина, когда он писал «Метель»?

Л.Ю.: - Ну, все-таки у него был достаточно большой опыт - он уже побывал в ссылке, ездил по стране. А потом в то время ситуация ведь складывалась принципиально иная. Почему, к примеру, считается, что Шандор Петефи – великий венгерский поэт? Уверен, что и после него в Венгрии было немало достойнейших пиитов. Но Петефи был первым литератором, который… Понимаете, фактически в каждой национальной литературе существуют фигуры, которые как бы аккумулируют в себе весь предшествующий духовный опыт нации. Отсюда Петефи у венгров, украинский Шевченко, польский Мицкевич, наш Пушкин…

А.К.: - Люди, которые открывают новое литературное пространство?

Л.Ю.: - Скорее наоборот – обобщают и закрывают. Помните, у Маяковского «улица корчится безъязыкая»? Вот и у наций случаются периоды, когда не находится людей, способных выразить то, что происходит с народом на данном отрезке истории… Сейчас частенько можно услышать сетования по поводу того, что, мол, нет у нас ныне Достоевского, Чехова, Толстого. Да, но ведь нет и Менделеева, нет и Фарадея...

А.К.: - Зато есть депутат Пономарев, который «аккумулирует духовный опыт нации» в форме лекций. По тридцать тысяч долларов штуку.

Л.Ю.: - Да, я знаю эту историю. Здесь как раз всё понятно: и смешно, и очень печально. Тем не менее, возвращаясь к начатому: сейчас в обществе банально отсутствует подобного рода потребность. И по этой причине «великое» - оно дробится. Условно говоря, в наши дни существует свой «Достоевский», но в лице, скажем, десяти современных писателей. Это не потому, что человеческая природа мельчает, а потому что современное общество по-иному устроено.

...

А.К.: - Давненько не встречал столь позитивного взгляда на нашу действительность, приятно слушать… Хорошо, с условным писателем с позиции его условного творчества мы немного разобрались. Давайте теперь повернем его другим боком: сейчас в мире ведется немало дискуссий на тему общественно-политической позиции пишущего человека. Одни считают, что писатель обязан быть на баррикадах. Другие отводят ему роль наблюдателя и человека над схваткой, пытающегося понять и ту, и другую сторону. У вас есть на этот счет собственные взгляды?

Л.Ю.: - Безусловно, по-человечески мне ближе второе. «Общественно-политические позиции» сторон меняются куда быстрее, чем люди, и если хочешь остаться самим собой, надо иметь дело с людьми, а не с членами партий. Правда, в этом есть и писательский расчет: я знаю, что ангажированная литература редко бывает хорошей.

А.К.: - Понятно. Значится, на прогулку писателей с белыми лентами не ходили?

Л.Ю.: - Не ходил. И не пойду.

А.К.: - А вы, Леонид, часом, не путинец ли?

Л.Ю.: - Хм… Даже не знаю, что и сказать… На самом деле на такой вопрос непросто отвечать. Это все равно как: «Ты за белых или за красных?» Но я, например, на последних выборах голосовал за Путина. Ну а за кого надо было?.. Хотя, когда меня вот так вот в лоб спрашивают, становится неловко. С другой стороны: а почему, собственно, я должен это скрывать?

А.К.: - Нет-нет. Я, напротив, совершенно безо всякого глумления спрашиваю.

Л.Ю.: - Не могу сказать, что я какой-то уж откровенный путинец, но вот сами эти протестные акции, те, что еще год назад у нас массово происходили, они вызывали во мне некое чувство… э-эээ… Вот вроде бы умом я всё понимаю. Понимаю, что движет этими людьми. Но, как некогда говорил Синявский: «У меня есть эстетические разногласия с советской властью», так и у меня с оппозицией именно «эстетические» разногласия.

А.К.: - Я вас очень хорошо понимаю.

Л.Ю.: - Упомянутый вами выход-невыход «на прогулку» – это, несомненно, личное дело каждого. Или, скажем, демарш Михаила Шишкина – он имеет на него полное право. Тем не менее в последнем случае мотивы достаточно прозрачны, а нарочитая демонстративность - она буквально бросается в глаза. При этом яростного оппозиционера Быкова я считаю прекрасным писателем.

А.К.: - Именно писателем?

Л.Ю.: - На первое место я бы поставил Быкова как поэта. Потом как публициста, а затем уже как прозаика. Впрочем, мне он интересен в любой ипостаси. Последний его роман «Икс», при всей массе раздражавших меня при чтении моментов, замечательно придуман, и когда дочитываешь его до конца, испытываешь печаль, волнение и колоссальное уважение к автору, способному такое сочинить.

А.К.: - Согласен, голова необычная. Я читаю все его колонки, но не могу сказать, что мне нравятся его романы. На мой взгляд, скучновато: каждая отдельно взятая страница – хороша, а вот всё вместе…

Л.Ю.: - Понимаю. И, тем не менее, Быков - ум такого масштаба, что ему много прощаешь. Много такого, чего другому бы не простил.

А.К.: - Возвращаясь к «прогулкам» и «демаршам»: на мой взгляд, нашему правительству и персонально Путину крайне повезло с нашей так называемой оппозицией. Тут даже не знаешь, что еще и добавить, всё настолько очевидно… К слову, по поводу Путина... Не знаю, в курсе вы или нет, но я ведь отказался быть его доверенным лицом на выборах?

Л.Ю.: - Ох да!.. С этими доверенными лицами… Тоже не вполне эстетично.

А.К.: - А теперь подошла моя очередь «неловко признаться». Потому что, признаюсь откровенно, скорее всего, я бы принял подобное предложение. Принял по той причине, что мне жутко интересно посмотреть: как эта штука выглядит изнутри? как устроен этот, мягко говоря, малоизученный мир? Вот только само предложение было сделано в такой практически оскорбительной форме, что они сами не оставили мне выбора. А получилось как? Пригласили меня в наше полпредство и объявляют: вот, мол, спустили нам вашу, Андрей Дмитрич, фамилию. Я интересуюсь: простите, а что я должен буду делать? Они: ну, вот деньков через пять-шесть специальные люди приедут и разъяснят. Я: замечательно, вот тогда через шесть дней и вернемся к этому разговору. Они мотают головами: нет-нет, согласие надо дать прямо сейчас, так как сегодня последний день, а Чуров еще должен успеть это дело провести-зарегистрировать. На что я высказываю вполне естественные сомнения: дескать, как же я могу соглашаться на то, не знаю что? Они: а вы что, Андрей Дмитрич, Путину не доверяете? Я им: э-ээ нет, ребята! какой-то странный у нас с вами разговор складывается, по-моему, вы меня с кем-то немножко перепутали… Вот так я и не стал доверенным лицом. И лишился кусочка «жизненного опыта»... Да, а возвращаясь к вашему «а за кого было голосовать-то?» - полностью разделяю такую постановку вопроса. Альтернативы у нас, к огромному сожалению, я пока тоже не вижу. Мы все время говорим, что у нас 150 миллионов населения. Что среди этих миллионов обязательно должны быть и волевые, и талантливые, и такие-сякие, и молодые-да-ранние. Наверняка есть! Но ведь человек должен еще и как-то проявиться, созреть, заявить о себе.

Л.Ю.: - Знете, Андрей, вот что касается молодых… К примеру, у моей дочери есть приятель, расшифровавший часть письменности майя. Он знает языки тамошних индейцев, живет там один среди местных племен. Помню, между прочим, один его рассказ. Однажды он спросил индейца, почему тот, когда идет через сельву в соседнюю деревню, берет с собой и ружье, и револьвер. Ответ был такой: «Ружье – на тот случай, если встретится хороший зверь, а револьвер – если встретится плохой человек». А этот наш специалист по языку майя живет там без ружья и револьвера… Или другой друг дочери – монголист, видный антрополог, к сожалению, недавно трагически погибший в Улан-Баторе… Я это к тому веду, что на самом деле их очень много – молодых, умных, образованных людей, высоких профессионалов. Но! Политика для них мало интересна, телевизор они не смотрят, и боюсь, все то, о чем мы с вами сейчас говорим, им попросту непонятно. Они понятия не имеют, что у Путина есть какие-то доверенные лица… Или, скажем, мой 27-летний сын-музыкант: для него тоже все это категорически мимо и параллельно. И грешным делом, порой ловлю себя на мысли: а может, оно не так и плохо?

А.К.: - Может, и в самом деле неплохо… Но, кстати сказать, ваша дочь – она очень хороший литературный критик и блестящий рецензент.

Л.Ю.: - Да, но при этом сама себя она считает в первую очередь ученым. Галина закончила классическое отделение истфака, преподает латынь и греческий, пишет диссертацию по античной эпиграфике.

А.К.: - Ну, одно другому не мешает. Мне всегда любопытно читать ее рецензии в «Итогах», частенько ориентируюсь по ним в книжном пространстве. Между прочим, как автор она не производит впечатление человека, далекого от мира и политических страстей. По-моему, она очень даже в курсе.

Л.Ю.: - Конечно в курсе, но скорее по долгу службы. Все же она занимается журналистикой, и не только литературной. Один раз моя дочь даже сходила на митинг. Вернувшись с которого, сказала: «Больше не пойду»

А.К.: - А вот я не был ни на одном и нисколько не жалею. И вообще не понимаю: зачем люди туда ходят?

Л.Ю.: - Как зачем? А разве у вас нет «комплекса современника»?

А.К.: - Просто мне кажется, что и вы, и я, и любой другой человек пишущий должны понимать, что они более эффективны на своих страницах. И потом - я никогда не любил скопления большого количества людей на относительно невеликом пространстве.

Л.Ю.: - Этого никто не любит. Но мне кажется, что раз я здесь, в этом времени нахожусь, значит, обязан сходить и посмотреть своими глазами. Не как сторонник той или иной партии, а именно как «современник».

...

А.К.: - Давайте переметнемся в актуальное-наболевшее? Признаюсь, мне близка ваша позиция касательно единого учебника по истории. Я тоже считаю, что сама по себе эта идея - не такая глупая. И искренне не понимаю того истерического визга, который понесся со всех сторон. Я читал вашу страничку в «Итогах» и увидел там прежде всего мнение профессионала, учителя с большим стажем. Скажите, вы догадывались, что подобная ваша позиция вызовет большую изжогу у людей, считающих себя лидерами некоего интеллектуального среза? Или вы далеки от всего этого, и вам все равно: кто и что станет про вас говорить?

Л.Ю.: - На протяжении уже очень-очень многих лет я никого не хочу сознательно обижать. И если что-то такое говорю, что не всем нравится, то вовсе не для того, чтобы как-то задеть носителя противоположной идеи. К слову, по этой теме я также высказывался у Архангельского, в передаче «Тем временем». Там против меня и Фадеева выступали Сванидзе и Кацва – это как раз автор одного учебника по истории России. Неплохого, но чрезмерно, на мой взгляд, идеологизированного.

А.К.: - Ну и как оппоненты? Прислушались?

Л.Ю.: - Во всяком случае, они слышали то, что говорят их противники. Бывают такие, что не слышат. А потом… Мне ведь шестьдесят пять лет, в этом возрасте у меня нет потребности утверждаться за чей-то счет. Я никого не ругаю и считаю, что во многих ситуациях лучше промолчать. Молчание о неприятных вещах – форма их заклятия, а то они раздуваются, питаясь энергией своих защитников и противников.

А.К.: - И как часто возникают ситуации «лучше промолчать»?

Л.Ю.: - По-разному. И по разным поводам. Например, когда жена не велит.

А.К.: - Ого?! И так бывает?

Л.Ю.: - Случается. Помню, много лет назад, во время перестройки, Алла Латынина написала в «Литературке», что Короленко - плохой писатель. Мол, единственное, что у него есть стоящего, – его переписка с Луначарским, где он против большевиков высказывается.

А.К.: - Позвольте! Ну как же? Да взять хотя бы «мултанское дело»?!

Л.Ю.: - А вот так… Я люблю рассказ Короленко «Сон Макара», а Латынина в своей статье высказалась о нем уничижительно. Я написал возмущенное письмо в редакцию, заметив, в частности, что критик, возможно, путает «Сон Макара» с горьковским «Макаром Чудрой»… Письмо было резкое, в итоге жена не разрешила мне его отправить. Думаю, она была права, поскольку, вообще-то, к Алле Латыниной я отношусь с большим уважением и в советское время всегда ее читал… К тому же отчасти она права, Короленко – средний беллетрист, но очеркист и мемуарист великолепный. Его книгу воспоминаний «История моего современника» я считаю лучшей книгой такого рода в русской литературе. Ну, разве что «Былое и думы» Герцена могут с ней сравниться.

...

А.К.: - А смотрите ли вы сериалы? Сейчас такая мода любопытная пошла: люди массово уходят в сторону западных сериалов, находят себе телеотдушину там.

Л.Ю.: - Да, «Игра престолов», «Доктор Хаус»… Но мне это, честно скажу, неинтересно. Последние годы кино я вообще смотрю редко. В отличие, например, от сына. Мы же, старшее поколение, привыкли получать интеллектуальную пищу из букв, а вот мой ребенок читает книги только по музыке или про музыку. Для него само слово «роман» является синонимом зря потраченного времени. Зато кино авторское он смотрит. А я – мало. Хотя вот Алексей Учитель снимает фильм по Прилепину, по его повести «Восьмерка». Когда выйдет – обязательно посмотрю. Мне любопытно, что выйдет из этого тандема. У Учителя я люблю фильмы «Прогулка» и «Космос как предчувствие», а Прилепина считаю лучшим мастером малой формы в современной русской литературе. Романы его мне нравятся меньше.

А.К.: - Роман – тяжелая форма. Здесь нужно иметь мощное чувство композиции, и если такого у тебя нет, замахиваться на большую форму непросто. Какой бы ты при этом ни был стилист.

Л.Ю.: - Да, это как для игры на фортепиано нужны очень сильные мозги. Пианисты – они ведь такие... отчасти математики, а вот скрипачу подобное знание совсем необязательно. При этом до сердца скрипач часто доходит быстрее и вернее, нежели самый сильный пианист…

А.К.: - Хорошо, кино и телевизор вы не смотрите. Но для телевидения какие-то сценарии продолжаете делать? По крайней мере, предложения есть?

Л.Ю.: - Предложения есть. К сожалению, такие, что я отказываюсь. Не так давно, правда, сам предложил написать сценарий исторического сериала, действие которого происходит в XVI веке. Сейчас все смотрят турецкий сериал об эпохе Сулеймана Великолепного, моя жена тоже смотрит, и я предложил снять историю из того же времени, но на русском материале - об отношениях между Крымом, Россией, Польшей и Литвой. Идея понравилась, но ничего из этого не вышло.

А.К.: - «Великолепный Век» не только ваша жена смотрит. Но и, например, жена лидера справедливороссов Сергея Миронова. Я знаю это, потому что недавно делал с ним интервью и как раз задавал ему вопрос, связанный с «Великолепным Веком». Сам-то я сериала не смотрел, но, когда заходил в кинолавки, видел диски с ним – там уже три сезона турки успели наваять, сейчас четвертый снимают. Окончательно же меня приплющила информация о том, что сей турецкий кинопродукт идет в 45 (!) странах. И с колоссальным успехом идет. Вот верите или нет, но узнав про это, я буквально испытал чувство национального унижения. О чем и рассказал Миронову. Вопросив: а где какой-нибудь наш сериал, который идет хотя бы в половине, хотя бы в трети стран от этих сорока пяти? Почему в нынешней борьбе и конкуренции смыслов, которая развернулась в мире, мы практически не участвуем? Кому как, конечно, но персонально меня это сильно задевает.

Л.Ю.: - Вы говорите очень правильные и очень печальные вещи, Андрей. Другое дело, что я со своей скромной сценарной идеей едва ли способен рассчитывать на большой зрительский интерес даже здесь, у нас. Не говоря уже о соседних странах.

А.К.: - Откуда такой пессимизм?

Л.Ю.: - Просто эта идея – она достаточно специфическая, своего рода отголосок моей книжки о древнерусской дипломатии «Путь посла». Именно на основе этого своего знания захотелось написать сценарий, связанный с русской дипломатией. Правда, и с гаремами тоже, поскольку там всегда были женщины, угнанные с территории нынешних Украины, Белоруссии и России. Между прочим, султанский гарем – это была своего рода «палата представителей»: каждая область империи посылала туда своих «делегаток».

А.К.: - Да-да, я в курсе. Нам на Восточном факультете достаточно подробно рассказывали про устройство гарема. Причем преподавательница начинала как раз с того, что, мол, если вы представляете гарем как некий бассейн, в коем плещутся девицы разных мастей и достоинств, то вы дико ошибаетесь.

Л.Ю.: - Вот-вот. Знаете, несколько лет назад одна кинокомпания заказала мне сценарий фильма про Ивана Грозного. Я попытался выяснить, что именно они хотят, и тогда девочка вроде той, о которой вы говорили, сказала мне: «Пишите все, что сочтете нужным. У нашего инвестора есть только одно пожелание…» Тут она несколько засмущалась, но все-таки довела до меня это пожелание. Оно состояло всего из двух слов: «Побольше пыток». Но на самом деле не все так беспросветно. В прошлом году я дал знакомому продюсеру роман красноярца Александра Григоренко «Мэбэт». Это роман о ненцах, он входил в шорт-лист «Большой книги». И сейчас с автором заключен договор, покупают права на экранизацию. Выкуплены права на «Немцев» Терехова. У того же Иванова куплены права практически на всё им написанное. Продюсеры ищут хорошие книги и стоящих авторов.

А.К.: - Позволю себе с вами не согласиться. Покупать-то покупают, но практика показывает, что чаще всего потом не снимают.

Л.Ю.: - Есть такая проблема, дорого. Поэтому сейчас все ищут господдержку, а ее дают... хм… скажем так, известно каким фильмам. Вот давали деньги под тему четырехсотлетия Дома Романовых. Но что там оригинального еще можно снять? Да и денег государственных дается крайне мало. Не разумнее ли все эти гранты объединить и снять пусть один, но дорогой и масштабный исторический фильм?

...

А.К.: - Любая беседа с писателем неизменно завершается банальным вопросом «за творческие планы». Над чем вы сейчас работаете? Поделитесь?

Л.Ю.: - Буквально на днях я подписал договор с "Ленфильмом" – на сценарий игрового фильма, связанного с Гражданской войной. Точнее, с такой очень важной для меня темой, как примирение красных и белых. Это история о том, как уголовное преступление вместе расследуют белый генерал и красный командир. В основе сюжета – моя старая повесть «Контрибуция». Одновременно продолжаю писать книгу о генерале Пепеляеве, о его Якутском походе 1922 - 1923 годов. Второй герой книги – главный противник Пепеляева красный латыш Иван Строд. Оба они были людьми в высшей степени достойными.

А.К.: - Это будет художественная вещь?

Л.Ю.: - Нет, документальная. Я работаю в той же стилистике, как в случае с книгой про барона Унгерна. Я давно интересуюсь Пепеляевым. Начинал писать о нем еще в 1990-е, потом оставил. Вот и сейчас прервался, потому что бросил курить.

А.К.: - А вот можно в этом месте поподробнее? Мне, как курильщику с огромным стажем, крайне любопытно.

Л.Ю.: - Мой курительный стаж всяко побольше вашего. Я курил ровно пятьдесят лет, без единого перерыва, и всего два месяца назад вынужденно бросил.

А.К.: - И как вы себя ощущаете?

Л.Ю.: - Плохо. С огромным трудом сосредоточиваюсь на работе – на полчаса, на час. А потом – всё, надо прерываться, пойти погулять, переключиться на что-то другое. Сейчас уже немножко получше, но всё равно неважно. Из меня как будто вынули какую-то часть меня, и порой я испытываю ужас, что без курения постепенно становлюсь другим человеком. Может быть, не так радикально другим, как случается с завязавшими алкоголиками, но все-таки…

А.К.: - Сочувствую. И, так понимаю, вас пока еще рано призывать под знамена нынешних воинствующих пропагандистов антитабачных законов?

Л.Ю.: - Рано. Напротив, я стал замечать за собой, что с каким-то болезненным интересом читаю те немногочисленные материалы, в которых говорится о пользе курения. Вот, например, узнал, что курильщики, даже бывшие, много реже страдают в старости болезнью Альцгеймера, чем те люди, кто не курил никогда в жизни. Так что, Андрей, это может послужить вам утешением, если вы будете продолжать курить.

Беседовали Леонид Юзефович и Андрей Константинов

Присутствовал и записал Игорь Шушарин