Вокальный ноябрь

Ноябрь в Петербурге оказался богат на музыкальные фестивали и вокальные вечера. Корреспондент «Фонтанки» посетил те из них, которые показались ему наиболее интересными. В том числе и традиционный «Терем-фестиваль», проводимый знаменитым «Терем-квартетом». Этот ансамбль славен своим искусством совмещать на первый взгляд несовместимые вещи – однако, как показал концерт в Большом зале филармонии, «проколы» иногда всё же случаются.

Сергей Лейферкус – один из тех немногих певцов, чьё имя на афише гарантировало полный зал даже и в «советские» годы его карьеры, до отъезда артиста на Запад. Он один из совсем немногих, кому удалось сделать действительно блестящую карьеру за границей: Лейферкус пел в Ковент Гарден и Ла Скала, Опера Бастиль и Венской опере. Он не только отметился практически везде, где должен спеть признанный оперный певец, но и был участником многих оперных фестивалей. В начале ноября певец дал сольный концерт в Малом зале филармонии.

Когда-то на вопрос: «Что необходимо певцу, чтобы стать великим?» Россини ответил (и все почему-то думают, что в шутку): «Певцу необходимы три вещи: голос, голос и ещё раз голос!». И в этом отношении Сергей Лейферкус – просто феномен: свою творческую биографию он выстроил не благодаря, а вопреки своему голосу, от природы не отличающемуся ни особой мощью, ни красотой. Сергей Лейферкус начинал свою карьеру в театре оперетты, затем – в Малом оперном, уже из Мариинского (в то время – Кировского) театра отправился покорять Запад – и на всех этапах своей творческой биографии ему приходилось сталкиваться с нелестными высказываниями об «опереточном голосе» и тому подобными «комплиментами». Тем не менее, среди более сорока оперных партий, спетых Лейферкусом, не только партии лирического баритона, но и Яго, Тельрамунд, Клингзор и Амонасро – то есть те роли, которые традиционно исполняются крепкими и мощными «драматическими» голосами. Более того: после своего шестидесятилетнего юбилея певец стал квалифицировать свой голос, как «бас-баритон» (так было означено в программках и афишах).

Концерт носил неброское и со вкусом выбранное название «Посвящение Шаляпину», что само по себе – гениальная «фишка» для певцов: под эту вывеску можно спеть и народные песни с оркестром народных инструментов, закатить вечер салонного (или «городского») романса, дать лидерабенд с песнями Шуберта, Даргомыжского; романсами Чайковского и Рахманинова или даже дать оперу «Борис Годунов» – всё подойдёт; не придерёшься. Лейферкус, впрочем, на эксперименты не пошёл: вполне традиционная программа была составлена из опусов Чайковского, Рубинштейна, Рахманинова и Мусоргского.

Сергей Лейферкус всегда славился безупречной дикцией; она его не подвела и на этот раз, однако – как это ни парадоксально – не всегда шла на пользу исполняемым произведениям. В «Письме к К.С. Станиславскому от С.В. Рахманинова» отточенная дикция и «разговорность» вокальной манеры пришлись как нельзя кстати, а вот в романсах Чайковского очень не хватало кантилены, длинной фразы. В исполнительском подходе чувствовался осмысленный, взвешенный подход, но не хватало той живости, непосредственности изложения и эмоционального накала, за которые мы часто даже готовы простить певцу какие-то вокальные шероховатости. Мешала пестрота голоса: разные ноты извлекались разным манером, как говорят вокалисты – «в разных местах». После романсов Рахманинова «Судьба» и «Я не пророк» закралось опасение, что пианист вот-вот заиграет знаменитую мелодию «Манчестер-Ливерпуль», а певец тем же хорошо «опёртым на кадычок» голосом громко проговорит: «И в заключение – о погоде»…

И вот что странно: во втором отделении, где звучали сочинения Мусоргского, той самой хвалёной дикции как раз и не хватило – особенно в остросатирическом опусе «Раёк», где каждое слово на вес золота. Второе отделение концерта больше смахивало на какой-то вечер из цикла «поют драматические артисты»: было много выразительного пафоса, но мало вокального мастерства; декламация время от времени сменялась вдруг громким и достаточно «крупнопомольным» пением, совсем не сдобренным тонким подходом музыканта. Что делать? – лихие 90-е годы активно способствовали оттоку лучших артистов за границу – и сегодня, когда оперные звёзды всё больше, чаще и охотнее выступают на родине, отечественный слушатель, к сожалению, может оценить лишь остатки былой роскоши.

Успех, впрочем, был, и были овации в финале. Не заставив себя долго уговаривать, Сергей Лейферкус и блестящий пианист Семён Скигин быстро исполнили три номера на «бис» (в поспешной до неразборчивости «Попутной песне» Глинки буквально состязаясь наперегонки) и уехали на Московский вокзал: через день та же программа была исполнена артистами в Большом зале Московской консерватории.

Вояж по тому же маршруту, но в обратном направлении, совершили сопрано Анна Фиделиа и пианист Михаил Аркадьев: в рамках фестиваля «Арт-ноябрь», проводящегося параллельно в Питере и Москве, они дали концерт в московском Международном доме музыки, а затем – в питерском Малом зале Филармонии.

Сопрано Анна Фиделиа, когда-то – москвичка, но уже давно американка, окончила Мэннес-Консерваторию в Нью-Йорке и в разное время занималась у Ренаты Скотто, Регины Резник, Дианы Совьеро. Среди её наград и грантов – почётная стипендия Фонда Роз Биллер, грант от Нью-йоркского Фонда Искусств и другие. С блестящего дебюта на международном фестивале Карамор в Нью-Йорке началась концертная и оперная карьера певицы.

Программа была выстроена по-фестивальному широко: от барочных арий Глюка и Перголези через веризм Пуччини и академичность русского классического романса Рахманинова до американской вокальной музыки и спиричуэлс. Правда, г-жа Фиделиа спела несколько меньше произведений, чем было указано в программе. Причина выяснилась уже после концерта: певица просто не сумела адаптироваться после перелёта из Америки и элементарно простудилась в неприветливом российском климате. Удивительно, но это никак не сказалось на качестве исполнения: г-жа Фиделиа показала превосходное владение голосом, прекрасную школу, и (что особенно отличает её от российских сверстников-вокалистов) – безупречное владение стилем всей палитры исполненных произведений. Веризм, Рахманинов, барокко, Гершвин – вся программа была спета с филигранной отделкой мельчайших деталей. У певицы несомненно большое будущее.

Михаил Аркадьев – фигура на концертной эстраде в нынешнее время достаточно редкая: дирижёр, композитор, заслуженный артист России, музыкальный теоретик, доктор искусствоведения, философ – как говорится, и это всё о нём. Его сочинения исполняются на многих российских и зарубежных сценах; сочинение «Missa brevis» Аркадьева для смешанного хора, детского хора и органа была записана и выпущена на CD фирмой «REM» (Франция). С конца 90-х годов он очень много времени проводит в самолётах, являясь приглашенным дирижером в различных симфонических оркестрах и оперных театрах России и за рубежом. Главный дирижер и музыкальный руководитель Государственного оперного театра в Волгограде (ныне «Царицынская опера»), с нынешнего года он также возглавляет и Тихоокеанский симфонический оркестр во Владивостоке.
Как говорится, «не было б несчастья»: выручая коллегу, Михаил Аркадьев сыграл в концерте целый букет из опусов Баха, Чайковского и Свиридова. Его исполнение счастливым образом сочетает в себе пылкую романтическую свободу с безупречным вниманием ко всем полифоническим нюансам.

А в конце ноября в Питере проходил уже ставший традиционным «Терем-фестиваль», проводимый, как нетрудно догадаться, знаменитым «Терем-квартетом». Этот ансамбль славен своим искусством совмещать на первый взгляд несовместимые вещи – однако, как показал концерт в Большом зале филармонии, «проколы» иногда всё же случаются.

«Терем» нередко выступает в больших залах; часто коллективу доводится выступать в помещениях, вообще плохо приспособленных для концертов – поэтому тот факт, что музыканты «привыкли» к микрофонам, сам по себе не удивляет. Однако БЗФ – это всё-таки зал академический; можно понять, когда микрофоном пользуется губернатор для поздравительного слова – но в идеальном по акустике зале, в котором и выступления классических гитаристов прекрасно слышны даже на хорах безо всякой усилительной аппаратуры, «Терем-квартет» в окружении микрофонов и акустических колонок выглядел несколько странно.

Но хуже другое: концерт был заявлен, как вокальный вечер с участием академических певцов с минимальным опытом «микрофонного» пения (если вообще таковой имелся). Опыта работы с вокалистами у звукорежиссёра ансамбля, похоже, тоже было не густо: потому, например, пение сопрано Яны Иваниловой в первом отделении у автора этих строк ничего, кроме тяжёлого чувства недоумения, не вызвало: микрофон настолько искажал звук, что было невозможно определить даже тип голоса певицы. Затем на сцену вышел бас Пётр Мигунов – солист Капеллы, не так давно принятый в московский Большой театр, где исполняет незначительные партии. Он спел несколько романсов в довольно-таки «кабацкой» манере: опять-таки, может быть, виноват в таком впечатлении всё тот же микрофон.

Затем произошло неожиданное: откуда-то с хоров раздался истошный женский вопль, почти визг: «Уберите микрофон!». После чего с разных мест из зала последовали схожие крики: «Не надо микрофона! Петенька без него лучше звучит!», и так далее. После некоторого смятения на сцене г-н Мигунов отставил в сторону злополучный микрофон и спел «Вдоль по Питерской». Но баланса между подзвученным квартетом и лишившимся усилителя певцом не было никакого; к тому же последний без «электронной поддержки» принялся безбожно форсировать звук, наливаясь красивым розовым цветом. Его было плохо слышно; триумфа не получилось.

Между прочим, насчёт публики на этом концерте надо сказать особо. С одной стороны, сюда пришли «теремовские» поклонники, да ещё и «подогретые» выступлением эстрадного коллектива «Klazz Brothers & Cuba percussion» (они дали концерт за день до этого в рамках того же фестиваля). С другой – любители вокала, поклонники певцов. В результате в Филармонии сформировалось весьма пёстрое сообщество, подавляющее большинство которого имело, скажем так, весьма приблизительное представление о нормах поведения в академическом концерте.

Впрочем, с солистами тоже не всё было гладко: от выступления в одном концерте пока ещё «зелёной» молодёжи и мэтра оперной сцены – знаменитого баритона, признанного во всём мире, в конечном итоге не выигрывают ни те, ни другой.

Владимир Чернов выступал во втором отделении, и после антракта «микрофонная» ситуация как-то стабилизировалась: звучность «Терема» убрали, а певец (всё-таки артист опытный!) держался от микрофона на изрядном расстоянии. Инструментальный состав «Терем-квартета» как нельзя лучше «ложится» на аккомпанемент к итальянским и неаполитанским песням, из которых и состояла программа. Пел г-н Чернов великолепно: он пребывает в отличной вокальной форме, голос звучит прекрасно, и баритон с необыкновенной лёгкостью и щедростью использовал все динамические нюансы от «пианиссимо» до мощного форте “a piena voce”. Порадовали необыкновенный вкус и музыкальность певца (это именно то, чего порой не хватало солистам в первом отделении), а про его великолепный итальянский язык, который он в своё время шлифовал в Италии, я просто не говорю. Музыканты «Терема» в очередной раз продемонстрировали свои чуткость, импровизационность и мастерство даже не в качестве аккомпаниаторов, а я бы сказал, равноправных с солистом участников ансамбля – так что второе отделение концерта компенсировало слушателям все издержки первого и, смею предположить, надолго запомнится как поклонникам «Терем-квартета», так и почитателям Владимира Чернова.

Кирилл Веселаго,
Фонтанка.ру