«Аквариум», скрипка и ничуть не нервно

В этом году рок-группе «Аквариум» исполняется 35 лет. Можно по-разному относиться к творчеству группы, равно как к личности ее бессменного лидера Бориса Гребенщикова, но едва ли можно оспорить тот факт, что «Аквариум» стал абсолютно уникальным культурным феноменом. О творчестве и об особом «аквариумном образе жизни» нам удалось побеседовать с музыкантом группы, скрипачом Андреем Суротдиновым.

В нынешнем году рок-группе «Аквариум» исполняется 35 лет. Можно по-разному относиться к творчеству группы, равно как к личности ее бессменного лидера Бориса Гребенщикова, однако едва ли можно оспорить тот факт, что за годы своего существования «Аквариум» стал абсолютно уникальным культурным феноменом на территории всего советского и пост-советского пространства. О творчестве и об особом «аквариумном образе жизни» нам удалось побеседовать с музыкантом группы, скрипачом Андреем Суротдиновым.

Андрей, во время концертов ты скрываешь глаза за очками а-ля Абадонна. Это такая сознательная демонизация образа «аквариумного» скрипача?

- Ой, а я даже и не думал, что это может рассматриваться как демонизация. На самом деле на сцене яркий свет, как правило, бьет в глаза, поэтому я надеваю очки. Но это не имиджевая, а абсолютно бытовая деталь, не более того.

То есть во время концерта тебе не требуется видеть аудиторию? Визуальный контакт со зрителями не шибко важен?

- Но ты же все равно знаешь, есть они, зрители, там, в зале, или уже все ушли. Это абсолютно точно. К тому же артисты в основном видят только первые ряды, и если это стоячий партер, то там люди чаще всего очень сильно возбуждены. Они боготворят и Бориса, и «Аквариум», а посему им заведомо все нравится. Но по этим людям все-таки нельзя судить о том, что происходит в зале на самом деле.

Вот, кстати, как раз об этом и хотел спросить. Скажи, участие в группе такого калибра заведомо не расслабляет? Поясню. Ты заранее знаешь: чтобы ни происходило, как бы ты ни фальшивил и ни халтурил, поклонники все примут на ура. Им уже в кайф от осознания того, что они просто пришли на «Аквариум». Следовательно, никому ничего доказывать вроде и не нужно.

- Даже если ты отыграешь, скажем так, умеренно хорошо, но при этом все же не так хорошо, как это нужно лично тебе, то никакая восторженная реакция не заменит той самооценки, которая существует. Действительно, есть категория людей, для которых мы всегда будем восприниматься сугубо позитивно, чтобы мы ни делали, но, на мой взгляд, в этом плане у нас достаточно требовательности к самим себе. Бывают, правда, технические накладки – привезли не тот провод, поставили не тот звук. Это же не филармония, где ты со своим инструментом или со своим голосом безо всяких посредников, без помощи каких-то технических средств доставляешь публике радость. А в нашем случае мы лишь наполовину знаем, что происходит в зале, потому что на сцене один звук, а в зале бывает совершенно иной. И это не всегда вина звукорежиссера. Они – наши братья и всегда стараются, чтобы мы звучали пристойно.

У тебя в «Аквариуме» солидный трудовой стаж. Кстати, а трудовая книжка в группе у тебя есть?

- За именем группы тянется сказочный шлейф, но я не помню сказки с участием трудовой книжки. Она есть, но лежит где-то во внешнем мире. А «Аквариум» – это мифическая... Как сказать?.. Нет, не мифическая… Мне кажется, что эта группа, ее существование и несуществование одновременно, это… Ну да, мифическая… «Аквариум» - это отражение того, что на самом деле происходит в жизни. Все вроде бы есть, но в то же время этого всего нет.

Честно говоря, не понял...

- Если копнуть поглубже, выяснится, что по большому счету все это нам только кажется. Вот мне очень часто кажется, что это сон и мне снится, что я играю в «Аквариуме». Одним словом, жизнь в этой группе несовместима с существованием трудовой книжки или визитной карточки, в которой написано: «Андрей Суротдинов, скрипач, группа «Аквариум», служебный телефон, ИНН». Вот когда я играл в камерном ансамбле Московской филармонии, у меня была запись в трудовой книжке, что я солист Московской государственной филармонии, нахожусь на такой-то ставке. У меня были аванс и получка, тринадцатая премия и прочие элементы, присущие службе в государственной организации. Но все это как-то совмещалось с искусством.
Я ведь довольно много лет занимался классической музыкой. Был даже играющим директором ансамбля старинной музыки. Кстати сказать, хотя это и продолжалось недолго, но именно в период директорства я успел понять и осознать, что классовое общество существует везде, даже в маленьких коллективах. Это даже не зависит от того, кто и сколько получает, просто в какой-то момент раз – и превращаешься в маленького начальника, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

А в «Аквариуме» какое классовое общество? Парламентская республика, президентская?

- Не знаю, это кому как: бывает и так, и эдак. Мне кажется, даже в таком относительно небольшом коллективе мужчин можно создать и гармонию, и негармонию. Было бы желание. По мне, так у нас баланс такой… Ну, в общем, правильный.

Скажи, когда пишется новый альбом, кто определяет, будут ли в каждой конкретной песне, к примеру, звучать скрипки? БГ единолично? И почему на всех обложках альбомов пишется: «Автор музыки – Борис Гребенщиков»? Почему не группа «Аквариум»? Он же не изобретает новую песню сразу полифонически.

- Как минимум, Борис придумывает песню. А песня, как известно, состоит из слов и музыки.

Но музыка в данном случае это что? Мотив, мелодия?

- Борис пишет каждую песню как достаточно полноценную вещь. Понимаешь, у нас в группе единственный незаменимый человек - это Боря. Любого другого участника команды можно переставить или просто обойтись без него. Потому что если Гребенщиков выйдет на сцену и споет песню, она будет звучать. Если при этом подключатся клавиши, скрипка или гитары, то песня может приобрести какие-то новые краски, она станет красивее, богаче. Но если все это убрать и оставить одного Борю, то песня все равно останется. И он донесет ее до слушателя. Поэтому я считаю, что Гребенщиков - единоличный автор, и, будет ли в данной конкретной песне звучать, к примеру, симфонический оркестр или стрекотать кузнечик, решать ему. Он – автор, а потому сам определяет, совпадает ли это с его ощущениями песни либо не совпадает. Скрипка, кстати сказать, не самый важный инструмент. Это краска, но краска, без которой, в принципе, можно обойтись. Я помню время, когда Гребенщиков позвал меня поиграть очередной сезон, а это были времена альбома «Лилит». Так вот там он скрипок вообще не слышал, а потому сказал: «Андрей, давай уж на клавишах поиграй». И тогда я купил самые тяжелые клавиши и стал учиться играть на них.

А не печально сознавать, что теоретически без тебя могут обойтись? Тем более в «Аквариуме», где, как ни в какой другой группе, такая жуткая текучка кадров.

- Да, но не забывай, что при этом очень многие обходятся и без Гребенщикова. Я знаю немалое количество людей, которые не только обходятся, но даже выключают звук, когда начинает звучать наша музыка, когда они слышат Борин голос. Многие с таким, знаешь, наездом меня спрашивают: «Ну вот к чему у него такая борода?» Или: «Почему вы такие мелодии поете? Что у нас, мало своих мелодий, русских?» Или вот как-то знакомит меня бывший однокурсник со своей сестрой. Представляет нас: мол, это моя сестра Галя, а это Андрей, он играет в группе «Аквариум». А она мне руки не подает и заявляет: «А я эту группу, и вообще Гребенщикова, не люблю». Серьезная причина не знакомиться!
Это я к чему? Да к тому, что тот факт, что без меня могут где-то обойтись, очевиден. Но я в группе уже почти двенадцать лет, пережил самые разные периоды нашей совместной «аквариумской» жизни и знаю, что Борис обладает уникальным даром создать вокруг себя нечто, в чем хочется участвовать. Хороший тест - представить себя миллионером и спросить себя: продолжал бы ты делать то, что делаешь сейчас? Так вот я спонсировал бы эту группу и играл бы в ней, конечно. Но при этом у меня достаточно своих дел – я участвую в различных театральных и кинопроектах, играю старинную, классическую музыку, в общем - масса всякого. Жизнь у меня достаточно интересная. Она и без «Аквариума» была бы интересная, но «Аквариум» для нас - это не коммерческий проект.

У участников группы нет какой-то ревности к твоим сольным проектам на стороне?

- Я такого не замечал, хотя, в принципе, сама мысль об этом бесплодна. Мне кажется, что самое классное - это когда каждый собой что-то такое представляет и встречается уже для сотрудничества на равных.

Недавно в одесском журнале «Красная бурда» был напечатан шуточный тест-определитель умного человека. По версии авторов, один из показателей большого ума, «если вы не только слушаете музыку Шнитке, но и понимаете тексты Гребенщикова». А вот лично тебе все понятно в поэзии БГ?

- У меня есть такая особенность – с первого раза я вообще не понимаю песню. Я не понимаю, о чем она, так как слышу голос как инструмент. И текст, особенно если он поэтический, я тоже воспринимаю как музыку, написанную поэтом. Словом, в суть проникаю лишь на второй, на третий, а то и на четвертый раз. Я, кстати, очень люблю вопрос: «Борис Борисович, а о чем ваши песни?», иногда даже сам задаю его в тесном кругу. Видишь ли, нередко зал слышит от Бориса то, чего не слышим мы, стоящие на сцене. И в этом смысле мне кажется, что люди, находящиеся в зале, получают от него гораздо больше, нежели мы, музыканты. А все потому, что Борины тексты – они многослойные и смысл может настигнуть нас через час или через год. Да, бывает и такое.

История гласит, что за двенадцать лет работы в группе однажды ты взял «музыкальную паузу».

- Да, на один год я уезжал в Канаду.

Что это было, можешь рассказать подробнее?

- Провел такой вот эксперимент. В принципе, на тот момент и скрипка в «Аквариуме» была не сильно востребована, плюс семейные обстоятельства наложились. К тому же мне было интересно испытать себя. Когда приезжаешь в чужую страну, в город, в котором ты не знаешь ни одного человека, любопытно проверить, что же ты представляешь собой на самом деле. Там, в Канаде, я, наконец, понял, что я умею и чего я хочу.

Ты уезжал, зная, что вернешься? Или по принципу «как пойдет»?

- Скорее всего - да, знал, что вернусь. Но эксперимент был очень интересный, мне все понравилось.

То есть одного года хватило?

- Вполне. А потом я осознал, что у меня такое огромное количество любимых друзей, родственников, интересных дел, красивый город, наконец. В общем, все, что меня здесь окружало, я увидел как бы со стороны и понял, что очень сильно скучаю. При том что там, безусловно, можно себя занять, найти работу, найти новых друзей. Но для меня это все-таки было безвоздушное пространство. Потому что в России есть то, чего нет там. Знаю, для очень многих это звучит довольно неубедительно, но я отвечаю за эти слова. Есть здесь, у нас, какое-то излучение, которое дает жизни.

«Дает жизни» звучит примерно «дает прикурить».

- Наверное, но во всех отношениях это именно так. Здесь есть и то, и другое. Полярность неимоверная – и ужаса достаточно, и света.

И там это все было дано тебе в ощущениях, а не потому, что ты такой вот ура-патриот?

- Конечно, я абсолютно трезво отношусь к подобным вещам.

В одном из своих недавних интервью БГ сетовал на то, что в наши дни в России слишком много депрессивной музыки, а посему необходимо выдать как можно больше оптимизма в этом направлении. Но ведь «древнерусская тоска» - это исторически наша фишка, это наша ментальность. Самые лучшие, самые выдающиеся вещи здесь были созданы именно в миноре.

- Ну да, мажорных страданий не бывает. Но в том-то и дело, что ни в чем нет однозначности. Мажор и минор вещи не столь уж и древние – раньше существовало огромное количество ладов, содержавших в себе элементы как мажора, так и минора, но при этом таковыми в чистом виде не являвшимися. И поэтому в музыке в ту пору была такая… бодрость духа

И теперь «Аквариум» занимается ее, бодрости духа, возрождением?

- По возможности. Наверное, да. Потому что, повторюсь, в этой жизни достаточно ужаса.

Скажи, а остальные участники группы разделяют позицию своего лидера, который в последнее время довольно активно вписывается в разные акции, подписывает какие-то письма, петиции, делает довольно резкие заявления в адрес властей?

- Я непосредственный свидетель того, как в нашу студию регулярно ломится огромное количество представителей каких-то организаций, которые, помимо прочего, просят подписать письмо в пользу или против чего-либо. Я вижу, как от очень большого количества предложений Борис отказывается, поскольку чувствует связь между тем, что он делает и произносит, и тем, что в результате этого получается.

Прямо скажу, не столь давняя акция с церковью и посадкой березок как-то не шибко удалась.

- О, это вообще отдельная история. Ты же понимаешь, что человеку очень важно сообщить, куда его вписывают. И если его ведут сажать березку, не ставя в известность о существовании некоего конфликта и о том, что его собираются эксплуатировать, дабы поддержать одну из сторон этого конфликта, то, на мой взгляд, это очень несправедливая вещь. Нельзя использовать втемную чужое имя ни при каких обстоятельствах. При том что я лично видел, как это может делаться, к примеру, в политических целях. Представь себе: приезжаем мы в Казахстан выступать на стадионе и в последний момент узнаем, что это не рядовое выступление «Аквариума», а некая предвыборная политическая акция. Выходит на сцену некий аксакал и говорит: вот это, мол, мой друг Борис Гребенщиков, он меня поддерживает. На что Боря корректно так отвечает: «Ребята, мне кажется, вас держат за баранов». И группа после этого едва уносит ноги...
Короче, я знаю одно – Боря очень тщательно следит за тем, чтобы его не использовали втемную, и не хочет быть орудием реализации чьих-то амбиций, политических ли, иных ли. Но я не хочу и не могу выступать интерпретатором его высказываний. Наверное, о таких вещах следует спрашивать его самого.

Андрей, боюсь, что нельзя обойтись без банального вопроса о твоих «внеаквариумных» планах.

- В ближайшем будущем я хотел бы освоить определенное количество книг из числа тех, которые до сих пор не успел прочитать. Что же касается сольного творчества… Вот сейчас записываем диск с ариями Генделя с органистом Григорием Варшавским и певицей Мариной Черноусовой. Еще у меня открывается такой сезон театральных премьер – пишу очень много музыки для театра. Во-первых, это спектакль «Девушка и кентавр» в постановке первого в России театра инвалидов. Очень сильная постановка, сделанная очень сильным человеком – Геннадием Волноходцем, которого я безмерно уважаю. Затем сотрудничаю с Александром Баргманом и Анной Вартанян, с которыми делаем спектакль «Иванов» по Чехову. Ну и конечно, «Женитьба Фигаро» в постановке Виктора Крамера…

Это который с Мерзликиным в главной роли?

- Да. Музыку писали с Борей Рубекиным и очень веселились. Плюс есть еще несколько интересных проектов, но все я пока не хотел бы озвучивать.

Ну и под конец блиц – три вопроса, навеянных песнями группы «Аквариум». Итак: «Какая рыба в океане плавает быстрее всех?»

После довольно долгой паузы:
- Что-то я как-то сразу начинаю тупеть. Наверное, та, которой вода не мешает. Хотя хорошей рыбе она скорее всего и так не мешает?

«Куда ты, тройка, мчишься, куда ты держишь путь?»

- Ну, в какие-то, с одной стороны, удивительные места. А с другой – ничего удивительного, потому что еще знаменитые библейские герои говорили, что все уже было. Так что часто оказываешься там, откуда уехал.

И наконец, последний вопрос: «Если там есть сцена, то что ты споешь им «на бис»? Какой песней ты бы хотел завершать концерты «Аквариума»? Какой, на твой вкус, должна быть финальная кода?

- Классный вопрос. Задача непростая. По моим ощущениям, наверное, это Девятая симфония Бетховена. Надо бы еще подумать, но, скорее всего, это должна быть песня не из репертуара «Аквариума». Может, «Монти Пайтон», какой-нибудь помпезный, радостный гимн?.. Но пока на финал у нас есть и свои «Джунгли», и свой «Горный хрусталь».

Игорь Шушарин
Читайте материал в газете «Ваш тайный советник» за 12.02.2007