О литературе с Виктором Топоровым: Страх и ненависть в «Амфоре» (фото)

18 июля исполнилось бы 73 года Хантеру Томпсону – автору «Ангелов ада» и «Страха и ненависти в Лас-Вегасе» (а также - страха и ненависти во многих других местах), ведущему автору журнала «Роллинг стоун», отцу-основателю и до сих пор никем не превзойденному представителю «гонзо»-журналистики. Юбилей, конечно, сомнительный.

Как, впрочем, и другой – пяти-с-половино-летний: 20 февраля 2005 года не пожелавший смириться со старческими ограничениями и болезнями 67-летний бузотер покончил с собой, выстрелив себе в голову из ружья.

Третий информационный повод – выход в петербургской «Амфоре» мемориальной книги Яна Веннера и Корна Сеймура (с предисловием Джонни Деппа) «Gonzo. Жизнь Хантера Томпсона. Биография и высказывания» - и послужит отправной точкой для наших размышлений. Кстати, отмечу сразу же, что книга эта - 2007 года – переведена на русский (Ю.А.Балаяном) не только оперативно, но и хорошо, что, увы, случается далеко не всегда.

В предыдущем абзаце, вкратце перечислив часть литературных и жизнетворческих достижений Хантера Томпсона и пропустив многие из них – чего стоит, скажем, локальная революция, устроенная под его предводительством съехавшимися со всей Америки хиппарями-щестидесятниками в жалком колорадском городишке (революция, в ходе которой свергли мэра, судью и шерифа и практически легализовали наркотики), или участие тридцатилетнего скандального журналиста в президентской кампании демократа Макговерна, - я сознательно обошелся без расхожего словечка «культовый», хотя к нашему герою оно, разумеется, применимо как к никому другому.

Дело в том, что Хантер Томпсон исповедовал своего рода культ культовости: ничто, кроме нее, его, строго говоря, не интересовало – или, вернее, ничто, кроме нее, не имело для него значения. Чрезвычайно рано (в двадцать с небольшим, а в родном городе – даже раньше) став культовой фигурой, он на протяжении еще чуть ли не полувека постоянно подтверждал (причем с усугублением) культовый статус – сам, к примеру, выйдя на Джонни Деппа с предложением «сыграть меня» в тот момент, когда никто, кроме Томпсона, еще не помышлял об экранизации «Страха и ненависти в Лас-Вегасе» (экранизации, впоследствие ставшей – и как раз во многом благодаря Джонни Деппу – именно что культовой).

В фильме есть эпизод, когда героям-торчкам кажется, будто животные на обеденных блюдах внезапно оживают и принимаются истекать кровью. Эпизод имеет реальную подоплеку: придя на званый обед к долларовому миллиардеру (в 1960-ые(!) - то есть к одному из трех самых богатых людей Америки), Томпсон, исхитрившись, скормил и хозяину, и гостям такие «колеса», что, когда в залу внесли целиком зажаренного теленка, всем стало дурно. Нам показалось, записала мемуаристка, будто из ростбифа ударила живая кровь.

Безбашенность Томпсона отнюдь не была безграничной. Скажем, он был вполне способен вытащить из супружеской спальни и поджечь во дворе кровать – на радость опившимся и обкурившимся гостям. Но когда один из них принялся палить в импровизированный костер из ручного пулемета, поджигатель счел такую резкость чрезмерной.

Томпсона регулярно били и пару раз чудом не забили до смерти. От кредиторов он прятался, если они были бедны, и смеялся им в лицо, если они были богаты. Во «внедренных репортажах» регулярно преувеличивал, а то и просто-напросто наплетал по три короба. Молодым авторам, регулярно отправлявшим ему стихи, разослал однажды издевательский меморандум, но когда один из них, разъярившись, подал на него в суд, судья не принял дело и робко попросил разрешения скопировать меморандум себе на память.

Книга (один из соавторов – основатель и главный редактор «Роллинг стоун») смонтирована в хорошо известной нашему читателю манере перебивающих и дополняющих друг друга свидетельств. Так писал – для той же «Амфоры» - Илья Стогов; писал с переменным успехом и, безусловно, с оглядкой на традицию «нового журнализма», предтечей которого со своей «гонзо»-журналистикой как раз и был Хантер Томпсон.

С ним мы, похоже, в целом разобрались; остается разобраться с «гонзо»-журналистикой, да и вообще с несколько загадочным словом «гонзо». В книге приведено несколько объяснений; мне больше всего понравилось то, которое дал сам Томпсон. «Гонзо», - пояснил он, - это слово из чикагского слэнга. Так в тамошних пивных называют человека, который сидит ровно, когда все остальные уже упали мордой в салат.

Или лицом в торт? Есть ведь и отечественная шутка: слабый человек падает мордой в салат, а сильный – лицом в торт.

Стыдиться этого – в бытовом смысле – нечего.

А в экзистенциальном – этого можно избежать, выстрелив себе в голову.


Мы подчас воспринимаем США чересчур примитивно – как страну протестантской этики и унылого прагматизма: потомки голландских переселенцев, высадившихся в Новой Англии, Нью-Йорк, некогда бывший Новым Амстердамом, и т.д. ... Но Америка никогда не достигла бы нынешнего могущества (да и нынешнего величия тоже), не броди по ее жилам искра некоего священного безумья – священного и саморазрушительного.

Эдгар По, Генри Дэвид Торо – и сто лет спустя Кен Кизи и Хантер Томпсон, если ограничиваться только литературой. Эзра Паунд, Эмили Дикинсон, Сильвия Платт, - а остальных вы, пожалуй, не знаете.

Виктор Топоров,
Фонтанка.ру