Согласно исследованию Союза журналистов России и Центра экстремальной журналистики, оппозиционная точка зрения фактически не представлена в ведущих эфирных СМИ. В интервью «Фонтанке» лидер «Яблока» Григорий Явлинский признался, что две недели назад, будучи в Петербурге, впервые за последние три года оказался в прямом эфире на телевидении.
Союз журналистов России и Центр экстремальной журналистики обнародовали результаты мониторинга федеральных телеканалов на предмет отражения политической жизни страны. Согласно этому исследованию, оппозиционная точка зрения фактически не представлена в ведущих эфирных СМИ. В интервью «Фонтанке» лидер «Яблока» Григорий Явлинский признался, что две недели назад, будучи в Петербурге, впервые за последние три года оказался в прямом эфире на телевидении.
- Правда ли, что ночью после последних выборов в Думу президент звонил вам и поздравлял с победой?
- В два часа ночи.
- Что это было?
- А то, что мы прошли.
- Что же случилось к утру?
- Явку поменяли. Увеличили...
- Это означает, что президента подставило окружение?
- Нет, просто он поменял свою точку зрения. По итогам голосования явка была 47 процентов, а затем ее решили увеличить до 53. Это давало более выгодную структуру парламента. Вбрасывать в 6 утра культурно 1,5-2 миллиона голосов уже не было времени, поэтому их добавили одной партии. У всех остальных это автоматически голоса отнимало. Для нас потеря 1,5 пунктов оказалась роковой.
- Почему же вы не пошли на улицу с криком «Ограбили!»?
- А никто не захотел.
- А вы почему не захотели?
- Мы 70 судов провели.
- А выйти на улицу?
- Я вышел и походил. Втроем, вчетвером, десять, пятьдесят человек. Я звал всех: придите, поддержите, это ваши голоса. Все были заняты. Сейчас дело в Страсбургском суде. К концу следующих выборов оно как раз оттуда выйдет.
- И все повторится.
- Выборы - это заключительный акт. Акт рождения ребенка. А для того чтобы победить, надо работать все время. Появляться, рассказывать, убеждать. Сама кампания - как рывок. По тому, как сегодня работает телевидение, вы можете считать, что выборы завершены. Потому что ничего за этот год не изменится, каналы никто не откроет – и все уже ясно.
Почему никто не вышел на улицы? В том числе, потому что меня все журналисты единственное о чем спрашивают – что вы будете делать на выборах, вы объединитесь или не объединитесь?
- Кстати, что вы думаете о Касьянове?
- Его зовут Михаил Михайлович, он был премьером Российской Федерации.
- А его перспективы?
- Политика – это искусство, а ему еще надо быть оппозиционным политиком. Это трудно. Посмотрим, как он будет себя вести. Если Касьянов продемонстрирует, что он что-то может, я буду его всерьез рассматривать. Идеологически он мне не близок, остается, чтобы я его признал как игрока. Посмотрите, как его развели с Демпартией: он не смог просчитать ситуацию.
- Вас тоже можно упрекнуть, что проигрываете выборы.
- Меня как игрока признали избиратели. 3,5 миллиона на последних региональных выборах по стране и сейчас 300 тысяч на выборах в Москве. Вот мои верительные грамоты, и я на этом поле 15 лет. А он только появился. Ваш упрек мне несправедлив еще и потому, что он сам пришел в эту партию. И сам не понял, что там произошло. А дальше я говорю, чтобы я признал тебя лидером – ну покажи, что ты можешь. Это как с пацанами во дворе. Вот появился новенький в красивой кожаной курточке. Но чтобы мы тебя признали главным, ты покажи что-то.
- Вас уже достали вопросом об объединении с СПС...
- Послушайте, дело не в этом. Вы не объясняете людям, что это не выборы. А у людей в голове шизофрения. Они, конечно, понимают, что это не выборы, но другой частью головы они думают: ведь «яблочники» же проиграли выборы. Они спрашивают меня: мы вас во время выборов не видели, где вы были? Я 14 апреля впервые за три года был в прямом эфире на телевидении в России. Звонит зритель и говорит: послушайте, вы вроде нормально выглядите, а вас нигде нет. Он был поражен, что я жив.
* - Сейчас случилось очередное обострение по поводу возможности третьего срока для президента. Как вы думаете, дожмут?*
- К этой теме будут все время возвращаться, потому что у властей нет решения вопроса. Поэтому система и нервничает. Не следует забывать, что собственность у нас не безусловная. В зависимости от должности контролируются финансовые потоки со всеми вытекающими. А всякая смена власти «чревата». Вот, любят рассуждать о наследнике... Ну договориться можно, а цена договоренности какая, какая вера?
- А сумма на кону безумная.
- Дело даже не только в этом. Комбинация факторов. Это и вопросы личной безопасности, вопросы сведения счетов, богатства. И еще они же упаковывают свои действия в некое мессианское представление о том, что они спасители российской империи. А если не они, то придут пятые-шестые-седьмые колонны – и страна погибнет. Вот представьте, что вы председатель «Газпрома». И у вас такая мысль, что если вы уйдете, то «Газпром» пропадет. Так они перед сном каждый день оправдывают свою жизнь.
- И все же, чтобы провести вариант с референдумом о третьем сроке, остается не так много времени.
- В том-то и дело.
- То есть нас ожидает...
- В ближайший год нас ожидает много интересного.
- Референдум не может проходить менее чем за год до выборов...
- Я об этом не думал. Там столько людей над этим думают, что я освободил себя от такой обязанности.
- Но партии затем и существуют...
- На данный момент наша партия существует для того, чтобы не участвовать во всей этой гадости. Мы не будем участвовать в незаконных схемах. Это я могу сказать твердо. Будут ли выборы, что это будут за выборы, кто именно будет расписывать пофамильно депутатские мандаты - это вещи, которые выходят за пределы нашей компетенции.
- Как это следует понимать: вы не будете участвовать в думских выборах?
- Будем, если будут. Но вот какие они будут, мы еще с вами не знаем.
- На региональных выборах, которые проходили в марте, отрабатывались новые схемы. И результаты этих выборов, согласитесь, достаточно тяжелые для либералов.
- Выборов нет. Эти результаты говорят об отношении, если хотите, к демократам и либералам со стороны администрации президента и больше ни о чем.
- На следующих выборах в Думу будет то же отношение, но вы все равно будете участвовать?
- Есть разные мнения, в том числе такое, что не надо участвовать, так как все это заказное. На это есть серьезные аргументы, которые я понимаю. И другое: несмотря на то, что это так, все равно в какой-то форме надо участвовать. Я не знаю, какая из них лучше. Я готов принять все аргументы первой точки зрения, хотя сам отношусь к школе мысли второй точки зрения. Но допускаю, что доведут дело до того, что мы будем вынуждены примкнуть к первым.
Вот допустим, вы болельщик, болеете за «Зенит». Команду выпустили на поле, но такое придумали правило, что все ваши игроки должны играть с завязанными глазами и мешками на ногах. Можно обсуждать: следует им играть по этим правилам или вообще не стоило выходить. Мы посмотрим, какая будет мера бесстыдства. От этого будет зависеть наше отношение. Например, в президентских выборах 2004 года мы не участвовали.
- Если партия фактически не может участвовать в выборах, зачем тогда она нужна?
- Как зачем? Она существует для того, чтобы отражать мнение достаточно многих людей, разговаривать с избирателями. А кроме того, это же не вечно. Вот сейчас политический мороз, но даже в этих условиях нужно вести диалог с разными силами. В том числе и с властью, потому что это наша с вами страна, мы за нее отвечаем. Оппозиция заключается не в том, чтобы ссориться и скандалить, а в том, чтобы раз и навсегда обозначить стратегическую линию и от нее не отступать. Мы советские люди, жили и не в таких условиях. У нас большой опыт. Мы переживем это время и будем двигаться дальше.
- Долго придется жить...
- Ничем не могу помочь. В России вообще, как сказал один человек, нужно жить долго. Был шанс в 1991 году. Его дискредитировали. В результате теперь откат. Закончится откат. Кто-то, может быть, скажет: а эти ни разу ни предали, не обманули, не украли. Может, стоит, им дать возможность что-то делать?
- А вдруг, избирателям такие не нужны, которые не обманули?
- Так в жизни не бывает. Избиратели могут не верить. Но это надо всем. Даже избирателям, сидящим в тюрьме.
- Вы сейчас не жалеете, что в середине 90-х, когда была возможность, не вошли в правительство?
- То есть что я не украл ничего? В общем, не жалею. А больше там нечего было делать.
- А может быть, вы могли бы что-то изменить?
- Нет, я мог бы только успеть выйти. Что я и сделал. Я же был в правительстве. Не надо иллюзий. Правительство – это механизм, в котором вы либо участвуете, либо уходите. Давайте вспомним те годы. 1992 год – начало реформ, 2600 процентов инфляции. 2003 год – как результат этих процентов – расстрел Белого дома. 1994 год – начало войны в Чечне. 1995 – залоговые аукционы. 1996 – избрание Ельцина на второй срок. 1997 год – делаем пирамиду. 1998 год – пилим транш МВФ, затем дефолт. 1999 – новая война и приход Владимира Путина. В какой год мы должны были быть в правительстве? Что из этого мы должны были делать?
- А нынешнее правительство что делает?
- Оно поддерживает «статус кво». Ту систему, которая сложилась раньше. Оно ее не меняет и ничего не делает, поскольку оно имеет наркотик в виде высоких цен на нефть. А система, вернее, отношения, которые она предполагает, с середины девяностых не поменялись.
- Нынешняя реальность, очевидно, все же устраивает большинство. Либо значительная часть общества в определенный момент говорит: все, достаточно. На что у вас надежда: что людей достанет и они выйдут на майдан?
- У меня надежда простая. Я как минимум дважды видел политические чудеса. Я убежден в своей правоте, мы работаем, а жизнь подскажет. Но провоцировать людей, как попы гапоны, мы не можем. Пытаемся говорить по-честному, а не тратить время на заседания в общественных палатах. Тратить миллионы долларов, чтобы попасть туда и обсуждать запрет слов «доллар» и «евро» – извините.
- Места там, говорят, стоили дорого.
- Так это правильно, это для тех, кто бизнесом занимается. Они куда могут - туда и проникают, чтобы иметь крышу. Они считают, что так устроена жизнь. Те из них, кто поумнее, когда их посадят, тоже будут считать, что жизнь так устроена. А глупые, когда их посадят, будут каяться. Когда-нибудь это будет. Не знаю, кто это будет делать, я не буду, но кто-то будет. Потому что совмещать бизнес с властью не надо.
В России революции происходят тогда, когда разрыв между властью и гражданами, между реальностью и тем, что в головах, становится непреодолимым. Так было в 1917-м и 1991-м годах. Как на Украине – перестали верить. Не важно, что потом, важно, что в этот момент. Это как развод в семье. Неважно, как сложится дальше, но вот сейчас – все. Не верю ни одному слову, развод с этой властью. А дальше – это вопрос времени и конфигурации. Не дай бог, это может оказаться очень жертвенным и кровавым.
Беседовал Александр Горшков,
Фонтанка.ру