Мариинка дала "Лючию.."

Анна Нетребко вышла на сцену Мариинки в спектакле-премьере "Лючия ди Ламмермур". Художники по костюмам и свету, казалось, сделали все, чтобы от оперной дивы и музыкально-театрального действа публику не отвлекало ничего. Постановщикам удалось погрузить зрителей в атмосферу романтической мистики Средневековья. Но добиться экстаза неаполитанской премьеры 1835-го года в Сан-Карло Мариинке не получилось.

Когда режиссеру бродвейских мюзиклов Джону Дойлу надоел «Суини Тодд», он обратился к сюжету «Лючии ди Ламмермур»: Шотландия, XVI век, Лючию хотят насильно выдать замуж за богатого и влиятельного Артура, тогда как она безумно влюблена в Эдгара – врага семьи; в результате Лючия сходит с ума, закалывает Артура, умирает, а ее возлюбленный выбирает самоубийство. Ну, чем не «Суини Тодд»? Шотландский оперный театр решил, что вполне себе «Суини», и Мариинка с ним согласилась. 14 января в театре давали премьеру: «Лючия ди Ламмермур» с Анной Нетребко в главной партии.



«Лючия ди Ламмермур» стала для Гаэтано Доницетти особенной оперой. Это была первая за историю его творчества опера-хит. На премьере в неаполитанском театре Сан-Карло в 1835 году публика рвала волосы на голове и рыдала так, что вопли перекрывали оркестр. У бедного композитора после спектакля случился нервный срыв, зато мировая музыкальная культура праздновала рождение шедевра. Через пару столетий, минувших с тех пор, реакция зрительного зала была не столь бурной. Хотя с первых минут появления на сцене Лючии (Анна Нетребко) слушатели зааплодировали, не дождавшись конца первой арии. Явно в этих аплодисментах было больше радости по поводу возвращения на сцену Анны Нетребко (за полгода отсутствия в Мариинке дива успела стать мамой).



Спектакль начался точь-в-точь, как романы Вальтера Скотта, по одному из которых написано либретто, - во мраке, под бледной луной. Художник по свету Уайн Даудсвел так мастерски поработал с искусственными ночными звездами, что издалека было даже трудно сказать, мираж на сцене или реальные декорации. От темного пустого сценического пространства сразу повеяло мистикой. Лаконизм сценографии и строгость понадобились, чтобы оттенить музыкальную и театральную бурю.



Оперы - жанр специфический. Вот Лев Толстой не любил оперу, говорил, что не переносит надломленный преувеличенный драматизм. Опера «не комическая» - сильное эмоциональное напряжение, а «Лючия ди Ламмермур» - перенапряжение. В ней нет ни одного просвета, ни одной минуты надежды. Даже когда Лючия поет о счастье и звучит парящая мелодия «Придут к тебе в златые дни мои пылкие вздохи», музыка не приносит облегчения, только боль, потому что перед нами счастье обезумевшей души.



По части безумия в этом спектакле никто не подкачал – ни художник по костюмам, ни Анна Нетребко. Когда героиня появляется в белом свадебном платье с фатой, она, скорей, похожа не на невесту, а на сумасшедшую в смирительной рубашке. Позже, зарезав кинжалом нелюбимого жениха, Лючия выходит с кровавыми пятнами на белоснежной груди. Красные разводы восхитительно (!) дополняют образ. Можно поспорить, что их Нетребко придумала сама – она слывет специалистом по «приколам» ещё с тех пор, как в «Травиате» заворачивалась в саван. На этот раз саван не понадобился, зато она пела лежа – и до сумасшествия, и после. Лежа – не подперев голову, как Саломея в постановке 1995 года, а плашмя и запрокинув голову. А вот все те, кто пели стоя, двигались с удивительной пластикой, недаром режиссер-постановщик Джон Дойл прославился бродвейскими мюзиклами.



Несмотря на трагичные ноты, «Лючия ди Ламмермур» потрясает своей музыкальной доступностью, тем, с какой легкостью она воспринимается. Ее может слушать кто угодно, даже человек, весьма далекий от классики. Это не Вагнер. Парадокс заключается в том, что на самом деле для середины XIX века «Лючия» - произведение революционное в плане музыкального языка. Тут и реплики, и сольные эпизоды, и каватины, и ансамбли, и речитативы, и напевная декламация – короче говоря, Доницетти активно искал новую форму музыкального выражения. А финальная сцена трагической свадьбы с великолепным секстетом – вообще изобретение Доницетти, которое он оставил в наследство Верди.



Самому гибкому голосу современности (Нетребко) составили достойную компанию тенор Сергей Скороходов (Эдгар), баритон Алексей Марков (Генри) и несравненный бас Илья Банник. Мягкая, прозрачная оркестровка не заглушала голоса.



Несмотря на прекрасные мужские роли, главный характер Доницетти – Лючия. Композитор в своем XIX столетии угадал настроения общества, которое по мере приближения к XX, а тем более 21 веку, становилось все более феминистским. Позже Эмма Бовари и "любовница французского лейтенанта" вышли из Лючии, и даже Ума Турман в «Убить Билла».

Феминистическая подоплека, музыка, тема любви - смерти стали безусловными плюсами амбициозной постановки, одновременно снискав неоднозначные отзывы по поводу костюмов и сценографии.



Ася Петрова,

"Фонтанка. ру"