О том, о чем запрещено говорить приличиями

Петербуржцы раздражены валом серьезных преступлений, совершаемых этническими группами. В эмоциях горожан - подтекст – раньше такого не было. Поэтому решил напечатать предельно непопулярное воспоминание. Меня поймут только взрослые с опытом. Хипстерам не советую. Так вот, при советской власти в центре Ленинграда применяли чудовищные методы. И ни одной строчки в прессе. Так что изучать историю по шумным процессам – последнее дело.

Мальцевский рынок при советской власти именовался Некрасовским. Незаметно и, как всегда для властей, волшебным образом к 1988 году он стал центром по торговле наркотиками. Более того, это приняли сразу и все. Нет, конечно, какие-то показатели оттуда вылезали. Типа, одна «палка» в неделю по хранению, но это было даже не для видимости. Случайный продукт наплевательства.

Моя группа работала по Невскому. А там пиковые, фартовые, беговые. Ни о каком переломе в атмосфере наживы и чистогана речи уже быть не могло. Мы просто контролировали наливающуюся всеми цветами вакханалию. Никакого закона, все на понятиях, на характерах. Либо тебя знают и уважают, либо ты показываешь удостоверение, и над тобой хохочут. Короче, хочешь прослыть за шута, руководствуйся должностными инструкциями.

На наркотики началась мода. Если до начала 80-х ими баловались лишь блатные, то теперь ширяться начали повально. Вот такой новый конец «Вишневого сада» - все уехали, а пьяные слуги рубят мебель.

Как всегда на ситуацию повлияла человеческая эмоция.

В центре появилась команда карманников из поселка Никольское. Всем от 11 до 13 лет. Заводилой был паренек по прозвищу Боцман (сегодня он уже отсидел раз шесть, продолжает ремесло и часто отдыхает в кофейне на углу Марата и Невского). Так вот, они все подсели на иглу. А это вам не экстази. Героин тогда добывали по-черному, на кухнях, из маковой соломки, привезенной с Закавказья.

Вскоре на одном из совещаний мы доходчиво и агрессивно объяснили, что такое термин "импотент" применительно к КПСС, милиции, не забыв туда вставить аббревиатуру КГБ. Начальник управления специальной службы милиции полковник КГБ Федотов нас услышал. Его тоже, наверное, зацепило подростками.

- Сможете поломать ситуацию на Некрасовском? – спросил он меня наедине.

- Если закроете глаза.

- На что? – уточнил он.

- На то, что мы будем творить.

- Даю неделю. С прокуратурой решу. Берегите себя, и еще, парни, я вам ничего такого не приказывал.

- Обижаете. – чуть не обиделся я.

На следующий день к Некрасовскому рынку подъехала машина «жигули», в которой находились: Дмитрий Воскобойников – мастер спорта по гребле, Сергей Березин – кандидат в мастера по гребле, Андрей Колпаков – мастер спорта по кик-боксингу и автор этих признательных показаний. Все оперуполномоченные уголовного розыска.

На рынке мы не увидели ничего нового. Хамство наркоторговцев тогда достигло таких вершин, что открыто между фруктами лежали упаковки шприцов, таблетки димедрола (снимает какие-то там последствия), ацетон (нужен для варки героина). А на ящиках с овощами стояли открытые коробки из-под обуви, в которых как патроны в патронтажах торчали маленькие фуфырики – аптечные баночки из-под марганцовки. В баночках и был раствор героина. Сама солома лежала в пакетах под прилавками.

Никто ничего скрывать не собирался. Торговали, не выходя из-за арбузов. Комическая деградация наркоподполья.

Понеслось.

Никогда такого не было в истории Ленинграда. Я интересовался. Хотя гордится особенно нечем.

Мы бегали прямо по прилавкам, поддавая все, что на них было положено, а заодно попадая в голову продавцам. Ни разу мы не сказали, кто такие. Просто засовывали пистолеты Макарова в рот, били ими в переносицы. Шприцы распаковывали и втыкали не скажу куда. Солому разбрасывали веерно, раствор прямо при ошалевших покупателях сливали в стаканы и вливали гостям города трех революций через сжатые зубы. Колпаков бил боковыми так, что к вечеру отмачивал кулаки и смазывал их вазелином. Нескольким машинам мы прокололи шины, парочке в двигатель насыпали сахара. Паспорта рвали, деньги поджигали, печатки срывали с пальцев с кожей и забрасывали через улицу Некрасова на проезжую часть, нескольких человек комочком засунули себе в салон, отвезли в Таврический садик и топили там в пруду.

При этом монтаже мы забыли цель монтажа. Диктатура темперамента.

Комиссарили мы предельно мало: «Поняли или не поняли?!»

Распад коммунизма вскрыл проблемы реализма.

- Почему нет солнца?

- Потому что ночь.

Когда устали очень, то остановили газон с патрульно-постовыми из Смольнинского РУВД, который притормозил и заворожено осматривался, набили туда человек под десять, отвезли себе в контору на Лиговский, 145, и там продолжили. Говорили побольше. Навряд ли нас приятно было слушать, даже тем, кто был за нас.

Один раз к нам в кабинеты заглянул полковник Федотов. Затянулся папиросой и дал указание: «Продолжайте беседовать с гражданами».

К ночи Димка, лежа на диване, закрыл глаза, помолчал и произнес: «Если лет по пять нам влепят, считай, повезло».

На следующий день мы навестили рынок вновь. Нас узнавали уже метров за пятьдесят до входа.

- Утреннюю гимнастику начинаем с ходьбы на месте, – огласил Сергей Березин с порога, и мы начали вновь.

Но уже в облегченном варианте. Сегодня этот бы вариант восприняли как экстремизм с особой цинизьмой.

К концу недели мы выдохлись. Аж на голенях шишки набили. Больно.

При этом репутацию огребли приличную. Наперсточники подходили, подносили зажигалки к нашим сигаретам и цокали языком, опера из других отделов показывали большой палец правой руки, но в помощники не набивались, а центровые встречали опасением, мол, вы не заблудитесь – галерка – не базар, а биржа.

Но ни одной жалобы в инстанции не поступило. Ни заявления, ни одной телефонограммы, хотя бы о припухлости верхней губы. Сами не ожидали такого понимания.

Чуть позже надзирающая прокурорша меня спрашивает, как сдюжили-то, ведь ни одного сигнала о нарушении социалистической законности.

- Агентурными подходами, разведбеседами. – ответил я.

Конечно, вал наркоты мы не остановили. Но демонстративное хамство поломали. Они вынесли всю дурь с территории рынка и попрятали по чердакам.

Мы настолько прикипели к этой теме, что втянулись. По утру, когда в центре было поспокойнее, объезжали переулки, прилегающие к Некрасовскому. Все просто: видишь южный человек, совершая проверочные движения, заходит в парадную, - за ним. Стоишь на первом этаже – не дышишь. Он спускается, ты ему правым боковым в голову. Раствор забираешь, его в кабинет. Там текст банальный: либо хватаешь с радостью хранение, либо мы пишем тебе покушение на сбыт.

Фирштейн? Гитлер капут.

Еще немного поднажали, и все наркоторговцы съехали с Некрасовского на рынок Дыбенко. Далее пусть разгребают другие.

К тому же мы получили еще и этнический урок. Мы же считали, что все они азербайджанцы, и в паспортах при СССР так было написано. А на прописку нам заглядывать было некогда.

Когда успокоились после упоения, то нам блатные разжевали, что все они из города Ленкорань. И не азербайджанцы, а талыши. То есть не тюрки, а иранцы. И переваливают они мак через горы последние лет так восемьсот.

Это я к зарисовке на «Фонтанке» о том, что «В Петербурге зафиксирована шамкирская честь».

И напоследок – неполиткорректное внимание: пару лет назад я зашел на Мальцевский рынок. Неожиданно со мной поздоровался мужчина лет так пятидесяти. И не потому, что он узнал мои щеки благодаря сюжетам по ТВ. Он произнес слова, чуть сжавшись. Он узнал меня, ему на миг почудилось, что сейчас начнется вновь.

Достоверность этого текста – в самих размышлениях. Мы вместе с Кавказом редко думаем над потенциальной энергией зла.

Евгений Вышенков,

замдиректора АЖУРа