Урок невмешательства по Спиваку

Молодежный театр на Фонтанке создал отнюдь не условное пространство, дав третьего ноября премьеру прилично подзабытой американской драмы «Метро». В ней только внешне двое мерзавцев издеваются над толпой пассажиров. В действительности же, по автору Николасу Баеру, – история о нас – людях, свободных от каких бы то ни было моральных принципов.

В руках народного артиста России Семена Спивака студенты Академии театрального искусства старались. Играл лишь один.

Такая уж у Баера получилась драма, где на сцене – в вагоне - тринадцать мужчин, не считая на секунду появившегося полицейского. Но из тринадцати главных двое. При этом оба конченые подонки. А из двух последних важнейшим для пьесы является некто Джо Ферроне. Его и исполнил пятикурсник Сергей Яценюк. Остальные только поддерживают декорацию бытовой мерзости – каждому отдан на растерзание малюсенький пазл пьесы. Они невиновны.

Баер написал «Метро» в конце 60-х, что явилось событием и потянуло за собой голливудскую экранизацию. Сегодня содержание пьесы дидактично: когда человек плох – он хуже человека и наоборот. А драматургия своевременна. Как мысль – придет поздно, но в свое время.

В вагоне собраны все прослойки общества, кроме богатых: пара курсантов военной академии; учитель истории с женой; чета пенсионеров; молодая семья с грудным ребенком; афроамериканец с подружкой; слепой гитарист с помощницей; совсем юные любовники; обязательный педик; человек, бросивший пить, и до краев нетрезвое тело, спящее весь сеанс ничком. Все они как треугольники подобны друг другу независимо от величины. Все эти мужчины под издевательства мелких хулиганов мгновенно превращаются в еще больших подонков, чем нарушители невмешательства. Так как злодеи не являются врагами. Они внезапная власть. И, увы, никак не соразмерны их реальным возможностям.

Джо-Сергей играл так, чтобы у зрителя возник пресловутый катарсис в форме здорового чувства – выйти на сцену и начистить харю. Но этого не наблюдалось. Реплики театральных негодяев не давали долго катарсису быть. Хотя и возникало нехорошее подозрение, что главный герой и в питерской жизни был бы порядочная сволочь (а это стоит денег за билет).

До самого занавеса у антигероев есть все шансы стать орудиями возмездия, хлещущими мещан за их камерную трусость. Они заклинили двери в вагон, чтобы вести себя грязно, сочно и безжалостно.

У молодого труса Джо по-хамски спрашивает, хороша ли его девушка. И на запрограммированный утвердительный ответ добавляет: «Так почему она с тобой?». Джо замахивается бутылкой на двух людей в военной форме, обязывающей на войне убивать, а они пригибаются. И он прав, ухмыляясь: «Вы так всю жизнь нагибаться будете!».

Афроамериканцу, который недавно уверял свою подружку, что порвет любого белого за один недобрый взгляд, Джо плюет в лицо «грязным нигером», а тот «делает себе смешно». И вновь прав преступник, говоря: «Я бы даже на необитаемом острове не стал с тобой дружить».

Его слова умнее его самого.

Из всех тех, кто был одет в штаны, лишь старик постарался встрять. Да было в хлам мужественно весь спектакль проспавшее тело. Возможно.

Разумеется (точно как в жизни), сильными оказались женщины. Самая пожилая даже ударила Джо по лицу. И он не ответил. Красавицу в вечернем платье, решившую танцевать с ним, Джо спрашивает, указывая на ее мужа: «Это кто?»
- Никто, – говорит правду жена.
В самом конце с языка Джо слетела долго ожидаемая им самим фраза. Это когда один из солдат все же решил драться.
- Ну, наконец-то! - сказал он.

Это «наконец» самое важное слово. Когда прогресс в виде цивилизации реакционен, то реакция прогрессивна. Тем более, что наш стереотип поведения зашел так далеко, что его не видно.

И вот если бы это был конец представления, то история оказалась бы глубже. Но Спивак не стал сокращать работу Баера, и Джо зарезал единственного опоздавшего героя. И превратился из лакмусовой бумажки в обыкновенного разнузданного неврастеника. А мог бы быть героем, провоцирующим общество за свой счет.

Этим Спивак дал возможность публике взвесить труп с целесообразностью трусости, хотя прилично и сократил первоисточник. А в таком контексте любой пассажир ночного вагона имеет шанс переспорить самого себя. И сможет легко выбежать в открытые двери, куда ломится автор.

Сорок лет режиссеры водят пьесу по подмосткам. Ни она, ни люди не меняются.
И еще. Театр не агитировал за активную гражданскую позицию. Так как агитация – это как ток. Действует, пока включено.

Егор Иванов,
Фонтанка.ру