Красота спасет фильм: «Солт» Филипа Нойса (фото)

30 июля 2010, 15:25 4 795

Фильм изначально задумывался не для Джоли; роль агента ЦРУ по фамилии Солт, которого подозревают в шпионаже в пользу русских, сперва предложили Тому Крузу. Тот отказался — и правильно сделал. Не только потому, что роль досталась Джоли. Но и потому ещё, что «Солт» с Крузом в главной роли был бы обречён на неплохие кассовые сборы в первые два уик-энда, брюзжание рецензентов в первый месяц — и тотальное забвение сразу после того.

У слова «звезда», которым ныне пользуются так широко и так бездумно, применяя абы к кому, на самом деле очень чёткое — и очень узкое значение. Популярность звездой ещё не делает: она преходяща и случайна. Гонорары «звёздность» не гарантируют: это результат договорённости продюсеров с агентами, а и тем, и другим свойственно ошибаться, да ещё как. Даже качество игры совсем не обязательно влияет на звёздный статус: скажем, Гарбо или Монро были актрисами весьма средними. Однако есть всё же несколько безошибочных примет, которые вкупе свидетельствуют о том самом «звёздном качестве». Некоторые из них столь сложны, что их впору числить по разряду «алхимии» (что, впрочем, не отменяет возможность их изучения). А некоторые — просты и скучны. Например, способность одним лишь своим присутствием сделать проходной, невзрачный фильм событием.

С этой точки зрения фильм Филипа Нойса «Солт» — отличное подтерждение тому, что Анджелина Джоли — звезда подлинная. Не пафосное дитя таблоидов и пресс-релизов, не гламурный идол, по случаю избравший себе полем деятельности голливудские павильоны. Но существо, обладающее способностью влюбить в себя кинокамеру — особу прихотливую и капризную. Настоящую нежность которой не спутаешь.

За вычетом Джоли «Солт» — средненький боевик, сделанный хоть и не без выдумки, зато даже без тени таланта. Нарочито запутанный сюжет про двойных агентов изобилует логическими прорехами, трюки добротны, но тяжеловесны, кастинг на второплановые роли почти провален — за понятным исключением Даниэля Ольбрыхского, которому здесь делать нечего.

Детали же подчас и вовсе смехотворны: чего стоит одна только печатка в форме гвардейского значка, которую носит на пальце русский суперразведчик и которую, словно папский перстень, лобызают малолетние воспитанники его секретной школы. И это не ироническая стилизация, как, например, в «Первом отряде»; это всего лишь явный признак режиссерской безвкусицы и равнодушия к «экзотической» (то бишь любой заграничной) фактуре, типичных для поточных голливудских поделок класса «B» и ниже.

На то, чтобы избежать подобных казусов, много труда — в нынешнюю-то эпоху открытых границ — не требуется: можно вспомнить хотя бы, насколько достоверной была Москва в «Превосходстве Борна». Не говоря уже о «Вавилоне нашей эры» Матьё Кассовица, боевике вообще-то фантазийном и антиутопическом, где могучий славянский бугай в исполнении Вина Дизеля носил на руке наколку «СЛОН». Многие ли в России всё ещё помнят, что эта аббревиатура означает «Соловецкие лагеря особого назначения»? А вот Кассовиц откуда-то помнит. Наверное, точность фактуры — это всё-таки сегодня не так уж сложно. Если вообще об этом задумываться. Но Филипу Нойсу всё невдомек и всё нипочем. Снимает, как дышит. А в дыхательном процессе мозговые функции не задействованы.

Так вот, присутствие Анджелины Джоли все это отменяет. Не то чтобы она сыграла, как Кэтрин Хэпберн, и придала происходящему какой-то особый глубокий смысл, за который можно простить всю режиссерскую дурь. Просто даже в таком расчетливом, брутальном и непритязательном жанре, как шпионский боевик, кинематограф все равно остается себе верен и, будучи искусством визуальным, взыскует пластического совершенства. Иные режиссеры, вроде Джона Ву или Брайана де Пальмы, привносят его туда сами — рисунком мизансцен, работой с монтажными ритмами, умно организованной игрой света и цвета… В фильме Нойса эту функцию берёт на себя Джоли. Движение глаз и тела, джазово синкопированный ритм дыхания, вытанцованные драки и погони, — Джоли, ведóмая инстинктом подлинной звезды, организует фильм в фильме, хороший — в плохом, и первый заслоняет собою второй. Дело не в красоте, не в эффектности, не в актёрском понимании (или, того страшнее, проживании) происходящего; дело в кинематографичности существования. Графический росчерк поверх разбивающихся всмятку машин и пыжащихся щекастых горе-црушников, сделанный золотым пером и без глупых завитушек; всё прочее здесь — из картона, одна она — из целлулоида.