«Телохранитель»: Отступники (фото)

16 февраля 2011, 07:00 718

О дебютанте в кинорежиссуре Уильяме Монахане принято прежде всего вспоминать, что он – оскароносный сценарист «Отступников» Мартина Скорсезе. Хотя не лишним было бы вспомнить и о том, что он же – сценарист провального «Царства Небесного» Ридли Скотта. Кажется, что человек, с чьим сценарием однажды сотворили такое, рано или поздно должен сам взяться за камеру. Во всяком случае, Монахан так и сделал.

В «Телохранителе» «отступников», как водится, двое. Гарри Митчелл, отсидевший три года в тюрьме за «мужские разборки» бывший крутой гангстер, а «теперь просто безработный» (Колин Фаррелл), и Шарлотта – молодая актриса, «самая насилуемая женщина в кино за исключением Моники Беллуччи» (Кира Найтли). Митч не поддается на уговоры и угрозы «плохих парней» и их ужасного-преужасного босса (Рэй Уинстон), не желая вновь становиться преступником. Шарлотта замучена набегами отвратительных папарацци, у нее нервный срыв, она не в состоянии выйти из дома, и на взлете карьеры отказывается сниматься в кино. «Она слишком серьезно относится к актерской игре, поэтому профессией не занимается», – говорит о ней Джордан, помощник, актер, продюсер, приживал и мажордом (неподражаемый Дэвид Тьюлис). Шарлотта отказывается играть, Митч отказывается стрелять – он тоже «слишком серьезно» относится к своей профессии.

А одна из них не опаснее другой: актриса вроде бы не гангстер, и взявшие в осаду ее дом в Холланд-парке папарацци всего лишь без устали щелкают фотоаппаратами и кричат мерзости в адрес беззащитной дивы, но среди них есть один, как раз тихий такой – с физиономией Марка Чэпмена, убийцы Леннона. Бесчисленные плакаты с прелестным лицом Найтли, развешанные по всему Лондону, выглядят не данью народной любви ее актерскому таланту, а объявленной охотой на человека: «Найти живой или мертвой» (дебютант Монахан постарается и соорудит эффектный кадр, в котором лицо на плакате расплывается в грязной луже под ногами прохожих). Характерно, что и гангстер вроде бы не актер, но, в конце концов, за Митчем ведь тоже устроили погоню всего-навсего настойчивые поклонники его криминального таланта. Однако герой, становясь нос к носу с бушующим Уинстоном, из последних сил выгрызает себе право на частную жизнь. Безработный гангстер оказывается телохранителем актрисы. У отступников большая взаимовыручка.

И вроде бы дальнейшее вполне предсказуемо: и то, что герои влюбятся друг в друга, и то, что решатся на побег, и то, что один из пообещавших «я буду там» там не окажется, поскольку будет как раз лежать в луже собственной крови (появившийся в одной из первых сцен нож с вылетающим лезвием непременно должен появиться и в последней, вернувшись к владельцу) – всё это не более и не менее как родовые приметы жанровой структуры. А некоторая порывистая кровожадность и циничная мрачность атмосферы (то и дело нарушаемая какой-нибудь отъявленно комической репликой) – так это всё тот же нуар с поправкой на город и век (плюс некоторое влияние елизаветинской и якобианской драматургии, на которой Монахан специализировался в университете). И если кому-то не хватило в фильме эффектного мордобоя и хеппи-энда (с финальным спасением в последнюю минуту и сакраментальным диалогом: «Почему ты так долго?» – «Прости, детка, ужасные пробки!»), зато он был вознагражден множеством «лишних» деталей и режиссерских ходов – вроде бы не обязательных, но делающих проходного «Телохранителя» (которого пришли посмотреть те, кто не досмотрел лав-стори с Уитни Хьюстон и Кевином Костнером) великолепным «London Boulevard» – «Лондонским бульваром» (как и называется в оригинале фильм, который на самом деле был показан).

Митчелл, молодой человек с ранней сединой, выходит из тюрьмы, оглядывается по сторонам и не узнает города. Он «пропустил чемпионат мира» (по футболу, разумеется), он не только не хочет, но, пожалуй, что не слишком и умеет пользоваться мобильным телефоном, он просидел три года, а кажется, что гораздо больше, и его реакции выглядели бы вызывающе старомодно, даже если бы саундтреком к фильму не звучали хиты 60-х. Митч – такой же винтаж, как и туфли Шарлотты. Половину отпущенного ему на свободе времени он посвящает мести за бомжа, убитого под лондонским мостом, а мертвых злодеев топит в шлюзах, согласно заветам Чарлза Диккенса. В тюрьме Митч читал Рильке, зато Шарлотта пишет картины и не прочь поболтать об экзистенциализме, парижской интеллектуальной богеме, курящей Gauloises, а также о том, что героиня в кино нужна только для самоопределения героя. Ее герой сидит, смотрит влюбленными глазами и потихоньку самоопределяется. Они знают много лишнего, как сказано у классика.

Несомненная заслуга Монахана в том, что избыточный артистизм в его фильме не выглядит орнаментальным, напротив – он-то и составляет суть «Лондонского бульвара». Как бы ни пыжился местный криминальный босс, он – на периферии сюжета. В центре – само воплощение артистизма как такового, Джордан, герой Дэвида Тьюлиса. Он вальяжен, обкурен, потрепан, прелестен и несносен, а за ленивой манерностью даже самый опытный глаз не различит мгновенную готовность к драке. «И только попробуй сказать: “Не верю!”» – с мрачным сладострастием, понятным только посвященным, произносит Тьюлис, целясь из пистолета прямо в зрителей. Ну как тут не поверишь?

Недаром единственным итогом фильма становится актриса, готовая к съемкам (Шарлотта все-таки совершила свой побег). Да и у Митча был-таки пусть один, но роскошный проезд в открытом черном автомобиле под «Heart Full of Soul» незабвенных The Yardbirds (в соответствующей ностальгической джеймс-бондовской раскадровке). Финал фильма Уильяма Монахана не обещает ни счастья, ни свободы (о которой так много говорили герои) – только кино. Пожалуй, именно такие дебюты и называются «многообещающими».