О литературе с Виктором Топоровым: Книга брюзжания Дмитрия Губина (фото)

Обсуждая в ночном эфире 100ТВ с тамошним ведущим Никитой Елисеевым и героиней моего недавнего очерка Ольгой Погодиной (роман «Адамово яблоко», припоминаете?) литературные премии, я услышал в рекламной, что в петербургском издательстве «Лимбус Пресс» только что вышла книга эссеистики и колумнистики нашего полузнаменитого полуземляка Дмитрия Губина «Записки брюзги, или Какими мы (не) будем» - и немедленно раздобыл ее в издательстве.

Немедленно – то есть не дожидаясь того, когда ее преподнесет мне сам автор. Потому что в «Лимбусе», если что, мне по старой дружбе простят, а вот Губин – едва ли; знакомы мы с ним лет двадцать и при встречах общаемся весьма мило, но нельзя сказать, что хотя бы приятельствуем. Добрые знакомцы и в известной мере коллеги – но никак не более того… И дело тут вовсе не только в разнице во взглядах (а взгляды у нас с Губиным на происходящее в стране и в мире едва ли не прямо противоположные), а просто люди мы с ним слишком уж разные: ему нравится водить большие джипы, а мне – провожать их полным слегка презрительного равнодушия взглядом. У меня немало пороков, у Димы, думаю, тоже, - но и пороки у нас наверняка разные.

Книга «Записки брюзги» меня поначалу чуть было не отпугнула двойной порцией восторгов на «спинке». Дмитрием Губиным и его книгой здесь восторгаются двое тезок – Дмитрий Быков и Дмитрий Дибров, - так сказать (хотя можно сказать и наоборот), ростовский «телеидиот» и московский телеумник. Тягостные предчувствия усилились, стоило мне ознакомиться с издательской аннотацией: «Книга журналиста Дмитрия Губина – это сборник статей, написанных им за последние годы. /…/ Никогда прежде статьи Дмитрия Губина не сводились вместе под одной обложкой, что удивительно, учитывая яркость стиля, глубину анализа и широту интересов этого незаурядного публициста. Удивительно и то, что его эссе со временем не теряют актуальности»… Не знаю, кто составлял эту аннотацию (редактор книги, должно быть), - однако угрызениями совести этот человек определенно терзался: отсюда и его слова про то, что эссе Губина не теряют актуальности со временем… Дело в том, что перед нами выпущенный в конце 2011 года сборник статей не за последние годы, а за предпоследние – самая ранняя из них датирована 2003 годом, самая свежая – 2008-м. А не помните ли вы некоей шутки насчет того, какой свежесть бывает, а какой не бывает?

О Губине читатель впервые узнал четверть века назад по ярким публикациям в перестроечном «Огоньке». Их было двое на тамошнем челне - то есть было их много, но блистали из них только двое: юный Владимир Яковлев (сын Егора Яковлева, будущий основатель «Коммерсанта» и до самого недавнего времени главный редактор прохоровского «Сноба») изобличал люберецкую шпану, а юный Дмитрий Губин (происхождения демократически-неопределенного; в дальнейшем главный редактор много чего – я, скажем, впервые застал его в «Пульсе») – ленинградское общество «Память»… Ну, как выяснилось несколько позже, люберецкую шпану Яковлев-младший просто-напросто выдумал (положив тем самым начало отечественной желтой прессе), но и общество «Память» рассосалось с какой-то подозрительной легкостью и стремительностью – и не факт, что существовало вовсе. Но вторая половина 1980-х была в нашей стране периодом очистительного хоррора: хоррор – главным образом про «совок» - придумывали журналисты и публицисты, на ходу становясь депутатами и магнатами, ну, а на очистительное воздействие этого хоррора оставалось только надеяться…

1990-ые были годами куда более диверсифицированного вранья: одни обещали вам две «Волги» на ваучер, другие (хотя в каком-то смысле те же самые) – 300 % годовых по рублевым вкладам, третьи (и с первыми, и со вторыми они состояли, как правило, в неафишируемом родстве) – предлагали нарастить вам на 10 см (или до 10 см) пенис, избавить от мигрени, плоскостопия, кариеса и сглаза за один сеанс, разместить вас на отдых по системе таймшера и растаможить вашу подержанную иномарку, пригнанную из Латвии, за смешные даже для вас деньги. И первые, и вторые, и третьи «всей оравой, гурьбой и гуртом» (Осип Мандельштам) призывали голосовать за Ельцина и стоять за реформы до победного конца и – на уровне публицистики – источали «социальный оптимизм». Строго говоря, я не знаю, кто изобрел этот термин – Дмитрий Губин или его частый тогда соавтор Лев Лурье, - но, скажем, они оба предлагали очистить исторический центр Петербурга от коммунальных квартир (выселив на окраины или в пригороды их обитателей) и заселить его «социальными оптимистами». Отзвуки тогдашних мечтаний (во многом сбывшихся, но в чем-то и не сбывшихся) можно найти и в рецензируемой книге.

Однако вошедшие в нее эссе написаны уже в нулевые годы – и тон, соответственно, совершенно иной. «Социальный оптимизм» ушел то ли в воспоминания, то ли в подсознание; жизнь, разумеется, удалась, но и сама эта роза (тем более, роза поздняя!) оказалась не без шипов. Возникло непреодолимое желание побрюзжать – и возникло оно не у одного только Губина. Кокетливым брюзжанием назвал я еще восемь лет стиль, в котором работали – и весьма успешно работали – наши земляки Самуил Лурье (не путать со Львом Лурье) и Дмитрий Циликин. На дворе стоял 2003 год, которым как раз и датированы самые ранние из «Записок брюзги» Дмитрия Губина, включенных в одноименную книгу… Что ж, прочитав ее насквозь, не без удивления, переходящего в восхищение, констатирую: где пройдет Дима Губин, никакому Лурье уже делать нечего. Никакому – в смысле ни тому, ни другому, ни даже Циликину. Потому что кокетливое брюзжание Губина по-прежнему «социально оптимистично», потому что и брюзжит наш полуземляк с безошибочно узнаваемым пионерским задором. Ох, был Дима в детстве председателем совета отряда, а то и дружины, - ох, был!

Суха теория, мой друг? Суха, но Древо Брюзжания вечно зеленеет. И зеленеет оно, например, так:

«Если хотите жить – лично вы – забудьте про это дерьмо. Старость нельзя уважать, ибо уважения заслуживает лишь действие или, точнее, его результат, старость же есть отсутствие изменений. Уважать можно лишь тех, кто с возрастом не остановился, но и это не повод уступать место в метро. Развал СССР был самым высокоморальным моментом в его истории, когда каждый бросил свой труд на весы мира и стал получать действительно по результату, - а не по стоянию в очереди. Прошлое перестало существовать. О, вот вам катарсис с пением ангелов: начни жить с нуля, доказывай себе, стране, веку, небу, что эта планета, время, страна – твои!» (стр.79 – из 473 точно таких же).

Такое вот брюзжание (кокетливое). И такой вот задор (пионерский). По формуле «два в одном» это называется - принципиальная гражданская позиция. Если за истекшие меж тем нулевые и уже начавшиеся десятые наш Брюзга не изменил ее (а ведь божьи мельницы мелют медленно), то ему с такими взглядами прямая дорога – в предвыборный штаб Михаила Прохорова. Да и книгу «Записки…» неплохо бы допечатать с нынешних двух тысяч экземпляров, допустим, до двух миллионов, - по числу тех, кто за олигарха в президентской гонке подпишется.

Виктор Топоров, специально для «Фонтанки.ру»