Путин определил ядерное место науки

Очередное заседание президентского совета по науке Владимир Путин провёл в Гатчине – в Петербургском институте ядерной физики, который стал несколько лет назад частью Научно-исследовательского центра "Курчатовский институт". Место определило тему: научные центры. Причём центры – коллективного пользования. Выяснилось, что западный опыт, который подсказал их российской науке, приживается у нас не без трудностей.

Специально для президента рядом с гатчинской Орловой рощей, а ПИЯФ стоит в лесу, оборудовали вертолётную площадку. От вертолёта к тротуару ударными темпами проложили дорожку. Но нет пока у нас такой науки, чтобы побороть лужи на тротуарах. Через них президент мог разве что перепрыгнуть. И перепрыгнул.

Дождь и лужи, видимо, не расстроили Владимира Владимировича. Заседание совета по науке он начал хоть и с трёхчасовой задержкой, зато оптимистично.

– Стоимость основных средств российских научных организаций выросла за 10 лет примерно в три с половиной раза, – сообщил он собравшимся учёным и чиновникам. – Техническая вооружённость наших исследователей увеличилась почти вдвое. Сегодня свыше половины научного оборудования в стране имеет возраст до 5 лет, а более 80 процентов оборудования – до 10 лет. Это достаточно достойный показатель.

В ходе совещания Путин предложил обсудить три проблемы: как развивать научную инфраструктуру, по каким критериям оценивать эффективность труда учёных и как бы им побольше платить. Забегая вперёд, отметим, что по третьему вопросу больше всех сказал сам президент.

Что касается вопроса первого, то научной инфраструктурой государство занимается уже восьмой год. Чтобы достичь ещё большего, чем было сказано, и консолидировать результаты изысканий, в стране с 2005 года создаются центры коллективного пользования (ЦКП). В прошлом году, рассказал Путин, их было уже 253, из них 158 – в ведении правительства. В ЦКП сконцентрировано научное оборудование на сумму 33,2 миллиарда рублей и занято 8680 человек. Передовые лаборатории расположены во всех федеральных округах.

Президент заявил, что считает нужным укрепить господдержку ЦКП "и сосредоточить её на конкретных научных приоритетах, которые будут установлены при непосредственном участии научного сообщества". Правительству он поручил определить источники и форму финансирования ЦКП с расчётом на регулярное обновление оборудования.

Коллективные на четверть

Выступавший вслед за президентом замминистра образования и науки Сергей Мазуренко добавил статистики, которая должна была подтвердить, что центры – это универсальные конгломераты инфраструктуры, где аккумулируются "обсерватории, коллекции, базы данных, архивы", 92 уникальные установки балансовой стоимостью 18,2 миллиарда рублей. И всё это – именно для коллективного пользования: в 2012 году к услугам ЦКП прибегали 2669 организаций, уровень загрузки дорогостоящего оборудования – 70 процентов. Из них 25 процентов – "для внешних пользователей".

Эти проценты вызвали недоумение Евгения Примакова, в прошлом, напомним, – министра иностранных дел и премьер-министра, ныне – члена президентского совета по науке.

– Можно ли говорить о коллективном пользовании, если всего 25 процентов приходится на внешних пользователей? – удивился он. – Надо продумать какие-то меры, которые могут привлечь внешних пользователей.

В универсальности установок Примаков тоже усомнился:

– Из 92 объектов только три установлены для медицины и биологических исследований, – обратил он внимание собравшихся. – По балансовой стоимости – это 0,15 процента из всех использованных средств. Это абсолютно не соответствует мировой практике и нашим интересам.

Чтобы избавиться от этого перекоса, он предложил, чтобы в будущем работу ЦКП координировал президентский совет по науке.

– Так и сделаем, – сделал пометки Путин. – Я согласен абсолютно.

Деньги на ПИК

Сергей Мазуренко напомнил ещё о так называемых "установках класса mega-science". Российские учёные имеют доступ к таким объектам в Европе, в США и Японии, они участвуют в создании установок, пример – Большой адронный коллайдер, и, наконец, создают их в России. Один из таких проектов – крупнейший в мире высокопоточный реактор быстрых нейтронов ПИК в ПИЯФе.

– В создание ПИК в 2011-2012 годах вложено 3 миллиарда рублей, в 2011 году фактически произведён физический пуск проекта, – сообщил Мазуренко.

– Но строили-то его с какого года? – прервал доклад Путин, показав знание вопроса. Услышав, что с 1976-го, кивнул: – Да, потом прекратили фактически. В каком снова начали, в 2005-м? В 2009-м?

– Фактический толчок для вывода на проектные мощности и завершения строительства был сделан в 2011 году, – ответил замминистра.

Позже тему mega-science продолжил министр экономического развития России Андрей Белоусов – со своей стороны, экономической. И оптимизма поубавил.

– Мы строим этот объект с 99 года, – напомнил он, имея в виду ПИК. – Срок ввода реактора – 2018 год, исследовательского комплекса – 2019-й. Но, по сути, это не один проект, а два. Первый – собственно строительство инженерно-технических систем, и здесь финансирование предусмотрено, 4,7 миллиарда рублей. Но есть ещё вторая часть, не менее важная: исследовательский комплекс. Реактор без него не очень-то нужен. И вот финансирование этих работ обеспечено только на 20 процентов. Мы можем оказаться в ситуации, когда в 2018 году мы запустим реактор, но он будет использоваться только на 20 процентов. Поэтому мы предлагаем дать поручение правительству вернуться к этому вопросу и изыскать дополнительное финансирование.

Нескромный вопрос

Президент РАН Юрий Осипов говорил не столько о науке, сколько о вещах материальных. Во-первых – о налогах. Оказалось, что чем богаче становятся научные институты, тем острее для них встаёт этот вопрос.

– Льгота по уплате налога на имущество распространяется на образовательные учреждения и не распространяется на научные, – пожаловался Осипов. – Сейчас такого имущества в РАН накопилось на 2,7 миллиарда рублей.

Он попросил подкорректировать статью Налогового кодекса. Президент пообещал, что вопрос обдумают в Минфине. Но Осипов продолжал.

– Развитие инфраструктуры невозможно без удержания кадров и подготовки молодёжи в науке, – начал он издалека. – Академия наук за последние годы выделила 2,5 тысячи сертификатов и тысячу с лишним квартир. Но это служебное жильё. Может быть, разработать схему, когда человек, много лет проработавший в институте, мог бы по специальной цене эту квартиру выкупить?

– Нам нужно тогда выделять дополнительные ресурсы, – осторожно заметил Путин.

Разговор поддержал директор НИЦ "Курчатовский институт" Михаил Ковальчук.

– Академические люди все получили квартиры, – заметил он. – Я бы хотел попросить вас распространить этот порядок на НИЦ "Курчатовский институт".

– Нескромно, – коротко сказал Путин и посмотрел на него. – Конкретно, но нескромно. Мы подумаем над этой проблемой. Кроме Курчатовского, есть и другие институты, которые сразу зададут вопрос: а чем мы хуже? Если решать, то решать системно, для всех.

– Вот и нужно системное решение, в которое мог бы попасть Курчатовский институт, – гнул своё Ковальчук.

– А, так вы попросили не за "Курчатник", а за всех? – покачал головой Путин. – М-да…

Ливанов: про и контра

Дать учёным денег на исследования и обеспечить их квартирами – мало: надо потом оценить результат их исследований. А точнее – решение "поставленных вами, Владимир Владимирович, задач", как сказал гендиректор ВНИИ авиационных материалов Евгений Каблов.

– Повышение уровня и качества жизни, – начал Каблов перечислять задачи российской науки, как он их видит. – Воспитание народа в ментальности народа-победителя, гордости за свою родину. Укрепление обороноспособности Российской Федерации в целях обеспечения нашей независимости и территориальной целостности!

Поэтому оценку должны производить исключительно национальные экспертные центры.

– Невозможно представить себе ситуацию, чтобы анализ эффективности в такой деликатной и важной сфере, как наука, мог быть отдан на откуп иностранной компании, – подбирался Каблов, как сейчас выяснится, к главному. – А у нас, как ни странно, это произошло!

– Поясните, – перебил его президент. – Я не понял, что произошло.

– А вот сейчас я расскажу, – обрадовался академик. – По итогам конкурса Минобрнауки это право выиграла американская аудиторская компания "Прайс Вотер Хауз Куперс Рашиа Вэ Бэ". Стоимость работ – 90 миллионов…

– "Бэ" – что? – не понял Путин.

– А вот не знаю что! – обрадовался ещё больше академик Каблов. – "Рашиа Вэ Бэ".

Под смех в зале он продолжил: стоимость экспертизы – 90 миллионов рублей, срок исполнения – 90 дней.

– Двадцать лет назад за подобную информацию господин Сорос платил по 500 долларов каждому сообщившему, – дал он ремарку.

Главе Минобрнауки, отвечавшему за выбор этой самой "Вэ Бэ", слово дали много позже. Все, казалось, забыли о брошенном обвинении. Но не президент. Говорили о мегапроектах, о библиотеках и коллекциях, когда он вдруг, ни с того ни с сего, вернулся к американскому вопросу.

– Я не знаком с проблемой привлечения этой иностранной компании "Прайс Вотер Хаус Куперс Вэ Бэ", – наизусть повторил Путин. – Но уверен, что правительство исходило из того, что объективную оценку результатов исследований не могут давать сами исследователи. Да, пожалуйста, Дмитрий Викторович, – и он кивнул министру образования.

– Действительно, была выбрана по тендеру эта компания, – спокойно отозвался Ливанов. – Это российская компания, которая работает в российской юрисдикции. Но по международным стандартам. Нам было очень важно, чтобы те работы, которые мы будем вести, выполнялись по международным стандартам. Потому что нужно обеспечить именно международную конкурентоспособность наших исследователей. Поэтому я не могу признать упрёк, что это – не российская компания. Это российская компания, она обеспечит нам объективную картину того, как развивается наша научная сфера.

– Это "дочка" американской компании, да? – уточнил Путин.

– Да, и она работает по российским законам, – с улыбкой ответил Ливанов.

– Ну, ещё бы она работала по американским законам! –ухмыльнулся Путин. – Это было бы совсем уж запредельно.

И он озвучил решение, которое должно было, видимо, примирить стороны: надо "прислушаться к мнению коллег" и подумать, "как ситуацию направить в русло, которое бы и задачи решало, и не вызывало бы ненужных вопросов и опасений со стороны научного сообщества".

Оценки учёным

Но пока вопрос с экспертами не решён, оценки учёным ставят сами учёные. И практики, которым наука нужна не как нечто фундаментальное, а как прикладной инструмент, клянут "библиометрический подход", учитывающий число публикаций и индекс цитирования.

– Главными результатами научной деятельности должны стать открытия, патенты, полезные модели, промышленные образцы, государственные научно-технические программы, научные прогнозы, лицензионные соглашения, организация и участие в запуске высокотехнологичных производств, подготовка и переподготовка инженеров, – уверен практик Евгений Каблов. – Количество патентов и полезных моделей в стране – это её инновационный потенциал.

Он привёл статистику за позапрошлый год: в США было зарегистрировано 503 тысячи патентов, в Японии – 342 тысячи, Китай впервые обогнал Штаты и заявил о 526 тысячах патентов.

– Россия имеет 42 тысячи, – добавил Каблов. – Напомню, что в СССР в год выдавалось 300 тысяч авторских свидетельств.

Путина это озадачило. Он обвёл взглядом собравшихся, предлагая высказаться.

– Пожалуйста, Жорес Иванович, – остановил он взгляд на лауреате Нобелевской премии. – Как полупроводниковые структуры могут помочь в оценке научных организаций?

Академик Алфёров, который на этом же заседании говорил, что "наука всегда фундаментальна", потому что прикладное её значение может стать очевидным через многие годы, мнение насчёт практической полезности и патентов поддержал: дескать, публикации – это хорошо, но нужно уметь оценивать "просто реальные результаты на уровне мировых достижений".

– Хочу короткую заметку дать, – решил он привести пример из собственной биографии. – Когда я начинал исследования по полупроводниковым структурам, мой индекс цитирования был близок к нулю. Потом за эту работу были получены Ленинская и Нобелевская премии.

Центры коллективно-индивидуальные

К вопросу о ЦКП на заседании возвращались многократно. Говорили больше о том, какая это замечательная штука, когда уникальное и очень дорогое оборудование можно покупать для большого коллектива учёных. Но чем больше говорили, тем больше становилось ясно, что отнюдь не для большого и даже не всегда для коллектива.

Директор Эндокринологического научного центра Минздравсоцразвития РФ Иван Дедов пожаловался: ЦКП нужно содержать, а институтам, к которым они относятся, дают субсидии только на научные исследования и на зарплаты аспирантам.

– В субсидии не заложено, что я потрачу деньги на содержание ЦКП, а потом бесплатно предоставлю его для исследований другим институтам, – заметил он.

– То есть вы хотите каких-то денег на содержание ЦКП? – уточнил Путин.

– Конечно! – обрадовался Дедов.

– Вы видите какие-то сложности в корректировке? – обратился Путин к замминистра экономразвития Белоусову.

– Мы разберёмся, – туманно кивнул тот.

Опытом работы центров с коллегами с удовольствием поделился ректор СПбГУ Николай Кропачев.

– Они у нас не называются "коллективного пользования", этот статус присваивает министерство, и его имеет один центр из двадцати, – заметил он. – Но по сути дела – все наши центры являются центрами коллективного пользования.

Не имея федерального статуса, рассказал Кропачев, его центры приобретают оборудование совместно с Эрмитажем – для исследований исторических объектов, совместно с Курчатовским центром – для работ в области физики.

– То есть вместе – что-то одно, вместе – что-то другое, чтобы было более высокого качества? – уточнил Путин.

Кропачев подтвердил, поблагодарил за такую оценку, но продолжил о другом: существующие ЦКП непрозрачны, у многих даже на сайтах нет никакой информации, кроме телефонов. Чтобы добиться сотрудничества с ними, надо потратить месяцы! В то время как в Европе на то же самое требуются считаные дни. И для того, чтобы центры стали действительно центрами коллективного пользования, нужно, предложил Кропачев, разработать специальный нормативный акт. Который бы сделал прозрачность и открытость законом.

Сегодняшнюю недоступность ЦКП, их закрытость, Кропачев объясняет просто: они ориентированы на конкретных учёных, которые там работают постоянно.

– Когда создаются центры коллективного пользования, которые вертятся вокруг учёных, то эти учёные не готовы отдавать лабораторию, установки другим учёным, – считает он. – Это нормальное явление, я бы тоже так поступил. Но если сделать правилом то, что основная задача работающих там людей – предоставить оборудование другим, то ничего не поделаешь, придётся предоставить.

В отсутствие таких правил ему в СПбГУ пришлось решить проблему жёстко.

– Мне приходится запрещать получать доплаты за научно-публикационную активность тем, кто работает в ресурсных центрах, – рассказал он. – Потому что я понимаю: иначе туда придут учёные и закроют центр для внешнего пользователя.

Аккуратненько, но поработаем

Подводя итоги совещания с учёными, Путин пообещал, что всё сказанное будет учтено в поручениях, которые он даст правительству. Что именно будет записано в тех поручениях – не поделился. Но он не забыл про оценки для учёных…

– Министр продумает это. Конечно, национальный фактор оценки должен быть решающим. С привлечением, в том числе, специалистов из-за рубежа.

…упомянул и квартирный вопрос…

– Мы продвинулись в решении жилищной проблемы, хотя она, конечно, не решена. Я услышал всё, что было сказано. Мы поработаем над решением. Аккуратненько, но поработаем.

… и денежный:

– Сегодня зарплата в секторе исследований уже выше средней по экономике. Конечно, этого недостаточно. Будем последовательно идти к тому, чтобы к 2018 году доход в научной сфере составлял 200 процентов от средней зарплаты по экономике в конкретном регионе Российской Федерации. Это непростая задача, но она решаемая.

Следующее заседание совета, осеннее, будет посвящено фундаментальной науке.

Ирина Тумакова, "Фонтанка.ру"