Гости из будущего в хранилищах утраченного времени

В Петербурге проходит фестиваль «Современное искусство в традиционном музее». Проекты современных художников внедрены в пространство семи музеев, причем, в основном, таких, куда не ступала нога даже вполне просвещенного петербуржца. Обозреватель «Фонтанки» побывала во всех…

В 60-е один из представителей поп-арта Роберт Раушенберг декларировал: «Современное искусство не сидит на своей заднице в музее, а делает что-то другое…». Хотелось бы спросить у мэтра, ну, а что такого оно, собственно, делает? Сегодня всем ясно, что без музейного контекста даже самое актуальное искусство с его радикальными экспериментами и повергающими в шок и трепет жестами, существовать не может. Кому были бы интересны, скажем, акции Александра Бренера, если бы, извините, он испражнялся в чистом поле, а не в ГМИИ имени Пушкина, и рисовал знак доллара на заборе, а не на бесценном полотне Малевича в Стейделик-музее?

В названии фестиваля «Современное искусство в традиционном музее» заложена конфронтация: музей - современное искусство. На самом деле, конфликта нет, а есть стремление к взаимодействию, диалогу. Понятно, что такие мощные хранилища утраченного времени, как музеи, густо населенные мифами и призраками, не могут не оказывать энергетическое воздействие на самые актуальные проекты. Порой они даже в каком-то смысле поглощают радикальные эксперименты, делая их частью своего мифа.
Все эти старые, нагруженные историями и легендами вещи, а также экспонаты, к которым невозможно приклеить музейную этикетку (вроде ложноклассической шали Ахматовой или неопознанной тени Павла Первого в Михайловском замке), сочетание материального окружения и нематериальной ауры, оказывают сильнейшее воздействие на художников.
Взаимодействуя друг с другом, прошлое и настоящее, традиционное и актуальное, классическое и модное, покрытое пылью и посыпанное нафталином, и новехонькое, блестящее, с иголочки - порой создают интересные союзы.

«Я у Фиванских восседал ворот и брел среди отверженных в Аиде...»

Каюсь, даже я, на что уж музейная крыса, ни разу в жизни не заглядывала в Музей почвоведения имени Докучаева. Хотя расположен он в центре города, на Стрелке Васильевского острова. Здесь показывает свой проект Terra Incognita художник Владимир Григ. Известно, что художник участвовал в создании проектов, связанных с темой космоса, а значит, ему ближе представление о земле как о планете, которая спит себе «в тумане голубом» у вечности в руках, чем как о… почве - то есть черноземе, глиноземе, огороде, корнеплодах и т.п. Но он вышел из положения с блеском.

Посетителю, чтобы увидеть инсталляцию художника (в которой использовано видео, лайтбоксы с фотографиями, специальное освещение, фонограмма), нужно сначала пройти через весь музей, ознакомившись со всеми видами почв. А потом, в небольшом зале, где находится проект, увидеть этот самый музей в виде макета, в разрезе. Под музеем - озаренное призрачным светом подземное пространство. Что это - Аид, царство теней? Или просто проект подземной парковки вроде тех, что хотят сделать на Марсовом поле и на площади Восстания?.. Все равно жутко, а вдруг провалится весь этот город со всеми музеями в тартарары - с такими-то грунтами? Ощущение запредельной жути усиливают расположенные вокруг макета фотографии каких-то неопознанных землекопов. Особенно эффектно смотрятся фотографии, на которых изображен чернозем, грунт.

Замшелый мрамор царственных могил

На этом «гробовая» тема на фестивале не заканчивается. Вас приглашают в буквальном смысле на кладбище. В виде исключения в проекте задействован один художественный музей - Музей городской скульптуры. Дело в том, что эта осень в художественной жизни Петербурга проходит под знаком Тимура Новикова, чье 50-летие со дня рождения отмечали на днях открытием выставки в Эрмитаже. Благодарные ученики, с которыми вождь неоакадемизма любил встречаться в некрополе и кладбищенской тиши, среди «замшелого мрамора царственных могил», беседовать о бренности жизни и вечности искусства, решили почтить память учителя. Созданный ими проект называется без затей «Памяти Тимура Новикова» и без особых же затей сделан. Просто мемориальная скамья. Над ней - мемориальная доска, сделанная по эскизу одной из любимых учениц Новикова Ольги Тобрелутс. С виду ничего особенного, но важна аура, атмосфера, гений места.

Свободу радиоточкам!

Кто из петербуржцев, гуляя по Каменноостровскому, не заглядывался на огромный красивый дом 26/28? Сейчас, по словам старожилов, их вытесняют из дома, квартиры скупаются состоятельными слоями населения. Но до роскошной квартиры номер 20 (пять жилых комнат, две прихожих, ванная комната, комната домработницы), богатеи не доберутся! Потому что здесь жил Сергей Миронович Киров, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП (б). В 1955 году квартира стала музеем.

Квартирка эта - настоящий заповедник стиля тридцатых годов. Когда заходишь, оторопь берет: в сталинскую эпоху занесла нелегкая. Вот в этом заколдованном пространстве с недоброй энергетикой показывает свою инсталляцию «Для радио» Владислав Ефимов. Пожалуй, это один из самых интересных проектов фестиваля-2008! Владислав Ефимов более известен не сам по себе, а в паре с Аристархом Чернышевым, с которым вместе начал покорение русского мультимедийного искусства. Они талантливы во всем, в том числе и в создании имиджа этаких безумноватых ботаников, докторов-экспериментаторов, ученых, которых не интересует ничего, кроме научных опытов, и эти опыты они готовы ставить даже на самих себе.

"Чтобы в современном обществе остаться нормальным человеком, нужно срочно сойти с ума. Только тогда ты сможешь не отстать от времени. Необходимо пользоваться всеми изобретениями, которые придумало человечество, даже если тебе это вовсе не нужно. Изобрели радио – пользуйся! Изобрели телевидение – пользуйся! Изобрели интернет – немедленно пользуйся! Расшифровали геном человека – изменяйся! Тех же, кто не сможет сойти с ума, необходимо отправлять на излечение в сумасшедший дом. Перепиши это письмо сто раз, и тебе будет счастье!» - советуют художники.

Но этот проект Ефимов делал один. Главные герои - допотопные радиоточки, к которым художник испытывает своеобразную нежность и жалость. Даже не потому, что их вытеснили плейеры, айподы и дивиди. А потому, что они всю свою жизнь были... несвободны. Прикованы к стенам. «Здесь показано романтическое и беспомощное восстание радиоточек. Они срываются со своих мест долгого заключения и пытаются обрести свободу. Я показываю самое начало отлёта радиоточек - их ещё держат провода, не дают им окончательно взлететь в сторону настоящего радиоэфира. Но их стремление к свободе здесь должно быть уже понятно», - объясняет свою идею художник. Яркий образ, интересная идея! Подумалось даже, что вот и мы, как эти бедные радиоточки, пытаемся сорваться со своих поводков, да разве это возможно!

«Но, может быть, прав я, а у судьи неправого в руках кривая мера?»

В Метрологическом музее, носящем имя великого русского химика, которому однажды приснилась знаменитая таблица элементов, и отца Прекрасной Дамы Дмитрия Менделеева, хранятся эталоны. Всего на свете: мер, весов, всяких измерительных приборов. Чего здесь только нет! Российские фунты и золотники, ведра и четверики, аршины и сажени, западноевропейские фунты и футы, китайские ляны, египетские ротли, американские пинты и галлоны.... Сюда, в святая святых божественной точности, был допущен Антон Хлабов. Выставил он три серии фотографий: 36 эталонных выражений человеческого лица, 24 эталонные формы облаков и 12 эталонных видов волн.

Не знаю, как насчет волн и облаков, но вот с эталонами человеческих лиц художник явно промахнулся. Нет ничего более изменчивого, спорного, зависимого от моды времени, чем красота. В «символических» лицах, которые принято считать эталонными, идеальными в данный момент времени, должно быть нечто неуловимое, выражающее дух эпохи, желания и мечты, закодированные в коллективном бессознательном. Женщины, сегодня вызывающие восхищение, вполне возможно, будут названы уже следующим поколением безобразными. И наоборот.

Жизнь, смерть, деньги...

Пушкинский дом - сооружение само по себе столь грандиозное, что воспринимается как памятник священной русской литературе. Сюда не каждый художник, работающий все-таки не со словами, а с другими субстанциями, решится вторгнуться. Осмелилась американка по имени Микки Смит. Проект назвала «Volume», что можно перевести как «том» или, более вольно, «фолиант». Для проекта «Volume», представляющего собой всего-навсего фотографии журнальных подшивок, она избрала музейный зал, посвященный русской литературе XVIII века.

Но эти подшивки-раритеты - уходящая натура. Их все чаще заменяют электронные копии, а это значит, что не только история одной человеческой любви или даже целой жизни, но и вся история человечества вскоре сможет уместиться в одном компьютере. И не будет прикосновений к сафьяновым или коленкоровым переплетам, глянцевой или папиросной бумаге, волнующего запаха кожи, смешанного с пылью, причем, не только бытовой, но и вековой. Микки Смит обыгрывает слова, которые встречаются в названиях классических романов, будто делает своеобразный переучет главных слов европейской культуры: «Жизнь», «Смерть», «Деньги»... Что в бумажном варианте, что в электронном, а люди все об одном пишут...

Зинаида Арсеньева,
Фонтанка. ру