Владимир Сыч: Я уже в раю (фото)

Он знал, что его посадят. И знал, что посадят тех, кто сажал его. Он стал пионером в жанре «милицейское видеообращение к народу» - еще будучи замначальника УБОП разоблачив методы ведения следствия в отношении него сотрудниками Следственного комитета. До этого именно он возглавлял оперативные разработки в отношении Михаила Мирилашвили, Александра Анисимова (Акулы), Артура Кжижевича и многих известных банд, за что был награжден именным оружием. Его называли главным борцом с рейдерством в Петербурге. А потом заподозрили в «крышевании» рейдеров и посадили в «Матросскую тишину». Выйдя из нее под залог в 3 миллиона рублей, собранные сослуживцами и друзьями, теперь уже пенсионер МВД Владимир Сыч вернулся в Петербург, где и встретился с корреспондентом «ТС» в ожидании суда над собой. Справедливого суда, уверен он.

Пророк в милицейском отечестве

- Владимир Васильевич, в своем известном видеообращении вы утверждали, что случившее с вами - дело рук личных врагов, и даже называли их поименно, в том числе руководителя следственной бригады СКП Олега Пипченкова. Вы удовлетворены тем, что двое из этих «врагов» отстранены от дела, а один даже успел, как и вы, посидеть?

- Я был уверен, что их посадят. Следователю Гривцову я зимой сказал: «Андрей Андреевич, с такими методами следствия, как у вас, вы со своим Пипченковым сядете!» И что вы думаете? Через два дня Гривцова задерживают по подозрению во взятке. Удивлен, что самого Пипченкова не посадили, ведь Гривцов без разрешения своего руководителя не то что деньги вымогать - он мне свидания с женой и дочкой не давал.

- А что это за методы такие, за которые можно было сесть?

- Ну, например, с меня требовали показания на Пиотровского (начальник ГУВД Петербурга и Ленобласти. - Прим. ред.) и окружение губернатора города. При этом на мой вопрос, что конкретно я должен рассказать, мне отвечали: неважно, мы скажем вам, главное - подпишите и завтра уже будете на свободе. Дальше, тот же Гривцов приходил ко мне в изолятор, не оформляя никаких процессуальных бумаг. Вопрос - зачем он приходил?

- Ну, поговорить…

- Нет такого в УПК - поговорить. Ко мне поговорить может прийти кто угодно, но не следователь. Конечно, формально кодексом такие визиты не запрещены. Но ведь он приходит, когда я без адвоката, потому что процессуально ничего следователь не оформляет, - и я расцениваю это как давление на меня. Здесь, я считаю, в УПК нормы должны быть пересмотрены, чтобы таких «поговорить» не было. Это превышение следователем своих полномочий.

- Это стиль работы Следственного комитета?

- Не надо весь СК грести под одну гребенку. Это стиль конкретно Пипченкова. Но ведь я сразу говорил, что из моего дела надо убрать лично заинтересованных врагов, и тогда все сразу станет ясно. Ведь до смешного доходит: в расследовании моего дела участвует следователь Панарина, против мужа которой я в свое время давал показания в суде! То есть фактически заинтересованный человек. Но следователь говорит, что это не имеет никакого значения. В моем деле Алиев и Боровицкий (сотрудники УБОП, также арестованные) допрошены Турапиным (сотрудник ФСБ. - Прим. ред.). А жена Турапина сидела с той же Панариной в одном кабинете в прокуратуре.

- А за что на вас Пипченков-то ополчился?

- Сначала у нас с ним был жесткий конфликт по делу Бадри Шенгелии, по которому мы работали вместе. Потом я высказался против его методов работы - когда он говорил свидетелю и даже потерпевшим: а скажите, что дело было вот так! Я сказал ему: «Олег Вячеславович, а у нас так не делается. Это вы у себя в Москве так работаете». И все - началось. Так что я говорил с самого начала и сейчас повторю: мое дело ангажировано личными врагами. Поэтому я очень хочу суда, чтобы все встало на свои места, и более чем на 90 процентов уверен, что любой суд, кроме «Басманного», меня оправдает.

Со мной сидели невиновные

- Что угнетало больше всего в изоляторе?

- Отсутствие квалифицированного общения в последний год. Вот первые полгода я сидел с людьми, достаточно интересными в плане общения, - например, с фигурантами дела «Трех китов», с Андреем Сагурой, подельником Довгия (экс-глава отдела следственного управления Главной военной прокуратуры. - Прим. ред.). С ними было очень интересно разговаривать. Вообще, в СИЗО достаточно умные люди попадаются.

- Чего ж тогда они попадаются, раз такие умные?

- Ну, знаете… Я могу сказать: вот конкретно со мной сидели люди не просто невиновные, а даже непричастные! Например, я сидел с правой рукой Бульбова (Александр Бульбов - бывший начальник департамента оперативного обеспечения Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, задержанный по подозрению в незаконной прослушке телефонных переговоров. - Прим. ред.) - полковником Геваловым. Тот почти два года пробыл в СИЗО! Ему инкриминировали получение взятки, но следователи даже не проверили, что в этот конкретный период времени он находился на другом конце Москвы. А когда он заявил ходатайство об изъятии распечаток телефонных звонков, то выяснилось, что протоколы соединения в те три дня, в которые происходили инкриминируемые ему события, в деле отсутствуют. Есть протоколы соединения до и после, а вот этих дней нет и все. Почему? Потому что если их в дело вложить, то все станет ясно.

Кстати, в моем деле аналогичная ситуация. Как следствие описывает суть моего мошенничества? Цитирую: «Создавал негативный образ у правоохранительных органов по поводу потерпевшего». Это так записано в постановлении о привлечении меня в качестве обвиняемого. А создание негативного образа заключалось в том, что я якобы ездил в Москву, в Следственный комитет, и присутствовал на каких-то двух совещаниях, где что-то рассказывал. И они даже не удосужились проверить, где я был в указанный ими самими период. А ведь за это время я физически ни разу не был в Москве - все эти дни я находился в Питере, и проверить это было очень легко. У меня есть служебный телефон, по которому перерывов между звонками больше 20 минут не бывает, и очень легко установить, где я находился. Но они этого не сделали.

- Быть может, это не из-за разгильдяйства, а потому что ваши следователи знали, что даже при таких упущениях вас все равно посадят?

- Совершенно верно.

- То есть существуют конкретные заказы на конкретных людей.

- Абсолютно в этом уверен.

- Чувство безнадежности не возникает - раз следователи игнорируют очевидное, суд тоже может занять такую позицию?

- Проигнорировать такие вопиющие факты может только один суд - «Басманный». Любой другой будет разбираться.

«Я уже в раю»

- А в чем все-таки причина противостояния между Следственным комитетом и нашим ГУВД?

- Ну, как таковой войны нет, тем более со всем Следственным комитетом. Там есть порядочные и профессиональные люди. Но есть и зависть, не знаю, как ее назвать... профессиональная ли, политическая ли. Просто кое-кто вдруг понял, что проходит мимо процессов - мимо наших удачных антирейдерских реализаций. Видимо, этот кто-то не захотел остаться без славы.

- Вы не воспринимаете случившееся с вами как некую кару за что-то, что сами в свое время сделали не так?

- Нет. Я этом плане всегда был прагматиком. Помните фильм «Гладиатор», когда он говорит своим собратьям по несчастью: воины, вы все равно уже все мертвы, поэтому - в бой. Если есть рай и ад, то я уже давно в раю. Вы только представьте, эта следственная московская бригада наверняка просмотрела под микроскопом все годы моей работы. И то, что я сейчас с вами сижу и разговариваю, о многом говорит. Кроме показаний Шенгелии и Дрокова, которых я никогда в жизни не видел, других фактов моей противоправной деятельности они не нашли. И если какие-то еще показания будут, то они будут исходить только от тех, кого я сажал. Поверьте, хороших и правильных поступков в своей жизни я сделал больше.

- То есть вас ничто не тяготит?

- Нет. Мне только осталось до конца жизни не стать душегубом каким-нибудь - и я уже в раю. Я всегда был оптимистом, начиная от первого дня и до последнего. И говорю, что все будет хорошо, и нисколечки в этом не сомневаюсь. Я добьюсь своего оправдания вчистую. Но возвращаться и восстанавливаться не буду. Потому что в своей профессии достиг максимума. Без ложной скромности - я знаю цену себе. И убежден, что нет преступления, которое нельзя раскрыть.

- У нас вот убийство Маневича никак не могут раскрыть…

- Не могут - это другое дело. Я хорошо знаю людей, которые занимаются делом Маневича. У меня были свои предложения по этому делу, но они не были приняты.

- То есть вы в частном порядке можете раскрыть его?

- Нет, я знаю направления, по которым надо работать. Но это разговор теоретический, ни о чем. Я повторяю - нет таких преступлений, которые нельзя раскрыть. Только нужны время, желание и профессионализм тех, кто этим занимается. Вот за всю мою милицейскую практику был только один оправдательный приговор - киллеров, которые, кстати, в итоге опять сели. Это «дело Барбалетты» - и оно такое единственное. Я признаю - плохо отработало следствие, а значит, и мы. Но все остальные дела доходили до логического конца. Повторюсь - в своей прежней деятельности я достиг максимума. Кроме того, раз со мной так поступили, возвращаться не собираюсь. Ведь ни для кого не секрет, что тему рейдерства поднял в Петербурге именно я. Наши сотрудники знают, что я пришел к своему руководству и сказал: давайте попробуем посадить Кумарина, у нас это получится, но учтите - я стану для вас плохим, на меня выльется всякое говно. Я предполагал, что будет очень сильное давление на меня.

Все произошло так, как я и говорил: Кумарин сидит в тюрьме, я тоже… посидел. Но мы свое дело сделали. Ведь если бы мы не остановили рейдерство, то оно дошло бы до квартир горожан. Началось все с предприятий, а закончилось бы точно квартирами. Вот приходит человек к себе домой, а там уже другой хозяин. И я рад, что мы это предотвратили. Но вне структуры УБОПа я себя не вижу, а она себя изжила. В уголовный розыск не пойду. Поэтому я увольнялся сознательно. После оправдательного приговора, может быть, пойду на какую-нибудь госслужбу, но точно не в милицию. Пока не знаю, что это может быть. Я ж на самом деле ничего, кроме как командовать, не умею. (Смеется.)

400 писем жене

- Эти полтора года в следственном изоляторе вычеркнуты из жизни?

- Я бы не сказал, что они потеряны для меня… Я много читал. Конфуция, Лаоцзы, Макиавелли, «Утопию» Плутарха, немножко Аристотеля. Понял что, по большому счету, вся философия в этой жизни делится на две части - учения Конфуция и Лаоцзы. Первый говорит: все в жизни предопределено. А Лаоцзы утверждает: человек сам творит свою судьбу.

- Я так понимаю, Лаоцзы вам ближе.

- Конечно! Мы все делаем сами. Вот в камере больше всего я боялся озлобиться. И близкие мои этого боялись. Тогда я поставил перед собой цель - ни в коем случае не озлобиться. И у меня получилось. Кроме того, я выучил английский язык, так что теперь читаю по-английски.

- С нуля выучили?!

- Ну, знал со школы на уровне «ту бир, плиз!». А сейчас читаю Джона Дона - его проповеди на английском языке. Помните, у Хемингуэя эпиграф к «По ком звонит колокол»? «Если смоет волной в море замок твой или друга твоего, то никогда не спрашивай у меня, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе». Это как раз Джон Дон. Я заинтересовался, кто он такой. Выяснилось, что он - проповедник. Я нашел его проповеди в библиотеке!

- В изоляторе?

- Да, там хорошая библиотека. (Смеется.) И стал читать эти проповеди. Замечательные. Именно у него узнал, что у римлян была такая традиция: когда кто-то умирал, звонил колокол. И свой колокол ты никогда не услышишь, как и свист своей пули… А еще я каждый день писал жене письма. И она мне. И мы каждый день их отправляли друг другу. И так полтора года. Всего больше 400… Интересно потом будет перечитать. Кстати, в изоляторе я реально увидел, как меняется пенитенциарная система - в лучшую сторону. Наборы с гигиеническими принадлежностями стали выдавать - зубную щетку раз в месяц. Хотя, конечно, без денег в тюрьме делать нечего. В том смысле, что купить даже крем для бритья, подстричься - за какие-то элементарные вещи надо платить. Но гуманизация налицо.

Хотя, может быть, эти изменения связаны непосредственно с тем местом, где мы сидели… Это ведь не обычный изолятор. Вот мы, например, четко почувствовали изменения после смерти в камере Магнитского (юриста Hermitage Capital Management Сергея Магнитского. - Прим. ред.). Сразу по-другому врачи стали относиться к арестованным! А еще, когда в нашей камере не осталось интересных собеседников для меня, я стал вспоминать некоторые уголовные дела, по которым работал, и писать о них короткие рассказы. Попытался с юмором описать. Хотя, конечно, из меня плохой писатель.

- Будете печатать?

- Не знаю пока, может быть.

Беседовала Елена Гусаренко.

Читайте также в газете "Ваш Тайный Советник" от 31-го мая 2010 года.