О литературе с Виктором Топоровым: Страхуйдет! (фото)

Одним из теневых фаворитов «Нацбеста» безусловно является сорокалетний москвич Роман Сенчин с романом «Информация». Два года назад его «Ёлтышевы» чуть не взяли все главные премии года – и сейчас, задним числом, понимаешь, что есть высшая справедливость в том, что эта книга о судьбе библейского Иова (или, вернее, конечно, милицейского Иова) так и не была в итоге удостоена ни одной из них. Тут уж, как говорится, или-или: или Иов, или премия!

Судьба Иова уготована, впрочем, и главному герою «Информации»: тридцатилетней интеллектуальной лимите, яппи и хипстеру, белому воротничку, офисной крысе (а сегодня сказали бы, хомячку с Болотной), медиабайеру – выдумают же словечко, не говоря уж о самой профессии, - налаженная и обустроенная жизнь этого человека (который, к тому же, далеко не духless, хотя и смахивает на памятного минаевского персонажа) внезапно идет вразнос: пусть и не с самого верху, но зато до самого конца.

Поймав не больно-то любимую жену на супружеской измене, он уходит из дому (со съемной квартиры) – и словно бы попадает в иной мир, где всё идет (персонально для него) вкривь и вкось. Вспоминается классика жанра – роман (и фильм) «Костры тщеславия»: преуспевающий житель Нью-Йорка по рассеянности пропускает нужную ему дорожную развязку, заезжает в трущобы, подвергается ограблению (или его имитации), запаниковав, совершает наезд, - а потом его ловят, судят, разоряют, все, включая жену и любовницу (а точнее, начиная с них), от него отворачиваются, и т.д.

Вот ровно то же самое – только с поправкой на вдвойне дикие местные нравы (хоть в Москве, хоть в Иркутске, хоть в Азербайджане) и со специфически сенчинским усугублением - происходит и с героем «Информации». Пересказывать не буду и начинать; почитайте сами – в общем-то интересно и не то, что духоподъемно, но как-то, знаете, утешительно. А почему, интересно, этот рассказ о нарастающих ужасах быта и всевозрастающем ужасе бытия утешителен? Подумаем вместе.

Мнения о творчестве Сенчина очень сильно разнятся. Любители изысканного художественного письма, в старину именовавшегося изящной словесностью, его в грош не ставят. Для них он убогий соцреалист, верный продолжатель дела своего столь же бездарного учителя по безусловно бездарному Литинституту. Ну, и далее по списку: литературная лимита, совок, мурло, быдло – I have no doubt you know this line.

Для товарищей по «литературной лимите» (а в какой-то мере и для себя самого) Сенчин - один из двух или трех главных и, соответственно, наиболее талантливых «новых реалистов» (наравне с Захаром Прилепиным и лишь чуть впереди Сергея Шаргунова): он пишет то, что видит, и пишет как дышит, - а что выходят из-под его пера одни свинцовые мерзости жизни, то тут уж неча кривой общественной роже пенять на «беспросветное» сенчинское зеркало.

Кстати, в романе «Информация» все или почти все «новые реалисты» изображены вполне узнаваемо, а в одну из «реалисток» - Василину Орлову, выведенную здесь под именем Ангелина, главный герой даже влюбляется, правда, безуспешно. Введено в роман и ироническое камео: сумрачный, как его проза и как его служба в «Литературной России» на двенадцати тысячах рублей в месяц, большой любитель выпить писатель Олег Свечин. Друг и наперсник главного героя.

Есть, однако, и третья точка зрения на Сенчина. Первым ее высказал Вадим Левенталь, а затем, с известными оговорками, поддержал я. По Левенталю, Сенчин вполне себе одаренный писатель, вот только никакой не реалист, а, наоборот, - декадент, какие жили сто лет назад, и не зря один из них – Леонид Андреев (про которого Лев Толстой сказал: «Он пугает, а мне не страшно») – любимый прозаик автора «Ёлтышевых» и «Информации». Более того, один из рассказов Сенчина – о групповом изнасиловании студентами техникума своей сокурсницы – вообще списан с леонид-андреевской «Бездны».

То есть, описывая ужасы жизни – и проделывая это с уже упомянутым выше усугублением, - Сенчин на самом деле решает отнюдь не этическую (чтобы жизнь стала лучше), а сугубо эстетическую задачу – чтобы читатель непременно ужаснулся. И как начал ужасаться, так и заужасался бы до самого конца. Именно этого эффекта, кстати, добивался и Леонид Андреев.

Сейчас, прочитав «Информацию» и, в особенности, вдумавшись в образ Олега Свечина, я, пожалуй, еще раз уточню позицию. То есть Сенчин, конечно же, пугает – и старается запугать – читателя. И, конечно, он видит в этом специальную художественную задачу. Но прежде всего писатель пугает и старается запугать самого себя. В сугубо терапевтических целях. Потому что жизнь – как вологодский конвой – шуток не любит. Шаг влево и шаг вправо приравниваются к побегу. Вот и Сенчин понимает: шаг влево или шаг вправо – и его самого непременно пристрелят. И чтобы этого не произошло, пишет роман за романом о сошедших с тропы и погибших под пулями на обочине.

Роман Сенчин – или вот Олег Свечин в романе «Информация», - что называется, рос и пустил корни. У него (у них обоих) жена, двое детей, квартира (жены) в Москве, скромная литературная служба, вялотекущая литературная жизнь во всяких там «ОГИ-ПОМОГИ- БЕЗ-НОГИ», муки и радости творчества, плюс до кучи некий музыкальный ансамбль…

А ведь можно было жить на съемной, работать на хипстерской, ездить на дорогущей, пить-есть в модных, водить к себе несовершеннолетних и угощать их чилийским красным и колумбийским белым, - но с тем, чтобы со всей неизбежностью околеть потом под забором (роман «Информация»).

А можно было нигде не учиться, никуда не стремиться, работать где-нибудь в районном вытрезвителе, скромно обирая и беспощадно избивая пьяных, - но кончить всё равно под забором… Ведь жизнь - как вологодский конвой, и шуток она не шутит: шаг влево и шаг вправо приравниваются к побегу (роман «Ёлтышевы»).

Критика «Информацию» в основном поругивает. Галина Юзефович указывает на фактические неточности в описании хипстерской жизни. Лев Данилкин сигнализирует об исчерпанности темы и, взывая к писателю, требует от него перемен. А мне вот интересно – какой такой смертельной опасности, изображенной и описанной со всегдашним сенчинским усугублением, - писатель постарается избежать на роковом примере героя в своем следующем романе?

Виктор Топоров, специально для «Фонтанки.ру»