Оркестр из «большой пятерки» и легендарный итальянец накрыли Петербург (фото)

Чикагский симфонический оркестр под управлением Риккардо Мути выступил в Большом зале Филармонии, собрав невероятное количество публики. Казалось, все меломаны города собрались, чтобы воочию убедиться – так ли хорош оркестр, как о нем рассказывают.

Американские оркестры высшей лиги – из так называемой «большой пятерки» (big five) – приезжают в Россию крайне редко. И каждое выступление их становится событием, поистине космического масштаба: событием, о котором очевидцы рассказывают детям и внукам. Старожилы Петербургской филармонии до сих пор из уст в уста передают воспоминания от концертов оркестра Нью-Йоркской филармонии, с Зубином Метой. Чикагский же симфонический – легендарный коллектив, за пульт которого в разные времена вставали такие статусные дирижеры, как Сергей Рахманинов, Фриц Райнер, сэр Георг Шолти, Даниэль Баренбойм и Пьер Булез – в последний раз посещал Россию в 1990 году. Пауза в 22 года была прервана лишь сейчас, в третьем тысячелетии. Совместными усилиями Госдепа США и Минкульта России, при участии МИДов обеих стран, удалось организовать дорогостоящие, но по-настоящему эффектные гастроли. Два выступления «чикагцев» в Москве и одно в Петербурге завершили программу «Американских сезонов в России» - громоподобными фейерверками «Космической одиссеи» Дмитрия Смирнова, томительным роскошеством симфонической поэмы Рихарда Штрауса «Смерть и просветление», и романтическими вопросами, взыскующими смысла бытия в Симфонии Сезара Франка.

В Петербург чикагский оркестр прибыл из Москвы на «Сапсане», и уже «на выдохе». Самые важные московские концерты отыграны, мастер-классы проведены, отзывы прессы - самые положительные. Стоит ли удивляться тому, что заявленную программу оркестр исполнил не то, чтобы халтурно – но далеко не так идеально, как должен был бы сыграть оркестр такого высокого класса. Не так, как мы вправе были ожидать от него.

Не было проведено даже акустической репетиции: хотя в Москве состоялись две полноценных, перед концертами. В результате, звучность оркестра, при всем уважении к ее элегантной мощи, показалась несколько чрезмерной для Большого зала. Риккардо Мути этого словно не замечал; он возвышался на подиуме – прямая спина, гордо поднятая голова, чеканный профиль – и вздымал оркестр на дыбы, взвихривал струнные, открывал все шлюзы для извержения возбужденной меди. Избыточное богатство звука и тембров заполонило пространство, так, что чудилось: зал сейчас лопнет от вулканических крещендо и запредельных форте.

Спору нет, оркестр великолепный. В нем чувствуется порода и стать; насыщенное звучание струнных не знает пределов. Могучие развороты огромного оркестрового механизма, повинующегося мельчайшему манию руки дирижера, по чистоте, слаженности и реактивной легкости сродни маневренности новейших боевых машин. Каждый солист оркестра – личность: это придает игре «чикагцев» свободу и спонтанность, которая лишь поощряется главным дирижером.

Риккардо Мути, один из самых знаменитых и авторитетных дирижеров нашего времени, возглавляет оркестр с 2010 года. После скандального ухода из La Scala (оперный оркестр и дирижер выразили взаимное недовольство друг другом) Мути долго не соглашался брать «под руку» статусный оркестр. Он дирижировал оперными спектаклями в Равенне, на фестивале, которым руководит его жена; создал молодежный оркестр имени Керубини – года три назад оркестр приезжал в обе столицы, и, вместе с Мути и молодыми итальянскими солистами, исполнял оперу Доницетти «Дон Паскуале».

Заняться Мути было чем: несколько лет кряду он возглавлял в Зальцбурге фестиваль Троицы, покуда не передал бразды правления Чечилии Бартоли ( с этого года). Увлекся операми 18 века, написанными композиторами неаполитанской школы – Мути сам родом из Неаполя. К слову, маэстро очень неплохо владеет гибко-пружинной, барочной манерой дирижирования, хотя имеет репутацию дирижера, ориентированного на классико-романтический репертуар: Верди, Берлиоз, Штраус. В общем, Мути открыт новому, может менять манеру и применять свой талант в самых разных стилевых направлениях.

За прошедшие два года, что Мути руководит чикагским оркестром, он успел получить премию Grammy за запись «Реквиема» Верди. В этой записи, между прочим, спела «звездная пара» питерских солистов – Ольга Бородина и Ильдар Абдразаков.

Кроме того, начиная с середины «нулевых», позиция Мути на крупнейшем в Европе Зальцбургском летнем фестивале становится ключевой: он – главный ньюсмейкер, регулярно выступающий с Венскими филармониками, он дирижирует главными оперными постановками. Не забуду никогда, как точно и деликатно, скупясь на размашистые жесты, он исполнил «Немецкий Реквием» Брамса в Фестшпильхаусе, посвятил его памяти Караяна, и попросил публику не хлопать после концерта. Как волшебно звучал его Моцарт в «Волшебной флейте»; как прозрачно и воздушно провел он в Зальцбурге «Орфея и Эвридику» Глюка, демонстрируя, чудеса перфектного, корректного и интеллигентного исполнения. В Зальцбурге у Мути – иное амплуа: тонкого, внимательного, интеллектуального дирижера, чей неаполитанский, взрывной темперамент тлеет под утонченной европейской оболочкой австро-немецкой выделки.

Иным предстал Мути перед российской публикой. Он сделал ставку на броский жест, эффектность подачи, динамические контрасты. Живет в нем это природное шоуменство, неподдельная южная страсть и позерство, которые он пускает в ход тогда и там, где и когда сочтет это уместным. Видимо, маэстро посчитал, что для русской аудитории такая манера ближе и понятней. Он насытил высокопарной риторикой не только увертюру Смирнова – в этой музыке есть к тому основания, – но и мятущуюся Симфонию ре-минор Франка. Щеголял картинными поворотами корпуса, улыбался, жестикулировал – все это были сигналы, адресованные не оркестру – но залу. Оркестр сыграл бы и без этого, ему достаточно скупого, сдержанного показа.

На мой вкус, тоньше всего чикагцы сыграли поэму Штрауса: серьезная тема смерти и жизни требовала проникновенного тона, глубокого и сдержанного. Увертюра Смирнова – автора, некогда преданного анафеме с трибуны Всесоюзного съезда композиторов в Колонном зале Дома Союзов (докладчиком был Тихон Хренников) – на поверку оказалось сочинением довольно бессодержательным и трескучим. Странно, что именно его выбрал Мути из восьми предложенных ему опусов. Однако же выбор покажется куда менее странным, если вспомнить, как Мути представляет себе русскую ментальность.

Хорошо уже то, что американский оркестр и его руководитель посчитали обязательным для себя исполнить на российских гастролях пьесу ныне живущего русского автора. И, к слову сказать, в репертуаре каждого американского оркестра существует обязательная квота на исполнение современных американских композиторов. К примеру, два штатных композитора оркестра – Мейсон Бейтс и Анна Клайн – курируют в Chicago Symphony серию концертов современной музыки MusicNow. Излишне говорить, как стимулировало бы отечественное композиторское творчество подобная практика в наших российских оркестрах.

Гюляра Садых-заде, «Фонтанка.ру»
Фотографии: Тодд Розенберг