Андрей Толубеев: «По сути, я стал космонавтом»

В начале января Андрей Толубеев перенес очередной тяжелый приступ. Но тогда он поднялся и продолжал сниматься в кино, играть в театре, писать книги... «Фонтанка» публикует одно из последних интервью Андрея Юрьевича, которое он дал нашему корреспонденту в том январе. Разговор состоялся в перерыве между съемками сериала «Августейший посол» режиссера Сергея Винокурова, где он играл адмирала Митчелла. Съемку уже заканчивали, но невозможно было не обратить внимания, как этот замечательный актер держится в кадре...

– Что заставляет вас работать в таком бешеном ритме?

– В данный период жизни у меня не такой тяжелый график. Хотя не могу сказать, что совсем нет дел. Я практически заканчиваю книгу: вычитываю, сверяю. Несколько спектаклей, съемок, общественная деятельность, которая от меня никуда не девается, – этого достаточно. Но в какой-то период времени, где-то до осени, я понимал, что живу совсем другой жизнью. Это даже не жизнь. Вот как фильм «Паук». Он летает с одного здания на другое. Большее время я провел именно в таких полетах.

– Получает ли человек от этого удовольствие?

– Думаю, что нет. Человек получает удовольствие от результатов труда. Так я и жил. У меня не было свободного времени. Уходил рано, приходил поздно. От этого страдала моя семья. Более того, самое поразительное – от этого страдала моя работа. Чего никто из нас не ожидает. Потом начинаешь задумываться. Зачем все? Я много чего делал лишнего. Я так привык много работать. К тому же есть маленькое открытие в том, что все это не приносит денег. Нужно в меру все делать. Потребности не растут только у гениальных людей. Гениальный человек занят только своими идеями. Ему эти трепыхания не нужны. Он другой жизни не желает. А я – не гениальный человек. Оказывается, что мне столько всего надо: «я сделаю лучше – вы мне только дайте!».

– Андрей Юрьевич, вы в удачу верите?

– Удача очень важна, но она складывается годами. Если человек занимается, стремится к чему-то определенному, захватывает области, союзные с этими знаниями, работает, тогда он ее получает. Она приходит в длительном процессе, поэтому ты ее не замечаешь и не воспринимаешь как удачу.

Я как-то недавно вышел на сцену, забыл текст. У нас там три партнера. Они на меня так внимательно смотрели, и я на них – так же. Им достаточно было дать мне одно слово, как я вспомнил и все покатилось так, как надо, еще быстрее и лучше. Эта удача – подготовленная. Потому что мы играем вместе далеко не первый спектакль.

– В одном из интервью вы говорили, что хотели бы сыграть в Александринском театре, так как родители там работали…

– Для того, чтобы там сыграть, нужен соответствующий репертуар. Тот, который мне нравится. Самое главное, чтобы было желание и с той стороны. Нужен ли я им – я не знаю. Просто из знака уважения – мне это ни к чему.

– Но нередко ставятся одни и те же спектакли. И в «Александринке», и в БДТ.

– Да, но в «Александринке» спектакли ставят по-разному. Она ищет свой путь. Мне не все в этих поисках понятно. Я хочу прийти на хорошую роль хорошего режиссера. Удастся ли это еще сделать? Удастся! Но не удастся, так не удастся.

– А в кино есть желание сыграть большую драматичную роль у хорошего режиссера?

– Честно говоря, я оставил эту надежду.

– О современном кино говорят много, но, как правило, со знаком «минус». А как вы его оцениваете?

– Я очень простой и хороший зритель. Если мне нравится картина, значит, она мне нравится. Я вижу постные лица в Москве на кинофестивалях. Для них все одинаковое. 90 процентов из картины Михалкова «12» мне нравится, а 10 процентов меня как актера не устраивают. Все равно в целом эта картина нужна. Она появилась в нужном месте и в нужное время. Вечна ли она – не знаю.

– Сейчас на телеэкранах огромное количество сериалов, и те же артисты кочуют из одной картины в другую, и можно спутать даже название фильма, настолько они одинаково играют. Может, я не права...

– Нет, вы правы. Но мне с моим калашным рылом рассуждать… Мне обижаться вообще в жизни не на что. Даже в самые плохие годы у меня всегда были картины. Где-то эпизоды, где-то небольшие роли, где-то чуть больше, несколько больших ролей. Потом у меня появился некий штамп генералов, полковников играть. Но с другой стороны, полковник в «Бандитском Петербурге» – это совсем не тот полковник, что в «Спецназе». В «Диверсанте» я играю прототип Хрущева, выскакивающего в трусах и начинающего распекать солдата. Я стараюсь не быть похожим. Слежу за этим. Поэтому я еще «на плаву».

– Вы верите в Бога?

– Да, и я дожил до того времени, когда никому ничего не нужно доказывать. Молюсь перед каждым выходом на сцену, перед каждым кадром. Верю, что надо мной есть некая сила, которая упорядочивает меня. То, что это есть, наукой доказано. Сопротивляться тут бесполезно. Надо вписаться в это. Столько лет нам кричали, что Его нет. В театре невозможно не верить, ведь все искусство от Бога. Талант от Бога. Есть такие моменты, когда что-то расписывается, например, сценическая драка. Но сыграть по договору нельзя. Мне очень нравилось работать с Товстоноговым. Он рассказывал что-то, а дальше ты уже сам. Терпеть не могу режиссеров, которые натаскивают, заставляют играть так, как они видят. Это неправильно. Я с такими режиссерами работать не буду.

– У Товстоногова вы первые три года не играли. Верили, что придет ваш час?

– Я верил, что буду играть. И он мне сказал: «Не торопись. Твое время придет».

– В кино у вас 80 ролей. Есть ли фильм, который больше всех вам дорог и в котором вы сыграли на все сто?

– Я вообще не уверен, найдется ли хоть один артист, честный перед собой, который скажет, что сыграл на все сто процентов. У меня такой оценки самому себе нет. Но однажды с театром БДТ мы поехали за границу, в Гамбург. Я всю жизнь мечтал о маленьком радиоприемнике, чтобы музыку хорошую слушать, а не ту пропаганду по телевизору. У меня было где-то сто пять марок. В одном из магазинов я увидел радиоприемник и спросил: «Сколько он стоит?» – «Сто марок». Вместе с налогом мне выписали чек на сто одну марку. Я пришел домой с этим радиоприемником, включил его и подумал, что это и есть мое счастье. Более того, это послание от Бога. Для меня оно означало, что в сотне – по гамбургскому счету – меня нет, но сто первый – я есть! Я этот бумажный счет застеклил, и теперь он висит у меня над столом в гримерной, и я знаю, что мне нужно стремиться к 101 марке.

– У вас в семье либо военные, либо артисты. А помните, как вы мечтали стать космонавтом?

– По сути дела, я им стал. Куда хочу, туда лечу. Я даже, можно сказать, изобрел машину времени.

– Получается, действительно так. Сегодня на съемках, например, вы побывали в XVI веке. Получается, что все мечты сбываются?

– Многие мечты сбываются. Но есть судьба. Более того, если бы я не пришел в театр, будучи уже военным, я бы мало что собой представлял. Может быть, сидел и мечтал о какой-то роли.

– Сейчас о чем-то мечтаете?

– Сейчас нет. Я могу сказать об ушедшей мечте – Гамлете. Другие мечты ушли сами собой в связи с болезнью

– Вы пишете книгу. По ком она звонит?

– Она звонит по ушедшему поколению БДТ. По мне, по вам. Я пишу книгу о жизни и смерти Стржельчика. Очень тяжело писать о смерти, и я пять лет не притрагивался к тексту. Потом прочитал и понял, что нужно, чтобы люди знали, какой он был. Сейчас я сверяю, но не могу много читать. Глаза болят. Это очень тяжело. Дочитываю текст и под конец дня сдыхаю. Тургенев очень много и быстро писал. Достоевский, Пушкин. Это вопрос о гениях. Им не надо ни о каком гамбургском счете думать. Хотя они этим мучились. Писать книги – не мой кусок хлеба, поэтому я хочу быть свободным: хочу пишу, хочу нет. В театре я так не могу.

– Есть ли вопрос, который вам никогда не задавали, но который вы хотели услышать?

– Вопросы, которые я бы хотел услышать, – на них нет ответа. Например, что для меня важнее – театр или кино. Скорее всего – театр, но кино меня кормит. Без кино мне не прожить. Умудряются нормально жить только люди шоу-бизнеса, но шоу – это не искусство, это какая-то другая работа. Наши депутаты не понимают, что оно к культуре не имеет никакого отношения.

– Вы вообще политичный человек? Вы следите за событиями? Как относитесь к шумихе вокруг Медведева?

– Никак не отношусь. И именно потому, что я слежу за всем. Президент выбрал его главой, а он выбрал президента. Даже китайцы замолчали. Американцам закрыли пасть. Англичане, французы – никто ничего не может сказать, у всех челюсть отвисла. Такая чистая партия разыграна, и я от нее в восторге, она меня устраивает. Мы как-то действительно стали лучше жить. Стабильность, внятность есть какая-то.

– Что бы вы хотели сказать зрителю в широком смысле слова?

– Я хочу сказать, что никогда не нужно падать духом, что бы ни случилось. У нас сейчас такая полоса, что нас все касается. Доллар упал. Цены на нефть подскочили в стране, которая живет на нефти. Как, например, достать квартиру? Для меня проблема – достать квартиру. Я думаю, что никогда у меня не будет своей отдельной комнаты. Всю жизнь прожил либо в коммунальной, либо в двухкомнатной квартире. Мне хотелось иметь свой маленький кабинет, куда я смогу поставить свой стол, компьютер, где я могу писать. Если так получится, что я не способен буду выполнять роль артиста в достойной степени, то я уйду на другую работу. Может, преподавателем стану. Еще одну-две книги написать смогу. Я написал сказку для кукольного театра. Сейчас она под кодовым названием и с другой фамилией участвует на всероссийском конкурсе пьес для детей. Чем Бог не шутит?

Лилия Наумова